Очень примерный и в то же время ничем не приметный гражданин Евгений Петрович Сойкин в жаркий день хватанул ледяного кваса, и напрочь осип. Утром встал — говорить может только шепотом, и то еле слышным. Интимным таким. И голова у него разболелась, и в груди жжение образовалось. Все сразу.

А ему же на работу, в аптеку идти некогда. И пошел Евгений Петрович с утра пораньше к одинокой соседке Юлечке, медсестре. Думал, у нее есть какое-нибудь лекарство. И только Юлечка открыла дверь, Евгений Петрович зашептал ей о своей хвори. А сам прямо горит весь. То за сердце схватится, то за голову. Юлечка ничего не поняла. Вернее, поняла, но по-своему. И вся так и обомлела. Упала Евгению Петровичу на грудь. И тоже шепчет:
— Я так долго ждала этого от вас, нерешительный вы мой!

И увлекла Евгения Петровича вглубь квартиры. Еле он от нее отбился. Уже после того, как все случилось.

А горло-то болит по-прежнему. И хотя Юлечка несколько пошатнула его веру в бескорыстность добрососедских отношений, решил Евгений Петрович попытать счастья еще в одном месте. У Щекотихина, теща которого слыла знахаркой.

Позвонил Щекотихину в дверь. Тот открыл, а Евгений Петрович показывает на свое горло и шепчет:
— Дай чего-нибудь. Болит.

Щекотихин страшно удивился — сосед его слыл трезвым человеком. А тут с утра пораньше опохмелиться просит. Ну и дал ему какой-то настойки. Себе тоже налил. Потом еще по одной выпили. И надо же — горло у Евгения Петровича прошло. Но пришло неизвестное ему чувство опьянения.

И вот в таком виде — с галстуком на боку, в засосах, в губной помаде, он и явился к себе на работу. Мало того, что опоздал — дал еще вечно подшучивающему над его интеллигентностью Курдюкову в глаз, послал куда подальше своего начальника, когда тот потребовал от него отчет, и заснул за столом. А проснулся знаменитым. Теперь его все зовут не иначе как «наш Петрович»…

© Марат Валеев