В зловещем тумане он жертву находит,
Он тихо крадётся у вас за спиной.
И глядя, как с вами беда происходит,
Он дико смеётся и брызжет слюной…

Дождь косым занавесом закрывает чащу глухого леса, освещаемого лишь бледным светом полной луны. Тусклый луч света старенькой лучины едва пробивает вязкую тьму, окутавшую эти забытые места. Настолько тёмную ночь в краях, где я родился, называют «ворожей», ночью колдунов, ведьм, бесов; временем, когда Изнанка – грань между мирами – истончается настолько, что разница почти не заметна. Возможно, это простые байки, но проверять на себе нет особой охоты…

Быстрым шагом, утопая по колено в грязи, игнорируя страшный ливень и пронизывающий ветер, я иду единственной известной мне дорогой, пересекающей Дикий лес. Изо всех сил надеюсь встретить на пути хоть какое-то село, где можно отдохнуть и восстановить покидающие меня силы. Несколько дней почти безостановочного пути знатно вымотали меня.

Пылающие огни, наполненные теплотой и жизнью, танцуют где-то вдали. Я присмотрелся внимательнее и измученно улыбнулся. Нарастающий гул и редкие крики, пробивающиеся сквозь безумный звон ударов капель о стволы деревьев, подтвердили мои догадки. Не больше километра остаётся до деревушки, забытой в мёртвой глуши…

Подойдя достаточно близко, я оценил поселение: пара десятков неаккуратных старых изб небрежно раскидано по небольшой территории; частокол, который следует держать в полной целости и сохранности, местами обвалился и сгнил. Да и от кого он должен защищать в этом Богами забытом месте? Единственным более-менее приятным на вид сооружением был, как это заведено в сотнях подобных сёл, крепкий двухэтажный трактир. Он-то мне и нужен. Сразу в голову полезли приятные мысли о спокойном вечере за кружкой хмельного пива, желательно, в интересной беседе. Но… Кого я здесь найду? Без сомненья, этот трактир обслуживает лишь местных тёмных селян, безнадёжно отставших от цивилизации, да редких путников, в число которых я сегодня и попаду.

У полуоткрытых ворот в грязи барахтались два пьяных человека, крича какую-то старую песню, известную лишь им. Грязная одежда, свисающая лохмотьями; заросшие лица – мои надежды встретить здесь нормального собеседника таяли, стоило только присмотреться к людям, здесь обитавшим. Неспешно пройдя мимо измазанных в грязи пьяниц, я поднялся на крыльцо таверны, удивительно чистое и опрятное. Здесь, под небольшим навесом ливень меня не достанет. Оперевшись о гнилую стену, я затушил верную лучину, полагаясь на десяток тусклых фонарей, которыми были увешаны стены трактира. Порывшись в карманах, я удовлетворённо хмыкнул и достал почти пустой кожаный мешочек махорки и полированную курительную трубку из стального дерева. Этой изящной древней вещи нет износа. Вытряхнув в неё остатки дурманящей травы, я сложил мешочек и бросил в карман. После чиркнул огнивом – слабый красноватый огонёк заплясал в руках. Подпалив махорку, я ощутил расслабляющий дурманный аромат, медленно распространяющийся по округе. В такие моменты моя жизнь кажется не такой уж и плохой… Утонув в сизом дыме дурман-травы, я позабыл об осторожности и оставил без внимания пару-тройку пьяных селян, вышедших из здания. Без сомненья, в пьяном угаре они и не заметили одинокую фигуру, с головы до ног укутанную в промокший плащ.

До ушей донеслись твёрдые шаги со стороны ворот. Я бросил туда взгляд, ожидая увидеть пьяниц, решивших, наконец, выбраться из грязи. Их там не оказалось. Рядом, в тени, едва освещаемый слабым светом фонаря, стоит силуэт. Вытянутая долговязая фигура, крепкое телосложение, кривые ноги… два небольших выступа на голове. Редкое хриплое дыхание незнакомца громом отзывалось в ушах, заглушая все остальные звуки. Поняв, что замечен, силуэт скрылся в ночной мгле. Я вытряхнул сгоревшую махорку из трубки и направился ко входу в трактир, вспоминая старые байки о демонах и чертях, которые слышал ещё в глубоком детстве…

Легко толкнув дубовые двери, я окунулся в поистине дикую атмосферу: пьянящий аромат хмельного пива витает в воздухе, до ушей доносятся громкие разговоры и богопротивный скрежет инструментов пьяных музыкантов, который считают здесь весёлой и задорной музыкой. Пара минут – и мной был выбран наиболее опрятный столик у небольшого окна, выходящего на крыльцо. Сев на кривой шероховатый табурет, я не стал снимать мокрый плащ. Решив осмотреться, медленно поднял глаза: два десятка одинаково пьяных селян словно не замечают присутствия чужака, занятые поглощением своих напитков, и лишь трактирщик сверлит немигающим взглядом мутных зелёных глаз. Он изучает, оценивает, словно охотник, подбирающий нужное оружие для крупного зверя. Я резко поднимаю голову и гляжу прямо в его стеклянные полумёртвые глаза. На лице трактирщика не двигается ни один мускул. Сохраняя самообладание, поднимаю руку и делаю подзывающий жест. Замерев на мгновение, будто раздумывая, владелец таверны перекидывает через плечо грязное полотенце и неторопливо идёт к моему столику.

Время от времени на трактирщика, приближающегося ко мне, селяне бросают подозрительные взгляды, но, встретившись с ним глазами, молча продолжают трапезу.

— Хотите выпить? — я вздрогнул, услышав хриплый утробный голос этого человека. — Или поесть?

— Стакан пива и кувшин родниковой воды… — я говорю чётко, но негромко, не давая неожиданно охватившей меня дрожи хоть как-то выдать мои чувства. — И махорки… самой лучшей.

Блеклые глаза трактирщика вспыхнули немой злобой, безмолвной ненавистью. Морщинистое лицо остаётся безучастным, спокойным, словно высеченное из мрамора.

— С вас двадцать три золотые и пять серебрянников, — медленно произнёс он, в голосе прозвучал вызов.

Я же готов его принять. Неспешно отодвинув полу промокшего плаща, запустил руку в один из многочисленных карманов моей старой стеганки и нащупал кожаный мешочек. Звучно звякнув содержимым, он вылез из широкого кармана. Я мгновенно ощутил на себе десяток недвусмысленных взглядов. Глаза трактирщика хищно сверкнули. Я понял: оглушённые звоном золота селяне не отпустят меня просто так. Одно резкое движение – и неравная схватка окажется неизбежной. Но я знаю, что делать…

Отбросив полу подальше, я хватаю прикреплённые к поясу ножны и одним резким движением опускаю их на стол. Теперь уже все, привлечённые громким звуком, устремляют на меня настороженные взгляды. Слегка придавив ножны одной рукой, другой обхватываю холодную рукоятку и выдвигаю оружие до середины. Медленно показывается сверкающее неровное лезвие красноватого оттенка, устроенное таким образом, чтобы не резать, а кромсать и рвать мясо. Карбонадиевый Змеиный меч, древнее запретное оружие, раны от которого не заживают. Убедившись, что селяне поумерили свой пыл, я задвинул меч обратно в ножны, оставив их лежать на столе. После спокойно порылся в мешочке и, бросив на дубовый стол двадцать четыре золотые монеты, засунул его обратно.

— У меня нет сдачи, — голос трактирщика надломился, хотя тот всеми силами пытался скрыть это.

— Оставь сдачу себе, — спокойно проговорил я, вызывающе глядя в глаза владельцу таверны.

Давя в себе дикую ненависть, он медленно кивнул и поспешил на кухню. Никто из посетителей этого заведения больше не глядел в мою сторону.

Наконец отдохнув, напившись и пополнив запасы, я почувствовал себя в безопасности и расслабился. Взглянул в окно, стал любоваться тёмной ночью. На небе разразилась такая борьба, такая буря и ливень, какой я никогда прежде не видел. Оглушительные раскаты грома незримой волной прокатываются по деревушке и уходят в лес. Селяне точно сидят по домам, укрывшись от ненастья – улицы безлюдны.

На крыльце таверны, покинутом мной не более двух часов назад, стоит, прислонившись к стене, человек. Окутанный желтоватым светом фонарей, незнакомец производит впечатление обычного сельского пьяницы, но есть в нём нечто странное… Я прильнул к окну, желая внимательно разглядеть человека. Первым, к чему прицепился взгляд, были ножны на бёдрах, где покоились кинжалы. Рукояти обоих были обёрнуты дорогой кожей. Материал такого высокого качества непросто достать даже мне. А мастера, которые сумели бы обработать эту кожу, уже давно мне не встречались. Тело незнакомца покрывало одеяние, по своей структуре похожее на кольчугу, но более тонкое и плотно прилегающее к телу. Я узнал его сразу – Шо’Ситанская кираса. Несмотря на видимую хрупкость, она остановит не один десяток ударов меча, прежде чем позволит себе треснуть. Такое снаряжение не доступно ни селянам, ни лесным разбойникам, даже королевская армия использует более простое и дешёвое вооружение. За время своих странствий я видел подобное лишь у небольшого ордена наёмников. Я знаю, какого рода заказы они принимают, и не особо рад видеть здесь одного из этих воинов.

Будто почуяв, что за ним наблюдают, странник повернулся ко мне. Вспышка яркой молнии, последовавшей за громом, полностью осветила путника. На его груди блеснул массивный серебряный крест – их верный знак. Значит, я не ошибся. Но всего один вопрос остаётся открытым: что забыл этот человек в селе, затерянном в дремучем лесу? Ослепительная вспышка погасла прежде, чем я успел разглядеть его лицо. Путник, то ли потеряв равновесие, то ли оступившись, упал и больше не двигался. Я поспешил к выходу, пламенно желая найти ответы на свои вопросы. Толкнув тяжёлые дубовые двери, я вышел в непогоду….

На гнилом крыльце, пропитанном дождевой водой до основания, лежит столетний дед. Полностью безволосое лицо покрыто глубокими бороздами морщин, и только молодые голубые глаза взирают на меня ясным, удивительно печальным взглядом…

Я опустился на колено рядом с ним.

— Кто ты такой? — я глядел ему в глаза, не веря, что они принадлежат старику. — Как ты оказался здесь?

Он смотрел сквозь меня едва осмысленным взглядом, словно не понимая значения моих слов.

— Ты не здешний… Я понял сразу… — голос его ещё твёрд, но с каждым мгновением слабеет всё сильнее. — Ты должен отомстить… Отомстить за меня… Моя жизнь досталась ему слишком просто… — дрожащие руки старика опустились к ножнам на бёдрах и медленно вытянули оружие – пару острых кинжалов. Он протянул их мне. — Возьми… Это поможет…

Я провёл пальцем по лезвию, блекло сверкающему в свете луны. Гладкий металл холодит кожу. Я ясно почувствовал, что мне ещё не раз придётся воспользоваться этими кинжалами. Недолго думая, прячу их под стеганкой.

— Это тёмное место, человек… — дед уже еле перебирает языком. — Не доверяй никому…

— Что происходит? Говори!

Старик заходится в хриплом кашле. Резким рывком ослабевших рук срывает с себя крест и сжимает его в ладони.

— Я как и ты… — в его глаза отразилась вся дикая боль, которую он испытывает. — Мне ещё только тридцать лет…

Дед тяжело вдохнул и ещё более тяжело выдохнул. С воздухом, вышедшим из лёгких, из него вышли последние остатки жизни…

Я стою недвижим, не обращая внимания на пронизывающий ледяной ветер и медленно добирающийся до меня ливень. Рука мертвеца всё так же сжимает серебряный крест. Я аккуратно расцепляю окоченевшие пальцы и забираю его. Медальон бесится и вибрирует в моей ладони. Несмотря на это, вешаю знак на шею, и не сниму его, пока не выполню последнюю волю старика. Пока не найду его убийцу. И не разберусь с чертовщиной, что творится в этих лесах.

Томное небо давно заволокло тучами, из недр которых вырываются холодные капли дождя. Ливень не даёт слабину и, видно, не собирается успокаиваться ещё долгое время. Бушующий ветер гуляет меж домов, громко завывая. Но ночной странник не пытается скрыть скрип тяжёлой двери и неспешные шаги, направляющиеся в мою сторону. Я медленно оборачиваюсь. Чуть поодаль стоит трактирщик, за спиной – пара крестьян. Цепкий взгляд его желтоватых глаз проходит мимо меня и останавливается на мертвеце. В этом взгляде не видно ни удивления, ни сожаления, ни скорби… Ничего.

— Кто он такой? — бросаю я, прервав затянувшуюся тишину.

Хозяин таверны резко поднимает голову. Селяне, устремив взгляды в землю, не двигаются.

— Я не знаю этого человека, — он, прищурившись, смотрит на меня немигающим взглядом. — Он пришёл сюда совсем недавно.

— Отчего он умер?

Один из селян, черноволосый мужчина среднего роста, тяжело вздыхает.

— Я знаю ответ на твой вопрос… На все твои вопросы, — трактирщик кивает в сторону дверей. — Идём со мной.

Он поворачивается и неспешно уходит, оставляя селян стоять на том же самом месте. Я, секунду поколебавшись, спешу за ним.

Уже открыв скользкие от дождевой воды двери, я оборачиваюсь. Крестьяне схватили мертвеца за руки и ноги и тащат его в неизвестном направлении.

— Куда они несут труп? — крикнул я негромко, зная, что меня услышат.

— Мужики бросят останки в сарай, — не останавливая хода, трактирщик обернулся. На его лице застыла едва заметная ухмылка, – пока не решу, что с ним делать.

Я вздрогнул непонятно от чего.

Сидя за тем же столом, который занял пару часов назад, я вглядываюсь в глаза хозяина трактира. В полумраке таверны, освещённой мягким лунным светом, его лицо кажется неживым, вытесанным из камня. Мгновение – и лёгкое движение скул развеивает это наваждение.

— Что за горе постигло ваши края?

Он нахмурился.

— Наша деревня умирает, странник. Недавние события потрясли людей настолько, что большинство ушло, сбежало, а оставшиеся уже не могут спокойно жить и работать, — трактирщик наклонился и сплюнул прямо на дырявые доски пола. — Должно пройти ещё немного времени, прежде чем наше село канет в небытие, навсегда забудется в этой глуши.

Глядя на состояние этого места, ему нельзя было не поверить.

— Так что мешает и вам уйти отсюда?

Трактирщик посмотрел на меня, словно я предложил нечто совершенно безумное. Между рядами столов прокатился тихий взволнованный шепот селян.

— Мы не можем, — ответил он резко, а через мгновение, подумав, добавил: — Он не даёт…

Я насторожился.

— Кто «он»?

— Это долгая история, путник… — голос этого человека прозвучал устало и замучено, словно он рассказывал это множество раз. — Ты уверен, что хочешь её услышать?

— Скажем, у меня нет никаких планов на ближайшее время.

Я весь превратился в слух.

— Что ж… Давно в нашу деревню пришёл колдун. Никого не тревожив, он жил в большой усадьбе на отшибе, вдали от всех. Порой даже помогал селянам настойками и припарками из целебных трав. В деревне царил мир и спокой… — допустив небольшую паузу, будто собираясь с мыслями, он продолжил: — А затем начали пропадать дети. Неважно какого возраста и пола. Таинственный похититель словно проходил сквозь стены, минуя двери и окна. Сторожевые псы тоже на него никак не реагировали. Облавы не помогали, вор будто знал все планы людей. Жуткая паника охватила село. Позже народ начал замечать, что колдун становился всё более нелюдимым с каждым днём. Он подолгу не выходил из своей усадьбы, а когда его всё же замечали на улице, тот, сторонясь всех, шёл своей дорогой, тихо шепча про себя что-то невнятное. Что ж, селяне смогли сложить два и два… — он широко усмехнулся, не раскрывая губ. — Прихватив с собой факелы, вилы и всё оружие, что найдётся под рукой, мужики двинулись в сторону усадьбы колдуна. Выломав толстые двери, люди повязали его по рукам и ногам и отправились осматривать дом. Все стены были исписаны асмодеевскими рунами; в гостевом зале, самой большой комнате, на полу красовалась выведенная засохшей кровью пентаграмма. Работа над ней была в спешке прервана. В углу того же зала были свалены в кучу трупы домашних животных, пропажу которых и не заметили в общей суматохе, — пошуршав в карманах, он достал трубку из светлого кедра – редкая, но довольно распространённая вещь. Но курить не стал. — Люди уж собирались бросить сатаниста в темницу, как кто-то обнаружил люк в полу под трухлявыми досками. Селяне кинулись в потайной подвал, но немногие вышли оттуда, сохранив разум… — тусклые глаза рассказчика сверкнули, он, всыпав махорки в трубку, поджёг её от свечи. Сделав одну затяжку, продолжил: — Пол небольшого помещения был покрыт детскими останками: черепа, рёбра, шейные и берцовые кости, фаланги пальцев. На прикреплённых к сырым стенам стеллажах – ровные ряды многолитровых банок, полных алой детской крови. Несколько мешков под завязку заполнены прогнившим мясом и внутренностями, в которых копошились черви. Все, абсолютно все пропавшие дети находились здесь. В этой комнате. По частям… — сделав пару затяжек, он продолжил: — Я не могу и близко описать всю ярость и боль, нахлынувшую на этих людей. Они разорвали колдуна на куски и сожгли вместе с его проклятой усадьбой, посчитав этого монстра недостойным даже нормального захоронения. Поступив так, селяне допустили роковую ошибку… — развеяв значительное количество дурманящего дыма, он затушил трубку и бросил в карман. — Дух колдуна, жаждущий отмщения за свою смерть, вернулся в облике тёмной силы. Он и сейчас находится в селе, блуждает где-то рядом, разрываемый на части дикой яростью и ненавистью ко всему живому…

Всю историю трактирщик рассказал на одном дыхании в полной тишине, изредка прерываемой хриплым кашлем и тяжёлыми вздохами заседевшихся допоздна крестьян. На лице хозяина не шевелилась ни одна мышца. Внимательные глаза его пусты – давние воспоминания не приносят с собой ни боли, ни сострадания. Ничего, что испытывал бы человек, рассказывающий это. Я же, ошеломлённый страшной правдой, прокручивал историю в голове снова и снова. Каждый раз мне не давала покоя одна деталь… Очевидная догадка пронизала разум, словно гром среди ясного неба, и заставила покрепче сжать рукоятку меча. Трактирщик это, очевидно, приметил и настороженно прищурился.

— Откуда ты узнал, что стены усадьбы были исписаны именно рунами демона Асмодея? — я опасаюсь ответа на этот вопрос, ведь если моя догадка подтвердится, то рассказ владельца таверны и то, что происходит в деревне, сольётся воедино, а образовавшийся клубок придётся распутывать именно мне. — Простые крестьяне не могут распознать рун.

— Что ты имеешь ввиду, человек? — голос трактирщика надломился. Я близок. Чересчур близок.

— У колдунов всегда есть ученики…

Гробовая тишина, нависшая над старым трактиром, пульсировала в ушах. В давящем на сознание безмолвии раздался тихий скрип гнилой двери, чуть позже – размеренные шаги в мою сторону.

Пустые мгновение назад глаза трактирщика наполнились удовлетворением и предвкушением чего-то приятного лишь ему. Хищный взгляд его скользит мимо меня, уходит далеко за спину. Серебряный крест на шее начинает вибрировать с новой силой.

— Это он… — сухие губы, изогнувшиеся в зловещей ухмылке, обнажают неровные чёрные зубы. Въевшиеся в эмаль бурые пятна не оставляют сомнений: запретная магия крови осквернила этого человека. Путь к изучению магии, порождённой демоническими тварями с обратной стороны Изнанки, открывается только после поедания человеческой плоти. — Он пришёл за тобой…

Я был бы не честен, сказав, что страх мной не овладевает. Я понял и изучил саму его суть. Он может покорить тебя, может и быть покорённым, но никогда ты не вычеркнешь его из своей жизни. Эта крохотная часть твоего сознания является незримым барьером, не позволяющим совершать немыслимые поступки, угрожающие жизни. Полезная вещь, да? Как бы не так…

Стоит только поддаться ему, как это чудовище запускает свои цепкие когти в самую глубь твоей души. Слабые пропадают сразу, теряя волю и разум. А сильные… Сильных нет. Есть только те, кто смог покорить слабую часть себя. Именно это я и сделал.

Но как бы я смел ни был, сколько бы не повидал на своём пути, есть такие вещи, страх перед которыми стоит выше твоих способностей, выше всего твоего человеческого естества. Немыслимый ужас проявляется на подсознательном уровне, закреплён в рефлексах. Ему не нужно разрешения, чтобы забраться в твой мозг. Именно с этим мне предстоит столкнуться. Страх, которым я манипулировал долгое время, теперь играет против меня.

Если же ужас нельзя побороть, следует смириться, слиться с ним и, игнорируя это губительное чувство, продолжать. Продолжать сражаться…

Я медленно оборачиваюсь, совершенно не желая увидеть предмет восторга ужасного трактирщика. Редкие селяне, оставшиеся в таверне, будто заговорённые, смотрят в одну точку. Их бледные бескровные лица, обезумевшие от страха глаза не оставляют сомнений: проклятый демонопоклонник, вернувшийся с обратной стороны Изнанки, терроризирующий ненавистную ему деревню, приметил меня и конец этому ужасу придёт со смертью… Одного из нас.

Я обернулся окончательно. Колдун стоит в полутьме, кажется, сливаясь с нею. Я до боли в глазах напрягаю зрение, чтобы разглядеть его полностью: высокое худощавое тело, крепкое телосложение; пальцы мускулистых рук удлинены, закручены в длинные острые когти. Из головы выступают небольшие кривые рога – очевидное свидетельство того, что это существо не является человеком, потеряло свою сущность с мучительной смертью. Его туловище, находясь во тьме, растворяется в ней, становится единым с вязкой холодной субстанцией, такой же чёрной и непроглядной, как сама душа этого грешника. Он слился бы с мраком полностью, если бы не его яркие мерцающие глаза, горящие пламенем адской боли. Есть в них нечто, позволяющее понять: сущность эта уже не хочет ничего, только покоя, свободы. Только последовать судьбе, получить заслуженное наказание. Но что-то держит его в этом мире… Или кто-то.

Я повернулся лицом к трактирщику. Тот смотрит на меня ненавистным глазами. Желтоватые языки пламени этих глаз ярко вспыхнули и теперь бушуют вовсю. Губы его беззвучно смыкаются и размыкаются – этот человек шепчет что-то, недоступное моему уху. Через мгновение с его уст срывается то ли вскрик, то ли резкая невнятная фраза, понять смысла которой я не смог. Но и предназначалась она не мне… И никому из селян.

Я полностью обернулся к колдуну. Тот дёрнулся, взгляд мёртвых глаз его поднялся на меня. Я всем телом ощутил опаляющий жар этого дикого взгляда, потерявшего любые человеческие черты. Мгновение помедлив, он бросился на меня. Не смотря на кажущуюся лёгкость, под поступью этого существа скрипели половицы. Хороший знак. Пока он находится с этой стороны Изнанки ему может угрожать даже обычное оружие…

Движения колдуна быстры и стремительны. В одно мгновение он приближается ко мне максимально близко. Но как бы существа из Изнанки не были смертоносны, они всегда до ужаса предсказуемы. Под занесенную над моей головой когтистую руку мной уже подставлен крепкий меч. Демонические когти и моё оружие соединились, издав глухой лязг. Из чего бы не состояли эти когти, карбонадий сделал своё дело. Выстоял, подтвердил цену, которую я отдал.

Не став уклоняться от неминуемого второго удара, я укрепил стойку и приготовил меч. Длинное лезвие Змеиного впилось в запястье демона, разрывая полупрозрачные лоскуты мрака, образующие конечность. Я рванул оружие на себя, стремясь полностью разорвать его руку. В одно мгновение мрак словно ожил – обвился вокруг лезвия, крепко сжал в цепкой хватке. Колдун дёрнул руку, словно проверяя прочность захвата. Удостоверившись, он резко метнулся в сторону, вырывая клинок из моих рук, а вместе с ним унося значительные шансы на победу в этой схватке. Следующий удар не заставил себя долго ждать. Одним прыжком тварь оказалась передо мной, обезоруженным, незащищённым. Страшный удар приняла на себя верная стеганка, старая надёжная вещь, защищавшая меня в самых трудных ситуациях. Сейчас кольчужная сеть, крепко вплетённая в ткань, поглотит удар когтей, но остальное зависит только от меня.

Раздался режущий ухо треск стали. Мощь удара отбросила меня и пригвоздила к стене. Демон стал неспешно подходить, видимо, уже чувствуя лёгкую победу. Селяне расступаются перед ним. Вместе со страхом на их лицах я прочёл разочарование. Видимо, подобное происходит здесь уже не в первый раз. И исход встречи чужака с этим монстром очевиден им всем. Я, в свою очередь, не совсем уверен, смогу ли избежать тех ужасных вещей, что сулит этот исход.

Я кое-как поднялся на ноги. От страшного удара ломит спину, руки и ноги будто сковываются цепями. Вспомнив про кинжалы старика, запускаю руки за пазуху. Уже было хватаю рукояти и… не успеваю. Быстро приблизившись, колдун берёт меня за горло. И медленно, без каких-либо усилий, поднимает над землёй. Шею обжигает огнём, боль захлёстывает разум, но я терплю. Всегда умел терпеть.

Натешившись своим превосходством, демон разворачивается и швыряет меня в центр зала. Сбив телом несколько столов, я прилаживаюсь головой об острый угол. В глазах меркнет, конечности каменеют и уже не желают подчиняться. Каждое мгновение рискуя провалиться в небытие, я держусь, остаюсь в сознании. И всё чувствую. Чувствую, как тварь медленно подходит, как скользит по лицу обжигающий пламенем взгляд. Чувствую смыкающиеся на шее холодные руки. Когти впиваются в кожу, но боль эта чувствуется настолько отдалённо, что остаётся почти незамеченной. И тут начинается это…

Тягучее, томное чувство. Как будто выжимают. Словно спелый плод. Выпивают, как стакан воды в знойный летний день. Это противно. И больно до ужаса.

Чем сильнее становилась боль, тем меньше во мне остаётся сил. И тем ближе я к сознанию. Пара мгновений стали мучительной вечностью. Но вот тяжесть в руках пропадает, я сжимаю ладони на рукоятках кинжалов. Достав, рывком вгоняю их в брюхо демона. Рёв, крик, визг перемешались в единую какофонию, заглушившую все прочие звуки. Этот ужасный шум кажется музыкой в моих ушах.

Нанося всё новые и новые удары, я понимаю, что руки слабеют. Былая сила словно бы уменьшилась, стала более ветхой, ненадёжной. Вспоминаю то тягучее чувство, наступившее после прикосновения колдуна. Меня передёргивает.

Наконец, тварь затихает и, хрипя, валится на землю. Прямо рядом со мной. Встав на ноги, я заношу оружие повыше, чтоб покончить с этим раз и навсегда. Взгляд упирается в глаза колдуна и я замечаю неожиданное: вместо гнева и жажды крови лишь боль… и облегчение. Как будто бы я смотрю в глаза грешнику, которому вот-вот отпустят все грехи и снимут тяжкий груз с плеч. Но медлить я не буду. Один удар – и рогатая голова отделяется от тела. Лоскуты тьмы, шипя, рассыпаются в прах…

— Что ты наделал, глупец?! — в мутных глазах трактирщика застыл ужас. — Тебе известно, сколько труда я приложил, чтоб удержать его зде…

— Ворожея ночь… Время, когда Изнанка – грань между мирами – истончается настолько, что разница почти не заметна… — тихо проговорил я, и все замолчали. — Теперь я знаю, что это не обычные байки.

Я смотрю на владельца таверны. Тот стал бледнее мела.

— Ты призвал его демонической магией, когда тот был уже почти в Преисподней. И подчинил… Он питал тебя. Долго, очень долго… — я провожу остриём серебряного кинжала по шершавой поверхности стола. — Но всему рано или поздно приходит конец.

— Так чудовище мертво?.. — полушёпотом проговорил кто-то из селян, поднимая нож со стола. Мужики зашевелились. Сейчас они готовы делать ужасные вещи, достаточно мне лишь освободить их от оков страха.

— Как думаешь, демонопоклонник, мне стоит оставить тебя с ними?

Селяне сбились в толпу вокруг нас. Трактирщик побелел пуще прежнего.

— Что?.. Только не это… Чего ты хочешь? Богатство, сила, власть? Я всё могу дать!

— Я уже понял, чего хочу…

Спрятав оружие, я неспешно вышел из круга. Крестьяне сомкнулись вокруг твари.

— Добрые люди! — кинул в толпу. — Чудовище погибло, и боле вас ничто не держит.

Я схватил плащ и вышел из здания. Дверь захлопнулась, скрывая за собой крик бывшего охотника. И яростные вопли бывших жертв. Они ещё будут ужасаться содеянному, когда злостная пелена спадёт с глаз. Или не будут. Мне безразлично.

Уже отойдя на порядочное расстояние, я вспомнил, как странно звучал мой голос. Странная старческая хрипота овладела им. Слабость в конечностях настораживала не меньше. Я с опаской взглянул на свои руки. Некогда здоровые и мощные, теперь они изъедены бороздами морщин. Вмиг стало понятно, что постигло всех тех несчастных, что набредали на одинокую полупустую деревушку. Понятно и то, что я одним чудом избежал собственной гибели. Жизнь моя явно стала короче, и я знаю, на что хочу её потратить.

Достав из-под воротника серебряный крест, я повертел его в руках. Тот больше не вибрировал, даря спокойствие и чувство выполненного долга. Мне понравилось это чувство.

Я решил держать путь в сторону Аркаин-Пиллара, крепости Ордена охотников на демонов, одним из которых являлся владелец креста. Теперь я, Филипп из Миэрина, займу его место. И не будет спасенья ни тварям из-за Изнанки, ни их коварным прислужникам в нашем мире.