Они встретились у дверей магазина. Хотели сделать вид, что снова не заметили друг друга, как обычно молча разойтись, но что-то их остановило, что-то их заставило шагнуть друг другу навстречу.

Один из них, чисто выбритый, одетый в неплохой, но уже отмеченный временем костюм, улыбнулся в знак приветствия.

— Коровин! Ну, здравствуй, Коровин! Сколько лет, сколько зим!

Второй, одетый попроще, да и не столь свеж лицом, в смысле, не брит, улыбнулся в ответ с кислинкой.

— Здравствуй, Петр Сергеевич, а чего так официально-то? Еще бы товарищ впереди вставил бы. Экая бы ностальгия по мозгам чмакнула.

— А мне, Николай, теперь до лампочки, как ко мне обращаются. Пусть хоть даже по детско-юношеской кличке. Не обиделся бы, по той же причине. Ностальгия. Ты помнишь, как меня в детстве кликали.

— Как не помнить, помню, однако в те времена ты спуску никому не давал тем, кто так к тебе обращался. Помню и со мною раза два махалки были. Навалял ты мне оба раза.

— Хе-хе! Эх, молодость! Как живешь-то нынче?

— А как мне жить-то? Доживаю! Как ты? Как жена?

— Эх! По разу на неделе каждого в месяц скорую помощь вызываем, и то ладно. Количество вызовов пока не увеличивается. А ты свою схоронил? Жаль Веру!

— Жаль! Так она сердце себе изорвала в клочья. Один только сын, сколько горя принес. Да и со мною, сам знаешь, не все ладно было.

— А я приходил на похороны. В сторонке постоял. Простился.

— Я видел.

— А чего не позвал?

— Думал сам подойдешь. Все как в тумане!!!

— Я и на могилку к ней заходил. Ты молодец! Все простенько, но чисто и аккуратно.

— А кому же еще этим заниматься? Сын уже лет пять не показывается.

— Ну, все равно ты молодец. Хоть и один живешь, а сохранился неплохо. Я перед тобою просто старик.

— Так в наше время каждый год за пять считать надо. Ты на полтора года старше меня, считай на семь с хвостиком. В магазин?

— Ну а куда же еще? Жена решила меня пышками побаловать. За яйцами послала.

— А я за хлебом.

— Слышь, Коль, а пойдем к нам? Жена может по рюмочке нальет, а там и чай под пышки. Пойдем!?

Второй немного помолчал, обдумывая предложение.

— Нет, Петь, не пойду. И водка, и пышки, уже не в радость. Да и беседа за столом удовольствие мне не доставит.

— Ну как знаешь!

Старики разбрелись по своим отделам в магазине. Домой шли каждый своей дорогой. А дома Николай за стаканом чая, и очередной дребеденью в виде сериала по телевизору, вспоминая о том, какой кусок из сердца его жены своей подлостью вырвал Петр, думал, может, настало время всепрощения. Может быть, прошел срок давности и такому человеческому проступку, как подлость? Жена бы одобрила их примирение.