С У Д

1.

В марте 1960 года я заканчивал 9-й класс, и мне уже шёл семнадцатый год. Я уже был вполне сформировавшейся личностью, крепким, таким взрослым мужичком, уверенным в себе. Учился я по – прежнему средне, но в производственном обучении дела у меня шли отлично, и в спорте результаты постоянно росли. Я мужал. К этому времени из излишне скромного мальчика я вырос в уверенного в себе юношу. Я уже мог свободно выступать на школьных собраниях, участвовал в художественной самодеятельности, и в классе меня избрали физоргом.

5 марта меня и старосту класса Вову Артамонова ребята командировали за подарками нашим классным девчонкам к Международному женскому дню 8-е Марта. После уроков мы за ними и отправились.

Погода стояла тёплая, правда, солнце не светило, на дорогах было слякотно, но настроение у нас с Вовой было радостное. На носу праздник. На улицах сновали люди, в магазинах у витрин толпился народ, и эта толчея навевала хорошее предпраздничное настроение.

В магазине недалеко от школы на всех девочек подарков не набралось, и мы направились в наш центральный универмаг Безенчука около рынка, он назывался «Раймаг». Это большое по тем временам 2-х этажное здание, где находился отдел промтоваров.

Вход в здание был на некотором возвышении и, подойдя к нему, мы не успели сделать и шага на его ступени, как из дверей магазина быстро вышел мужчина среднего роста, в полупальто, в треухе и со свёртком в левой руке. Он не бежал, но так стремительно спускался со ступенек, что нас с другом чуть не сбил с ног.

Мы не успели возмутиться, как следом за ним выскочила продавщица и сверху, поверх наших голов, прокричала: «Мужчина, мужчина, остановитесь!»
Я понял, что тут что – то не так, оглянулся. Мужчина со свёртком уже переходил почти бегом проезжую часть дороги и направлялся в ворота рынка, видимо, надеясь затеряться в толпе рыночных покупателей.

Продавщица что – то ещё кричала, звала милицию, обращалась к мужчинам задержать вора. Из множества людей на площади из «мужчин» оказался я один. Взыграл азарт погони, я, не раздумывая о последствиях, бросился вдогонку за воришкой, думая про себя: «Уж от меня спортсмена, районного рекордсмена не убежишь!»

Беглеца я догнал уже за воротами рынка, боковым зрением увидев его судорожное движение, которое бывает после броска из рук чего – то. Момент, когда вор бросал свёрток за сугроб снега у забора, я не видел, но уловил движение его пустой руки к туловищу. Пакет, который он нес под мышкой, сиротливо лежал у забора. Тогда я абсолютно не придал этому значения, а зря. В свидетельских показаниях это оказалось тогда очень важным против воришки.

Подбежав, я схватил жулика за иправое плечо, сообразив, что левая рука его была на виду и в ней ничего не было. Правая рука была в кармане пальто, и я не мог видеть, что в ней находится. У меня сработал инстинкт самозащиты на случай, если задержанный попытается этой рукой нанести удар ножом или кастетом. А в этом случае у него будет меньше времени для нанесения удара, а у меня будет его больше для защиты.

Развернул его к себе лицом, мужчина не сопротивлялся, тем более не пытался нападать, а только развёл руки в стороны и сказал: «А у меня ничего нет!». Тут подбежали продавцы, его схватили, а про меня сию же минуту забыли. Мы с Вовой отправились по своим подарочным делам.

Я думал, что на этом приключение моё и закончилось. Но не тут – то было. Закупив подарки, мы с напарником расстались и отправились по домам.

…Уже было несколько минут третьего, когда я, придя домой, сел обедать и вспоминать свой «героический» поступок. Пообедав, я не успел ещё встать из – за стола, когда в комнату, постучав, вошёл огромного роста милиционер – сержант, упёршись головой почти в потолок.

Без предисловия, только уточнил мою фамилию и имя, бабушке сказал, что меня приказано доставить в милицию. Это было сказано таким тоном, что и я, и особенно бабушка, были напуганы не на шутку. Так как у меня никаких грехов с законом не водилось, я сообразил, что это связано с сегодняшним случаем. Только подумал: «Что так строго – то, что я там сделал не так?»

«Мама старая», это бабушку я так звал, тут же стала причитать: «Ах ты, халява (это на меня), бисова душа, шо же ты натворыла?!»

Сержант по – прежнему ничего не объяснял, только успокоил, как мог бабушку, сказал «Разберёмся!», и увёл меня из дома. Бабушка, наскоро одевшись, увязалась за нами и шла до самой железной дороги со стенаниями и вздохами.

Следуя за сержантом, я уже всё передумал и даже начал сомневаться, что меня в милицию ведут по этому делу. «При задержании воришки у меня никто имя не спрашивал, продавцы меня не знали, да и знакомых вроде на площади не было, — шёл я, раздумывая, — да и поход в милицию, не очень – то похож на доставку свидетеля?»

Так с вопросами самому себе, я с сержантом пришёл к следователю. Действительно, я свидетель по инциденту у «Раймага», надо дать показания по делу гражданина Сидорова, в связи с кражей им костюма из магазина и возбуждением уголовного дела.

Фамилию вора я сразу забыл, а следователь так меня расположил к себе, что я не жалея слов и красок, подробно, под запись, всё и рассказал, кто что кричал, кто что говорил, как шёл вор и как он выкинул свёрток за воротами рынка. Не особо – то уточняя, что сам момент броска пакета я не видел. После дачи показаний, не вчитываясь внимательно в протокол, я его подписал. Следователь на прощание сказал, что если надо, меня вызовут ещё, с тем и отпустил домой.

Прошёл день, неделя, месяц, милиция меня больше не беспокоила. На дворе уже был июнь, его вторая половина, и мы заканчивали учиться. О мартовском инциденте я давно забыл и уже о нём не думал. Видно, это мартовское дело для меня закончилось.

продолжение следует…