2.

С Женей Рубинштейном, я учился с первого по 11–й классы. Это был интересный человек. Его отец был из пленных немцев, которых у нас в Куйбышеве, после Сталинградской битвы 1943 года, было множество. Они у нас строили на Красной Глинке оборонные заводы и жилые комплексы. Там Женин отец познакомился с его будущей матерью, она служила конвойным, там и поженились. Женя был весь в отца: высокий, худой и рыжеватый – истинный немец. Родители держали его в строгости. Когда он учился в младших классах, он с нами, вне школы, почти ни когда не играл, а сидел дома и занимался со своим младшим братом.

Поведение у Жени было странное: на виду у старших, родителей, учителей – это был пай мальчик, на него не могли нахвалиться, какой он хороший. Но вне их взора он был неузнаваем. Женя превращался в настоящего хулигана. Причём делал всё из – под тишка. Долго это продолжаться не могло и к четвёртому классу это уже стало известно и учителям. И вскоре его стали называть «маленьким авантюристом».

Я с Женей сдружился, в третьем классе. До этого он с родителями снимал квартиру, а тут отцу дали комнату в жилом бараке и мы стали часто, после школы, возвращаться домой вместе, потому – что нам было по пути. Так и подружились.

Всё было нормально до тех пор, пока мы с ним не «погорели» с курением. Произошло это в пятом классе. Мы возвращались из школы на час раньше и вдруг Женя предлагает:

— А давай пойдём ко мне домой, покурим. Я там, у отца табачок стындил!

— А твои родители?

-Да, они уже на работе, обед закончился и дома только брат.

Курение меня нисколько не прельщало, и я, без особого энтузиазма, согласился. Дома действительно был один брат, но Женя не учёл одного, что мы пришли из школы на час раньше. Он, не раздеваясь, откуда–то достал курево, скрутил цигарку и, пока я оглядывался в комнате, уже задымил и успел закашляться. Я машинально выглянул в окно, а оно выходило на крыльцо барака, и обомлел. Там стоял его отец и отряхивал плащ, готовясь войти внутрь. Зная крутой нрав Жениного отца, кричу: «Женька! Отец!»

Куда он выкинул самокрутку, не знаю, но мы одетые в шапках, схватили какие то книги, сели на кровать и, лихорадочно, стали их листать. Для верности Женька сунул брату под нос свой кулачище и коротко бросил:

-Проболтаешься – прибью!

Но это было видно лишнее. Отец был курящий, и он бы, наверняка, ничего не заметил. Он вошёл в комнату и, как всегда, строго спросил, чем мы занимаемся? И тут на середину комнаты выплывает толстячёк – боровичок братик (а он действительно был невысокого роста для своих четырёх лет и, довольно – таки толстоват) и, хныча, утирая сопли и слёзы, своими кулачками, пробасил:

-А мы не курили-и-и!

Как я оказался на улице не помню, правда, через дверь, но с хорошим подзатыльником. А сына он гонял по комнате ещё минут пять и долго ещё были слышны его мольбы, что он больше не будет. Это был, чуть ли не единственный случай, когда сам инициатор получил сполна. Чаще было по-другому. В школе друзья конечно узнали об этом анекдотичном случае и вдоволь посмеялись над нами.

Может этот случай, и повлиял на то, что в последствии, я не только не курил, но даже и не брал сигарету в рот. А выражение Жениного брата стало историческим. Потом, в старших классах, когда мы вытворяли что – либо пустяковое, всегда в шутку говорили: «А мы не курили!»

3.

Вскоре мы с Женей вновь «погорели», вернее я погорел, а Женька пострадал. А дело было так. Старшие ребята иногда ходили в овраг, оборудованный под школьный тир, за посёлок, «взрывать бутылки». Изредка, посмотреть, они брали и нас, отводя от места взрыва подальше. Скажу, что дело это было довольно опасное, но для ребят интересное.

Бралась обыкновенная бутылка, заполнялась на треть водой, туда же, в воду бросались кусочки карбида, а в горлышко туго забивалась пробка из дерева и, всё это, ставили на дно оврага или бросали в воду. Сами же ребята прятались в укрытие, в ожидание взрыва. В общем зрелище было впечатляющим, особенно, когда бутылка взрывалась в воде.

Женя, в какой то период решил, что хватит быть созерцателем, пора бы и самим побыть исполнителями. Вот мне и Сане Новикову предлагает:

— Я, тут у отца, стащил немного карбида. Пойдём «взрывать бутылки».

Дело заманчивое, интересное, мы согласились. Взяли несколько бутылок, нашли картонные коробки, чтобы накрывать взрывающиеся бутылки и видеть, как они осколками поражают своё укрытие. Скажу, что это было тогдашнее Ноу – Хау. Этого ещё до нас никто не применял.

Но за околицу в овраг было идти далеко и мы лучшего ничего не придумали, как пойти в низину недалеко от нашей поселковой бани, буквально в пятидесяти метрах от проезжей части дороги. Дорога выходила за околицу, была безлюдная и мы особо ничего не опасались. Первые три бутылки мы взорвали аккуратно, без происшествий. У нас оставалось ещё две бутылки, причем одна была, какая — то тяжелая, из тёмного стекла и с широким горлом. Кто–то предложил взорвать их вместе, для большего эффекта и поражающего действия осколков. С обычной бутылкой мы управились быстро. А вот с тёмной, провозились дольше – не могли её ни как заткнуть пробкой.

Наконец управились, всё уложили, сами спрятались в укрытие за валун. Взрыва пришлось ждать недолго, но эффекта, который мы ожидали, не получилось. Взрыв получился такой же, как и первые три, даже не отбросило коробки, которые мы, для верности, придавили камнем. Мы уже хотели, было идти смотреть результат, но Саша засомневался.

-А вдруг большая бутылка не взорвалась? Взрыв – то уж был больно слабым! Посидели ещё, но взрыва все равно не было.

Тогда Женя, сложил две картонные коробки как щит, взял длинную палку и потихоньку, стал приближаться к коробке. Тут на нашу беду по дороге проезжала на велосипеде учительница старших классов из нашей школы. Нас она очень хорошо видела и, конечно, заинтересовалась, чем это мы занимаемся.

Ответить мы не успели, так как в этот момент прогремел такой силы и громкости взрыв, что у нас даже заложило уши. Одновременно, мы услышали дикий рёв Женьки, а когда обернулись, то увидели убегающего от места взрыва экспериментатора с голой задницей, одной рукой поддерживающей спадающие штаны, а другой — держась за свой лоб. И мы, и учительница перепугались не на шутку, не знали, что там с Женей. Но бежать за ним не было смысла, так как он летел в сторону поселка как ракета и орал, как оглашенный. Нас же повели к директору школы, к нашему несчастью она была в нескольких минутах ходьбы.

Позже выяснили, что для Жени всё сложилось относительно благополучно. Бутылочное укрытие и Женькин щит всё же не спасли его от лёгкой травмы. Он получил удар деревянной пробкой по лбу, но касательно, и отделался хорошей ссадиной и приличным синяком, да ещё от испуга, оторванной помочью от штанов. А мы с Саней — хорошей взбучкой от директора школы, вызовами наших отцов в школу, результатом которой была мне хорошая порка. Сашу же ещё, предупредили о возможности исключения из школы. У него это было, к несчастью, не первое нарушение. Женю, учительница не узнала, а мы его не продали, и эта история, если, не считая синяков, сошла ему с рук.

С Евгением ещё была история, о которой я тоже хочу поведать. В шестом классе Саша Новиков уехал в другой город и в нашей компании появился новый товарищ – Гена Воробьёв. В эти летние каникулы у всех пацанов в посёлке было повальное увлечение самопалами. Мы их называли поджигами. Медная трубка прикручивалась к деревянной ручке, в виде рукоятки пистолета, казённая часть ствола заливалась свинцом, сверлилась дырочка для спички и поджиг готов. В нашей же компании поджиги были более совершенны: с бойком и спусковым крючком с двумя, а то и тремя стволами. Наши пищали могли более или менее прицельно стрелять метров на десять, а то и все двадцать, а с пяти метров свинцовыми нарубленными пульками свободно пробивали насквозь сантиметровую доску.

Отец у Жени работал сварщиком. И вот однажды он попросил сына приехать за ним в соседнюю деревню, где отец проводил какие то работы. Места на подводе (это лошадь с телегой) было достаточно, вот Женя и предложил нам с «Воробьём» съездить всем вместе.

-Только поджиги возьмите, постреляем сусликов по дороге.

Что мы и сделали. Но я забыл с собой взять спички, а расход их при стрельбе был большой, и мне поручили управлять лошадью, так что стрелять мне почти не давали.

Женя не стал дожидаться, когда мы выедем из посёлка и начал палить ещё на улицах Безенчука. На наше неуверенное замечание «может, не надо», Евгений совершенно не реагировал. А уж когда выехали на сельскую дорогу, друзья палили во все стороны из трёх стволов.

Они так увлеклись стрельбой, что даже не обратили внимания, когда за нами, метрах в трёхстах, увязалась машина. На мои предупреждения, Женя не реагировал, а продолжал палить по сторонам. И только, когда я сказал, что машина, похожа на милицейскую, он ещё раз стрельнул из поджига, и спрятал его под моё сиденье, за доску. Я же свой самопал незаметно выкинул на обочину, а Воробей — пожалел и, не мудрствуя лукаво, просто спрятал его в брюки.

Машина нас догнала и это, действительно, была милиция. Я не думаю, что они специально ехали за нами, у них своих дел без нас хватало. Но вероятно они всё видели как мы стреляли, нас они остановили, обыскали и, конечно, нашли поджиг у Воробья. Меня вообще не тронули, но фамилии всех переписали. Отца Воробьёва вызывали в милицию, после чего наш друг с нами долго не разговаривал, молчал и был шёлковым целый месяц. Нас же с Евгением итог этой истории особо не коснулся, если не считать, что сильно попало от отцов. Но после этого наша компания вскоре распалась, У меня появились новые увлечения. Спорт и новые друзья.