Замуж я вышла за одноклассника Димку, с родинкой на правой щеке. Она многим девчонкам не давала покоя, как и его пухлые губы, голос, которым он мог к себе любую примагнитить. На гитаре играл — заслушаешься. Знал кучу баек, всегда был душой компании. А еще у него были пронзительно голубые глаза, которые не обманут, заглянут в твою душу и все про тебя сразу поймут. Он меня одно время не замечал, да и был постарше. Интересовался своими ровесницами, которые уже красились, иногда вызывающе одевались и липли к нему со страшной силой. А я… Ходила, вздыхала и все мечтала, чтобы из меня — гусеницы — наконец-то вылупилась бабочка. И однажды она выпорхнула, после лета. Тогда я вытянулась, схуднула, волосы закучерявились почему-то.

Пришла первого сентября в школу, последний класс был, и многие меня не узнали. А Димка уже поступил в училище, проходил мимо и споткнулся взглядом об меня. Я не верила своему счастью! Какая тут школа, уроки? Мне бы быстрее сбежать, чтобы за углом увидеть любимые голубые глаза. Он ждал меня каждый день, сам прогуливал свою учебу. И мы шли, куда глаза наши глядели вернее, смотрели мы только друг на друга, а ноги нас вели неважно куда. В парк, к реке, а вечером в самые темные, но такие уютные углы, где можно целоваться до одури. Когда губы уже болят, дыхание сбивается и хочется безумно чего-то большего. Но Димка не торопился, понимал и ждал. А я сама себя боялась, своих желаний и безумной любви к еще, по сути, мальчишке.

Мы еле дотерпели до моего выпускного, после него все и случилось у Димки дома — его родители тогда уехали на дачу, и мы остались одни. Было больно, сладко, потом гадко и снова сладко. Я вроде бы разочаровалась после нашей первой ночи… От стыда, наверное, и других переживаний, свойственных девушкам, а потом меня наполнил пузырь счастья и радости. Хотелось навсегда прижаться к Димке, и чтобы эта наша ночь никогда не кончалась. Утром я боялась, что на этом все и завершится. Ведь так бывает, когда парни свое получают. Вот закралась такая подлая мыслишка, хоть и была у нас любовь. Только зря я боялась. Димка мне за завтраком подарил розочку и сказал: — Давай поженимся!

А я засмеялась счастливо-счастливо и кивнула головой — слов не было. Родители, конечно, не особо обрадовались. Димка только учиться пошел, я — школу закончила. Но как-то все устроилось. Любимый крутился, подрабатывал. В институт я поступила, хотя по большому счету не до того было, но я тогда всем пообещала и смогла. Свадьбу сыграли летом, веселая получилась — теплая, узким семейным кругом. Отмечали на даче у Димкиных родителей, в долги не влезали. Не нужна нам была вся это мишура: лимузины, дорогой ресторан, умопомрачительное платье.

Жить мы стали с родителями, Димки, потом его бабушка уступила нам свою однушку, переехав к дочери — маме мужа. Я обустраивала гнездышко, радовались, что теперь мы сами хозяева и можем делать все что пожелаем. Денег особенно не было, я перевелась на заочный, подрабатывала официанткой. Дима почти бросил училище и пытался найти работу, которая сделала бы нас богатыми. Долго ничего у него не получалось. Он стал злым и раздражительным, а потом… Как-то пришел домой весь дерганый, но очень довольный. Хвастливо бросил на кухонный стол пачку денег. У меня сразу как-то в сердце кольнуло…

— Что это? Откуда?

— Просто радуйся и купи себе, что хочешь.

Конечно, я улыбнулась, а в груди защемило, и тревожно стало. Дима стал все чаще пропадать с какими-то новыми друзьями. Приходил ночью, есть не хотел, ко мне не спешил с исполнением супружеского долга. Я не понимала, что происходит. Начались скандалы, упреки. Муж сильно изменился: то был апатичный и вообще не реагировал на мои слова, то зверел, стучал кулаком в стену, разбивая руку до крови. Были периоды, когда он вроде бы становился нормальным, но я уже боялась верить, что все станет как прежде. Не зря боялась. Все реже ко мне «возвращался» прежний Димка, родной, любимый… Все чаще он становился чужим, опасным.

Однажды мужа принесли в невменяемом состоянии. Незнакомец был краток: «Передоз. Надо откачивать». Он кому-то позвонил, приехал еще один незнакомый человек. Оба по-хозяйски ходили по нашей квартире, приводили в чувство мужа. А я сидела на кухне и рыдала. Теперь все стояло ясно, но не легче, наоборот, намного страшнее.

Что делать дальше? Кто виноват? Как я могла такое пропустить? Но что я знала об этой стороне жизни? Ничего. Никогда в моем окружении не было людей, которые не понаслышке знали бы о запрещенных веществах, а тут такое! Утром я Диму не трогала, только к вечеру закидала вопросами, огорошила горькими слезами.

— Брось. Это случайно. Я не такой, — ответил он.

— А какой?! Ты изменился, я не узнаю тебя. И откуда деньги эти, что ты приносишь? Ты ведь нигде не работаешь…

— Работаю. Только не спрашивай ничего. Меньше знаешь, крепче спишь.

— Значит, это что-то незаконное?!

— Тебе не следует знать! Хватит, все.

А я желала знать, потому что устала жить в страхе, все больше отдаляться от мужа. Но не успела ничего предпринять. К нам пришли рано утром, Димы дома не было — он так и не пришел. В квартире был обыск, полиция нашла наркотики. Часть их была спрятана в моих вещах… Естественно, меня приняли за соучастницу. Мои объяснения никому не были интересны. Не хочу рассказывать об унизительном судебном процессе. Дима пытался меня защищать, но… Этих «но» было слишком много.

Сразу после суда и оглашения приговора мужу стало плохо. Он умер. И я осталась совсем одна на белом свете. Почти все от меня отвернулись. Только родители поддерживали и самая близкая подруга. В колонию меня этапировали далеко от дома. Пожилым родителям было не наездиться, присылали мне посылки, писали письма. И подружка дорогая не забывала. Конечно, тоскливо было до жути, что вот так жизнь сломал когда-то любимый человек, которого теперь нет на этом свете. А мне еще долго мучиться на этом — из-за него. Предал он меня, обманул, заставил отвечать за свои грехи. Многие ведь поверили, что и я с Димой была заодно. Шептались за спиной: «Муж и жена — одна сатана! Вдвоем торговали зельем, вот и попалась. Поделом ей». Теперь не отмыться во веки вечные, видно. Я старалась об этом не думать, потому что хотелось отстраниться от новой реальности. Не дышать, не видеть, не знать. Наслушалась тут много историй, похожих на мою… А кто знает, где правда, а где ложь? Наверное, и мне не верили, в душе осуждая за обман. Кого-то дома ждали мужья, от других сразу отказались, и они горевали в одиночку. Тоска нас терзает — тех, кто без любви, без поддержки, без заботы. Хоть в петлю лезь, да не получится.

Много мы говорили о заочницах, которые не предавали своих сидельцев. Безбоязненно знакомились, писали, передачки привозили, становились невестами, играли свадьбы в тюрьме, оставались на длительные свидания, потом снова ждали, когда уже на свободу выйдет, рожали детей и тащили на себе весь этот груз забот. Женщины милосерднее, доверчивее, наивнее мужчин. Готовы собой пожертвовать, всем, что имеют, но не предавать, держаться любимого человека и любить его изо всех сил. А сколько среди них обманутых? Тысячи, а может и миллионы. Потом по телевизору показывают или в газете пишут: «Вышел из тюрьмы. Начал бить, пить, гулять. Застрелил». Или замучил, или бросил, обобрав до нитки. Думаете, это чему-нибудь научило женщин? Все равно находятся новенькие, которые ведутся на тюремную романтику, играют роль ангелочков-спасительниц и ждут, ждут, ждут. У мужчин такого нет. Брезгливо отворачиваются, узнав твою историю, оскорбляют, обвиняют и уходят, не оглядываясь. Я тоже пыталась искать мужчину по объявлениям в газете. Вначале вроде бы все хорошо, а потом… Когда скажешь правду… Кто-то тут же обрывал общение, а другие… Вспоминать не хочется. До слез… Не ленились, писали последнее прощальное: «Обманщица! Гадина! Преступница! Тварь и наркоманка!» Никто даже выслушать не захотел, понять, поверить. Ставили на мне черную метку и вышвыривали вон из своей памяти.

Саше я про себя ни словечка не сказала. Испугалась, боялась потерять его. Врала в письмах, что сейчас нахожусь в длительной командировке на краю света, где нет нормальной связи. А самой так стыдно было! И он ко мне прикипел, потому и не выяснял, верил до конца. А я без его писем уже жить не могу. Нет, он мне не лил сироп в уши и не вешал лапшу. Мы с ним в наших искренних и откровенных письмах говорили по душам, делились самым важным для нас и друг друга. Я не влюбилась в Сашу, а полюбила его очень глубоко. Сейчас у меня одна цель — выйти по УДО. Уехать из города, в котором меня все знают, далеко-далеко. Забыть напрочь больное прошлое и начать жить заново. Мне придется много врать, я это, увы, понимаю. Надо придумать новую легенду о себе, каким-то чудом найти работу с судимостью и только тогда увидеться с Сашей. К сожалению, я не смогу рассказать ему всей правды, потому что… Люблю его сильно-сильно. А если он мне не поверит и уйдет? Точно знаю: не переживу это. Никогда. Один выход будет — петля. Ради своего счастья, хорошего будущего, любви, которую я, наконец, встретила. И которую ни за что не потеряю.