Я долго искал и нашёл.
Был просто уверен в этом.
Не может война убить в людях
Всё доброе и живое.
Хотя порой бывает
И доброта с зубами.
Чтобы проложить себе к свету дорогу.

— Жорик – ты дурак? Ну для чего тебе это нужно? Сиди себе в окопе и сиди. Не дай Бог на мину наткнёшься или снайпер приметит.

—  Уже, сволочь, приметил. Достань пакет, перевяжи мне руку. Не вздыхай, пуля вскользь прошла. Только кожу содрала. Зато сколько добра принёс – закачаешься.

— Вот была охота, жизнью ради барахла рисковать.

— Э-э! Это тебе барахло, а Андрейке целое богатство. Да и Маше подарки будут.

— Встать. Смирно!

— Вольно. Ну что тут? Тихо?

— Да постреливают как обычно. Немного с миномётов садили, потом с пулемёта поливали, да снайпер стоять в полный рост не разрешает. А так ничего, жить можно.

— Вы это. Смотрите тут. Если вдруг вперёд рванут, вы и хрюкнуть не успеете, уже на шашлыке. А кого это я там видел? Кто шнырял между хатами? Ты? Чего это? В разведку ходил в одиночку или из самоволки возвращался? Небось краля на краю села завелась, так ты от неё кружными путями, да?

— Та нет, Владимир Иосифович, он это. Ну, по домам ходит. Его сержант отправляет, за этим, ну вот.

Вырвалось, вроде как в защиту друга.

— За чем за этим? Чего ну вот? За самогоном чоли? Говори нормально, ничего не пойму. А, вот это? Мешки? Так ты что ж это, сук-кин ты сын, мародёрствуешь? Да я тебя под суд! Э нет, я тебя людям отдам, на растерзание. Они с тебя быстро спесь собьют. Ещё мародёров мне в роте не хватало. Быстро пошёл в БТР. В штабе разберёмся. Оружие сержанту отдай, ремни мне, а сам бери и неси мешки с награбленным. Через всё село пешком пойдёшь, чтобы тебя вся деревня видела. Подонок. Мы здесь за дело воюем, а он закрома набивает. Стрелять таких надо. Быстро пошёл. И скажи спасибо что прямо здесь не пристрелил.

И обращаясь к водителю:

— Николай, тормознёшь перед селом. Мы этого умника впереди себя пустим. Пусть вся деревня видит, как у нас расправляются с мародёрами.

— Как прикажите, Владимир Иосифович.

БТР быстро пролетел расстояние между сёлами. Остановился. Жору высадили и ещё одного мужика с автоматом. Ну чтоб конвоируемого под прицелом вести. Оно конечно, понятно, что бежать ему не куда, но всё равно, в воспитательных целях. Нужно было провести мародёра деревней и под дулом автомата. Чтобы другим не повадно было.

Но тут ситуация стала быстро выходить из-под контроля. Откуда-то со двора выпрыгнул малец и ухватив арестованного за штанину, пошёл рядом. А тут с другого двора, с третьего, с четвёртого ещё двое. И вот уже целая ватага возле арестованного и конвоира БТР сильно отстал, чтобы малышню не подавить. Пришлось остановиться и идти контролировать ситуацию.

— Дядя Жора, ты принёс?

— А мне?

— А мне?

— И мне тоже?

— Что за базар вокзал? Быстро все разбежались. Бегом все по домам, а нето арестую, как и этого дядю.

Детвора заметалась. Старшие хватали младших и тащили в стороны. Пятеро из тех девяти что здесь были – заревели. Поднялся шум и гам.

Те что по старше, пытались перекричать друг друга и плачущих, при этом пытаясь успокоить ревущих. Чуть по одаль завыла, чудом уцелевшая собака. После того как село побывало в эпицентре боёв и пару раз переходило из рук в руки, животных не осталось. Эта, наверное, была единственная. И вот она, как бы отвечая на рёв детворы – завыла.

Хотя это был не вой, звук напоминал скорее плач грудного ребёнка с завыванием зимней метели. Арестованный и конвойный остановились. Дети умолкли. Вслед за воем собаки, раздался тихий, нарастающий свист.

— Мина!

Раздался вскрик над людьми и через секунды улица опустела. Арестованный, конвоир и даже строгий начальник, лежали возле дома, плотно прижимаясь к земле.

Мина шлёпнулась метрах в десяти от здания. Рядом вторая и третья. Пару минут тишины и вторая серия из трёх штук. Затяжная тишина.

— Вроде всё. Норму выпустили. Вставай пошли.

Арестованный поднялся. С головы на гимнастёрку потекла струйка крови.

— Не везёт мне сегодня. Второй раз за день.

— Ничего, в штабе перевяжут.

Со двора вышла женщина с большой простынёй в руках

— Ой Божички. Чтож это делается? Детсад поранили. Дайте я его перевяжу.

— Отойдите, не видите что-ли что он арестован? Подходить к нему не положено. А как он захватит вас в заложницы? Что вы тогда скажите?

— Тю на вас. Какие заложники? То ж Жора-детскийсад. Он моих детей на руках нянчил, пока я по хозяйству хлопотала да скотину кормила. Вы что – сдурели? Да вам село все космы за Жору повыдергает.

— Он мародёр. Его судить будут. Вон видишь два мешка? То всё по хатам лазил. Я сам в бинокль видел. А с мародёрами у нас, сама знаешь, как строго.

— Жора, а ты что молчишь? Было аль нет?

— Ой больно. Ну было. Лазил. Так-то ж по делу.

— По какому ещё делу? «Вор должен сидеть в тюрьме!»

— Меня попросили вот я и пошёл.

— О! Так ты не один? Тут целая шайка-лейка. Выкладывай нам сообщников.

— Да каких сообщников? Вон, наше пополнение. Ну, или смена наша, подрастающая.

— Ты мне мозги не пудри. Точно и ясно – кто послал и с какой целью?

— Да вы в мешок-то смотрели? Жора – ты чего всё мямлишь? Дайте сюда.

Женщина закончила перевязывать голову Георгия, и подняла мешок. Раскрыла, заглянула и рассмеялась.

— Вот дурни. Вора нашли. А ну отойди.

И голосно крикнула:

— Дети, все сюда. Дядя Жора-детскийсад всем детишкам очень рад.

Из-за заборов, из канав и просто из-под обочины, стали сходиться детишки. Они плотно обступили сидящего на земле мужчину, с перевязанной головой.

Начальник что-то хотел сказать, но махнув рукой просто отошёл в сторону.

— Где там Андрейка? Вот, как и обещал, нашёл колесо к твоему велику. Машутка! Вот Машутка твой мишка. Теперь ты настоящая Маша и медведь.

— Дядя Жора, а ему лапку миной оторвало?

– Миной родная. Миной. Но я вот нашёл и её. Отнеси маме, она перевяжет, и лапка у мишки заживёт.

— А у тебя голова сильно болит?

– Нет рыбонька, не сильно.

— А скоро заживёт?

— Вот видишь мне ранку перевязали, и она уже заживает.

— А у меня ножка долго болела. Целых три дня. Пока тётя врач кусок мины не вытащила. У меня вот и шрамик остался.

— Бедная моя. Ну, иди, лечи скорее мишку, чтобы он быстрее выздоровел и твоим другом стал. Можешь даже его рядом с собой на подушку спать уложить.

— А где Юленька? Вот, иди сюда, маленькая. Я тебе не нашёл твою пустышку. Но ты же уже взрослая! Сама кашу кушаешь и даже без памперсов обходишься.

— Она вчера, когда нас обстреливали, обоссалась.

— А вот и нет.

— Ну и ничего страшного. Аварии у всех случаются. Бывает же очень страшно.

— А она как завоет, и под окном прямо бах.

— Видите какая она смелая. За это я нашёл для тебя куклу. Она ещё маленькая и умеет говорить только: Мама. А ты уже взрослая, много слов уже говоришь.

Девочка побежала по улице.

— Мама, мама, а я уже взрослая. Я уже много говорю, а кукла только «мама» умеет.

Так продолжалось ещё около часа. А когда мешки опустели, Жора сам пустился ползать между группками ребят. Там в машинке колесо подправит. Тут покажет какой листик подорожника взять и правильно кукле на ногу привязать, что бы ранка быстрее заживала.

Снабженец.

— Да какой из тебя добытчик? Ты домой и хлеба не купишь. Тебе же кроме шахты, ничего не надо. Какой полоумный надумал из тебя снабженца сделать?

— Потупий на войну ушёл. Призвали. А меня вместо него и поставили. У меня же высшее.

— Дакакое оно у тебя высшее. Купил за сало. Выиграл вон у кого-то в шашки. Детская игра-забава. Так нет же – чемпион! За это и продвинули на высшее, а так где бы ты был сейчас?

— На шахте.

— Вот то-то и оно-то. На шахте. С высшим образованием ходить как негр-землекоп. А чего-то Потупий воевать пошёл?

Так он же из того села, что на той неделе бомбили. А у него там родители, вот и пошёл защищать.

А за кого он там воюет?

— Да кто ж его знает. Сказал за Украинцев.

— Маячня какая-то.

— Так и я говорю, не поймёшь.

— Ты давай это, за хлебом сходи, да купи селёдочку. Я сейчас картошки на шкварках нажарю. Только не задерживайся. С дочками не сиди. Что ты с ними всё муси-пуси. Они уже довольно взрослые девицы, шесть и семь лет. А ты с ними всё в дочки матери играешь да в больницу. Лучше приди, сядь за стол, возьми свои конспекты, повтори что подзабыл. Может тебя ещё повысят. Со снабженцев хотя бы до замдиректора.

— Ага. И осталась сидеть бабка у разбитого корыта. Тебе сколько не дай – всё мало. Плотником работал – мало. В шахтёры пошёл –мало. Теперь вот до снабженцев дошёл, а тебе опять уже не хватает. Лезь уже в замдиректора.

— А ты как хотел? Ты же мямля. Не гони тебя, не понукай, так ты бы всю жизнь возле моей юбки и просидел. Ты же не мужик – тряпка. За всю свою жизнь ты не разу даже в драке не был. Всё договариваешься или сбегаешь. Трус, баба и тряпка.

— Вот уйду на войну, тогда все узнают кто я и какой.

— Ну вот. Опять. Шепчет себе что-то под нос. Ты даже мне, бабе ответить боишься. Давай быстро в магазин. И знай, мне в окно всё видно. К девочкам не подходи. Размазня.

Приятели

— Жорка привет! Как делишки? Ты чего такой смурной? Случилось что?

— Та вроде всё нормально. Ты же слышал, наш снабженец, Потупий, попал под мобилизацию. Так вот меня вместо него назначили. Расту!

— О! Есть повод взбрызнуть! Пойдём по маленькой.

— Да ты понимаешь, моя меня в магазин отправила. Картоху там жарит.

— Вот мы перед твоей картошкой, по чутку дёрнем, за назначение, и иди себе в магазин.

— Только, Серёга, быстро. Иначе она меня со свету сживёт.

— Да уж, сильно ты её себе на шею усадил. Плотно сидит и погоняет. Хоть бы разок на неё гавкнул или двинул. Враз бы успокоилась.

— Да не. Как это двинул? Она мне двух дочек родила. Жена всё же. Да и права она во многом. Я как с девчонками сяду позаниматься, так отключаюсь и ничего не замечаю. Они же дети. В игре им и то и другое расскажешь. Чему-то научишь. Они и сами рады что с ними занимаются. Только когда отключусь, оказывается и час и два пройти могут, незаметно. Вот моя и ворчит.

— Ну давай.

— Ага! За назначение. Только мне уже надоедает всё это. Думаю, тоже на войну податься. И ей, да и главное себе доказать, что я не тряпка.

— Дурак ты Жорик. Из-за слов бабы жизнью рисковать. Ты только её слушаешь, а на слова других внимания не обращаешь. Давай ещё по глоточку. Вон мужики, что о тебе говорят?

— А что?

— До так и говорят, что был бы ты нормальным мужиком, если бы бабу свою меньше слушал. И заметь, никто из нас не сказал и слова ни о твоих детях и играх с ними. Нравится – играй. Только от коллектива не отрывайся. Давай по последней.

— Бежать надо. Моя там в окно выглядывает, когда я вернусь и чтоб к детям не лез.

— Во! Опять ты за неё. Точно обуздала. Туда не иди, тут не сиди, с мужиками не пей, с детьми не играй. Может ты с ней не спишь, и она у тебя голодная?

— Ты что? Всё как положено. Каждый раз как захочет. Каждый день, точнее ночь.

— Значит у неё и любовник есть. Ненасытная.

— Э-э! Серёга! Не надо о моей жене так. И вообще я пошёл. Задержался я с тобой.

— Да уж вали. Держись своей юбки. Подкаблучник.

И сам себе под нос.

— Знал бы ты что тебя другие бабы, своим мужикам в пример ставят. И моя задолбала.

Почти бомж

— Ну что за жизнь пошла? Дома жена пилит. В город вышел, тут друзья достают. Как жить? Что делать?

Вот с такими мыслями наш Георгий Петрович, или проще Жора-детский сад и попал к нам на передовую. Оказалось, мужик как мужик. Ну да, есть свои мухи в голове. Он за детей и общение с ними всё отдаст. Не наигрался видно в детстве. Ну а кто сейчас без причуд и закидонов? Это ещё не самое страшное. Главное, что он в этой круговерти и всех перипетиях выживания, остался человеком. Дружит с кошками, разговаривает с собаками. Рискует головой ради самоката, который видите ли пообещал какому-то чужому пацану. Получил уже три ранения. Одно тяжёлое. При проведении сложной разведывательной операции. За что был награждён медалью и после лечения и госпиталя отправлен на две недели в отпуск.

Одно мы заметили. Никому-то наш Жорик не звонит.

Обычно как? Было тяжело – выжил. Надо же своих обрадовать, рассказать, что да как. Жив здоров. А он, нет. Не звонит, не пишет. Когда в госпиталь попал, мы его жене отписали. Ни ответа, ни привета. А когда Петрович вернулся, то узнали, что и домой то он не поехал. Оставался в соседнем селе, у родственников. Там две недели и провёл. Нет, точнее к себе то он съездил, на дом и на дочек своих смотрел. Живут, всё нормально. Как все. Дочки его не видели, или не узнали. Да оно и не мудрено. Зарос весь. С бородой. Загорелый как смоль. В военной форме. Они его никогда таким не видели. Деньги он им регулярно высылает и думает, что уже никогда туда не вернётся. Два года уже он воюет, а они другого папой зовут.

Здесь, когда война закончится, очень нужны будут плотники. А он, в своей первой профессии им и является. Будет жить, строить, помогать людям восстанавливать разбитое и делать детям игрушки.

— Георгий Петрович. Здесь, в штабе, полностью изучили обстоятельства дела о мародёрстве. Так как личных целей и заинтересованности вы не преследовали, то обвинения с вас снимаются. А от себя могу добавить:

— Жора, дети — это дети, но и свою жизнь беречь надо. Для чего жизнью рисковать из-за плюшевого медвежонка.

— Так я это. Я ей нового купил, но она за своим плакала. Маленькая ведь – не понимает.Да я что, я ведь быстренько. Где бочком, где ползком. Зато теперь мамаша лапу мишке пришила, и Машута его выхаживает. Как в госпитале. Бинты меняет. Уколы делает. И кашу варит. Делает всё как это делали для неё. Она ведь тоже в ножку была ранена.

— Жора! Ты не исправим.

Всем нам удачи и добрых друзей. И главное, чтобы нас понимали и ценили такими какие мы есть.