Инспектор по делам несовершеннолетних пришла к нам домой вечером и сообщила, что договорилась с директором 22-ой школы и меня примут на месяц в лагерь труда и отдыха. Лагерь располагался в совхозе, который находился в черте города. Днем сбор ягод, вечером дискотека, свежий воздух, витамины, общение с ровесниками. Ребята положительные, хулиганов нет. Все это я узнал от гостьи.

Я окончил седьмой класс, а месяц назад мы играли в карты. Вечер, подвал нашего дома, никакой выпивки, невинная игра в «козла». И вдруг: «Всем оставаться на местах! Милиция!». Поскольку в компании я был самым старшим, в опорном пункте меня классифицировали как заводилу и поставили на учет в детскую комнату милиции. И теперь в целях моего перевоспитания, инспектор решила отправить меня в лагерь труда и отдыха. От такого предложения моя мама не смогла отказаться.

В лагерь меня привезли на милицейской машине. Директор лагеря с удивлением меня рассматривала, а инспектор мило щебетала:

— Как у вас тут хорошо! Свежий воздух! Правда, Артур?
— Вечером здесь наверное полно комаров и мух, — мрачно ответил я.
— А какое лето без мух? Зато загоришь и ягод поешь! – не успокаивалась инспектор.
— На Волге тоже можно загорать, а ягод у нас на даче полно!
— Труд поможет тебе стать человеком.
— А разве я обезьяна? – блеснул я эрудицией.
— Я этого не сказала, но ты пошел по кривой дорожке и повел за собой младших.
— Кто это младше? Я старше Боцмана на месяц, Борягу – на два, а Чекиста на 2 дня!
— А что он натворил? – вмешалась директор лагеря.
— В карты играл, в подвале, — ответила инспектор.
— А разве нельзя играть? – пошел я в атаку.
— Во что играли? – спросила директриса.
— В «козла», — признался я, — скоро за «дурака» сажать будут!
— Он спорить любит. В целом, парень неплохой. Но у них компания неустойчивая, в драках замечены. Если не скорректировать – тюрьмой закончат. Забирайте ровно на месяц, а потом посадите в автобус. Пусть домой едет. За характеристикой я потом в школу зайду.

Так я оказался в этом лагере. До обеда надо было трудиться на грядках, а после обеда сончас и отдых по интересам директрисы: пение песен, конкурсы, игра в слова, коллективное чтение (один читает вслух, а остальные слушают). Потом ужин и танцы под магнитофон «Яуза».

Парни жили в одной большой комнате. Меня встретили настороженно, их заранее предупредили, что приедет отчаянный хулиган, который состоит на учете в детской комнате милиции (ужас!). К счастью, неформальный лидер жил в моем районе и знал меня в лицо. Это облегчило мою адаптацию в коллективе, состоящего из окончивших седьмой и восьмой классы.

Мой первый рабочий день начался с вредительства. Меня поставили полоть грядку, но не объяснили как выглядит сорняк. Пока я раскачивался, проворные соседи ушли далеко вперед, и уточнить было не у кого. И я, проанализировав внешний вид мелкой растительности, самостоятельно определил, что вырывать из земли. И убийца сорняков рванул догонять ушедших вперед коллег. Остановил меня женский крик:

— Ты что делаешь? Ты хулиганить сюда приехал? Вон с грядки!

Я не стал выяснять, что я сделал не так и ушел в лагерь. После обеда меня отвели к директору:

— Артур, ты зачем это сделал?
— Что именно?
— Ты зачем сорняки оставил, а капусту вырвал? Ты баловался?
— Нет, мне никто не сказал, что вырывать, а что оставлять.
— А ты разве не знаешь как выглядит росток капусты? У вас же есть дача.
— Есть. Но там растет черная и красная смородина, помидоры, огурцы и крыжовник.
— Понятно, — задумчиво сказала директриса, — иди спи.

На следующий день меня поставили собирать малину. Норма была шесть корзинок. Есть разрешалось. Но я не любил малину и все сорванные ягоды бросал в корзинку. Собирал я быстро, чтобы сорвать сверху и не сидеть на корточках. Выполнив норму, я сдал корзинку и ушел в лагерь. Перед обедом у меня состоялся разговор с директрисой:

— Артур, ты выполнил норму – это хорошо. А почему ты не остался помочь отстающим?
— А почему я должен помогать? Они сжирают по корзине и медленно работают. Вот и отстают.
— Слабым надо помогать. И я бы тебя попросила это делать. Ты ведь сильный.

«На хвастуна не нужен нож, ему немного подпоешь и делай с ним что хошь» — все верно, а я был хвастуном…

— Ладно, но всем помогать не буду. Дайте парочку слабых, я из них передовиков сделаю.
— Хорошо, — улыбнулась директриса.

Утром ко мне подошли два субтильных паренька.

— Нас к тебе послали.
— Отлично. Слушаем меня: малину не жрать – все в корзинку; срывать только крупные; не стоять около одного куста; подходим к кусту втроем – я посередине; я собираю сверху, вы в середине и снизу; по моей команде уходим на нетронутое место; выполним норму – можете жрать малину. Все ясно?
— А разговаривать можно?
— Нет, болтовня отвлекает. Вечером наговоритесь. Вперед, ударники!

Наша троица начала лихо. Чтобы не путаться с зачислением корзинок, я решил ссыпать с трех корзин в одну до краев. А пока один бегал сдавать, двое пашут. Когда норма одного будет выполнена, второй начинает относить корзинки и так далее. Первым носил Кока – самый мелкий из нас. Отнеся очередную корзинку, Кока исчез. Потом выяснилось, что этот огрызок сдал корзинку и, услышав от учетчицы «Норма», ушел в лагерь. Времени искать Коку не было и мы пахали вдвоем с Рашидом. В тот день мы собрали только на его норму. Я остался без сданных корзин. На линейке моя фамилия прозвучала в номинации «Отстающие». Вечером я зажал Коку и отвесил ему подзатыльник, а потом сказал хрипловатым и очень страшным голосом, что я: порву его как лягушонка; завяжу его руки бантиком и заставлю его сожрать ведро зеленых яблок. Кока плакал и поклялся больше так не делать. Никакой веры ему не было и я решил поставил его последним на зачет корзинок.

На следующий день мы все выполнили норму. Коку настиг приступ холуйского недуга: отнеся первую корзинку своего зачета, он потребовал, чтобы ее записали на мой счет. На линейке нас выделили, сказав:

-Бригада в составе…выполнила свою норму и взяла повышенные обязательства!

Я замер, а какая-то пискля заверещала:

-Это не честно! Они друг другу подсыпают и не едят!
— А ну заткнулась там! – рявкнул я.
— Буер, тихо! – строго сказала директриса, — ничего плохого в этом нет. Никто не запрещает любому из вас организовать свою бригаду и вызвать бригаду Буера на соревнование. А есть малину или нет – личное дело каждого.

Директриса сделала умный ход. И на следующий день все разбились по бригадам, и работа закипела. Нам больше не разрешали порхать от куста к кусту в поисках крупных ягод. Каждая бригада окучивала свой куст. Производительность нашей бригады снизилась, а наши руки были в царапинах. Малину почти не ели.

Пролетели три недели. По вечерам мы толпились около доски объявлений, на которой вывешивались ежедневные сводки о ходе соревнования. Мы как взрослые обсуждали цифры. Кто – то жаловался на «худые» кусты, а я затосковал. Меня тянуло к своим дворовым. Мне хотелось паять схемы, смотреть телевизор и слушать свои магнитофонные записи. Директриса это заметила и поинтересовалась , что случилось.

— Домой хочу — к своим. Я на эту малину смотреть не могу!
— Потерпи, еще неделя осталась.

На следующий день наша бригада норму не выполнила. Когда Рашид и Кока выполнили норму, я разрешил им есть малину и не собирать ее в мою корзинку. Я же, набрав немного малины, высыпал ее в соседскую корзинку.

Директриса все поняла и во время завтрака предложила мне вместе с ней уехать в город. Я бросил вилку и побежал собирать вещи. Когда я вернулся с сумкой, все уже ушли собирать малину. И я ни с кем не попрощался. Характеристику я получил отличную, спасибо директрисе лагеря…