Написано было давно, год назад, но не опубликовал. Не было смысла. Вот теперь неожиданно наткнулся. Чего пропадать. От души писалось.

— Тебе понравилось? — спросил я.

— Что понравилось? — удивленно, вопросом ответила ты.

— Берег зимнего озера.

— А! Ну конечно! Мне кажется до сего времени во мне еще живет запах того твоего костра.

— Поедем?

— Куда?

— Со мной.

— А это не опасно? — улыбнулась ты.

— Дорога всегда немного опасна. Но я поеду очень аккуратно.

— Что это? Где мы? — спросила ты.

Я остановил машину на самой макушке высокого лесного склона. У самого начала склона стояли санки. Самые обычные санки. Только побольше детских.

— Как что? Санки

— Мы будем кататься на санках?

— Ну хотя бы один раз мы на них прокатимся.

Санный путь был уже проложен. Полозья в глубокой колее были словно приклеенные. Но скорость спуска захватывала дух, а на крутых виражах душа выскакивала из тела и летела по прямой, в то время как санки уже сделали крутой поворот.

Ты кричала, но не от страха, а от восторга, и плотнее прижимались ко мне.

Ты на крутых виражах хватала меня за руки, которыми я тебя аккуратно но крепко полуобнимал.

А у меня кружилась голова, то ли от скорости, то ли от крутых витражей, то ли от близости тебя.

Сани скользили на большой скорости, огибая одиноко строящие на склоне деревья. Я знаю. Ты просто обожаешь скорость.
Ты закричала еще громче, санки у подножья склона выскочили на небольшой луг, который заканчивался обрывом. Но я был к этому готов, я с силой воткнул пятки в снежный наст, мы скрылись в густой снежной пыли. Санки остановились, пыль рассеялась, обрыв был буквально метрах в трех впереди нас. Ты обернулась посмотрела на меня, лицо было в нежной крошке, под густыми длинными ресницами, которые казались еще длинней и гуще из-за снежной пыли, осевшей на ней, сияли огромные глаза. В них был испуг, но не просто испуг, а испуг переполненный озорством.

— Ух! Сказала ты: — Ты что со мной делаешь?

— Катаю, хочу пригласить тебя в новое твое жилье.

Я показал пальцем на бесформенную кучу, похожую на кучу снега.

— Снова шалаш?

— Ну почему шалаш? Это иглу.

— Настоящий иглу?

— Ну на настоящий вряд ли бы я набрал столько снега, но постарался как можно реалистичней его произвести.

— И что мы будем в нем делать?

— Как что? Трапезничать.

— И чем ты хочешь в этот раз меня угостить?

— Как чем? Раз мы в иглу, значит мы эскимосы. А раз мы эскимосы, то есть будем еду эскимосов. Оленя и тюленя.

— Что? Да ты с ума сошел!!! Где ты это все взял? Но, знаешь, спасибо конечно тебе, но что-то мне не очень хочется есть.

Я взял тебя за руку, и проводил в ледяную избушку. Большой березовый пенек служил импровизированным столом у входа в иглу. Пенек поменьше, накрытый вязанным крючком, круглым ковриком, должен был служить для тебя стулом. Ты села, но в глазах твоих я видел испуг, который отличался от того, что был после спуска с горы.

— Ничего не бойся, сказал я тебе, и укутал тебя большим куском…

— Что это? — спросила ты.

— Шкура белого медведя!

Ты взяла в руки край… Подняла на меня веселые глаза, из которых испарился испуг.

— Ну не шкура. Но ведь похоже, — улыбнулся я.

— Похоже.

— А сейчас мы с тобой, как настоящие северные люди выпьем по бокалу свежей крови синего кита…

— Что?

— Ну мы с тобой любим китов, поэтому его кровь нам заменит другой напиток.

Все было заранее приготовлено. Ты выпила, закусила долькой мандарина, увидела в метре от входа в иглу странное пятно без снега, от которого шел пар.

— А это что?

— А это наши оленя и тюленя, ждут нас. Я отбросил в сторону кусок метала, где в небольшой ямке стояли два обычных глиняных горшка.

Я достал один из них.

— Это оленя…

В горшке свинина тушенная с овощами.

Достал второй горшок.

— Это тюленя…

Там лежали куски жирной курица за печенной на углях.

Тебе непривычно было кушать прямо из горшочков но ты старалась, и мне казалось, что тебе все это нравится.

— Знаешь чего не хватает? — сказала ты.

— Чего?

— Костра.

— Сейчас все исправим.

Я вытащил большую охапку дров из-за иглу, и бросил его на угли.

Костер жизнерадостно трещал поленьями, ты любовалась его пламенем, а я украдкой любовался его отражением в твоих глазах.