Большая кружка свежезаваренного чая стояла перед Николаем Васильевичем на столе и наполняла комнату травяным ароматом. Блюдце с тонкими ломтиками хрустящего хлеба, тарелка томатного супа и аппетитный ростбиф, с несколькими ломтиками отварного картофеля, скучали здесь же, он даже не притронулся к ним. С самого утра у старика не было даже крошки во рту, и этот прощальный поздний ужин он приготовил только для себя, но аппетита не было.

Завтра его прекрасный ресторанчик перестанет ему принадлежать, а ещё через неделю его вообще снесут и место где он провёл последние тридцать лет жизни исчезнет с карты Парижа, превратившись в кучу обломков, грязи и никому не нужных воспоминаний.

Он прожил долгую жизнь и никогда ни о чём не жалел. Детство в деревне, армия как глоток свежего воздуха и возможность увидеть мир, война, потеря любимой жены и эмиграция с ребёнком на руках в поисках лучшей доли. Было сложно, но Николай Васильевич никогда не унывал, не отчаивался. Первый капитал заработанный тяжёлым трудом рвавшим жилы, позволил начать строительство ресторана, где каждая досочка, каждый камешек нашли своё место благодаря их с сыном совместным усилиям.

Маленький опрятный ресторанчик «Два Николая» стал популярен и от клиентов отбоя не было. Умеренные цены и вкусная еда сделали своё дело. Квартира была здесь же, на втором этаже, и хоть просторной назвать её было нельзя, жили они в ней счастливо. Сюда Семён привёл свою невесту и здесь родилась внучка. Ресторан стал их домом, семейным очагом, их опорой.

Вслед за катастрофой, в которой погиб сын и сноха, тяжёлые времена вновь вернулись. С маленьким ребёнком на руках, рестораном управлять непросто. Но он справился. Сумел вырастить умницу, красавицу и настоящую помощницу, которая играючи поступила в уважаемый университет и не опозорила свою фамилию. Через неделю внучка должна приехать домой на каникулы, а Николай Васильевич так и не набрался храбрости сообщить ей, что они лишились дома.

А всё его доверчивость. После смерти сына, он продал вторую часть ресторана своему хорошему знакомому. Без этого они не смогли бы выстоять и сохранить клиентов и авторитет. Пьер был хорошим человеком и не вмешивался в управление бизнесом, однако после его смерти наследником стал старший сын, который был известным в Париже прожигателем жизни и задумал продать свою половину тому кто пообещает денег побольше. Хорошую цену предложили застройщики уже который год менявшие облик французской столицы посредством возведения среди живописных кафе и особняков, офисных зданий и контор. Переступив через гордость Николай Васильевич на коленях умалял юнца продать ему вторую часть заведения, но тщетно.

Вздохнув, он обвёл взглядом своё детище. Аккуратные столики, стульчики, тканевые обои, блестящие витрины и люстры всё сияло безукоризненной чистотой. Весь день он мыл и убирал зал, и внутренние помещения ресторана понимая, что делает это в последний раз. Завтра в восемь утра Николай Васильевич поставит свою подпись под договором и получив причитающуюся ему сумму отправится в никуда. Старый, потёртый чемодан в руке, с багажом разбитых надежд внутри.

От этих мыслей сердце старика защемило и пересохло во рту. Три месяца назад ему исполнилось 75 лет и здоровье, которым он всегда гордился, всё чаще стало подводить его.

Колокольчик над входной дверью прозвенел и в зал зашли двое.

– Здравствуйте. Я понимаю, что уже поздно, но может быть у вас найдётся хоть что-нибудь для изголодавшихся путников.

Свет горел только в той части ресторана где сидел старик, но вышедшие из тени люди не были похожи на грабителей.

– Кухня давно уже закрыта. Я не смогу вам ничего приготовить.

Мужчина в сером костюме-тройке и элегантной тростью в руке располагающие улыбнулся и сделав шаг вперёд, по направлению к столу, сказал:

– Ну может быть что-то можно разогреть, я не привередливый. Я столько слышал про ваш ресторанчик, и давно хотел его посетить.

Повесив трость на сгиб руки франт снял с руки белоснежную перчатку и оглядевшись по сторонам закончил:

– Но если ничего нет я приду завтра.

Вздохнув, чуть более эмоциональнее, чем обычно, Николай Васильевич встал из-за стола.

– Завтра мы закрываемся.

– На ремонт?

– Навсегда. Здесь будет офис или какая-то контора. Я не знаю точно.

– Как жаль, а я признаться мечтал попробовать ваш знаменитый томатный суп и хлеб, который вы печёте по собственному рецепту.

Николай Васильевич хотел было уже попросить мужчину и его спутника покинуть ресторан, но в последний момент передумал.

– Выбирайте столик, садитесь. Через пятнадцать минут я принесу еду.

Вернувшись в зал с подносом в руках, старик поставил перед поздним посетителем тарелку свежего хлеба, томатный суп с веточкой базилика, ростбиф с картофелем и сливками, и бокал красного вина.

Франт в расслабленной позе, положив ногу на ногу, сидел за столом хозяина ресторана, а за его правым плечом стоял его спутник – здоровенный короткостриженый верзила с лицом, вырубленным из камня.

– Всё что могу. Не судите строго.

Успокаивающе взмахнув рукой, поздний посетитель снова улыбнулся и пристально посмотрел на Николая Васильевича.

– Ой, да не переживайте. Я уже по источаемым едой ароматам знаю, что она мне понравится. А ничего, что я сел за ваш стол? Я вижу вы тоже собирались ужинать.

Вернувшись на своё место, Николай Васильевич отодвинул в сторону остывшую тарелку супа и поставил перед собой бронзовую пепельницу.

– А ваш спутник не желает поужинать? Я могу принести.

Аппетитно поглощая стоящую перед ним еду мужчина пояснил:

– Благодарю, не надо. Это мой охранник, и он недавно ужинал.

Несколькими точными движениями старик вычистил курительную трубку от чего в бронзовой тарелочке образовалась аккуратная кучка пепла. Только сейчас Николай Васильевич внимательно рассмотрел своего позднего посетителя. В чём, в чём, а в людях он разбирался.

Человеку, сидящему напротив было около сорока лет, хотя возможно и больше. Рост выше среднего, тонкая талия, широкие плечи, сильные ноги делали его похожим на спортсмена. Крепкие кисти с длинными пальцами и ухоженными ногтями говорили о том, что мужчина богат, но знаком с тяжёлым физическим трудом. Тёмно-русые волосы убраны в причудливую причёску, но внимательный взгляд мог заметить, что непослушные вихры привыкли подолгу находиться в беспорядке. Усы вызывающе топорщились в разные стороны, а узкая бородка на подбородке гармонично их дополняла. Он был красив и элегантен, но лицо его было обветренным, что выдавало в нём человека действия много времени проводившего на открытом воздухе. Дорогой костюм-тройка и блестящие лакированные остроносые ботинки только подчёркивали его природную красоту и привлекательность.

Набив трубку табаком, и закурив, Николай Васильевич подумал, что поздний посетитель обладает природным обаянием и легко завоёвывает расположение окружающих, даже несмотря на вечную иронию, застывшую в светло-серых глазах. В конце концов, он смог убедить его принести еду.

Покончив с супом и ростбифом мужчина собрал кусочком хлеба, с тарелки, остатки соуса и отправив его в рот, пригубил бокал вина.

– Уважаемый, ужин великолепен и абсолютно оправдал все мои ожидания. Моя супруга была бы в восторге от вашего томатного супа хотя сама недурственно готовит.

Опустив руку во внутренний карман пиджака, он вытащил наружу серебреный портсигар с длинными тонкими сигаретами.

– Вы не будете против если я составлю вам компанию и мы подымим вместе.

– Валяйте.

Вдохнув сигаретный дым в лёгкие и выпустив струйку дыма в воздух, поздний посетитель указал пальцем на бронзовую пепельницу на столе и спросил:

– Интересная вещичка, памятная?

– Да, такие раздавались всем участникам Крымской войны выжившим после осады Севастополя.

Придвинув стул поближе к Николаю Васильевичу, франт кончиком сигареты сгрёб в сторону кучку пепла, от чего на дне пепельницы стала видна дата кампании и силуэт города.

– Многое читал про эту войну. По-моему эта единственная военная кампания, которую русские проиграли?

Плотно сжав зубами трубку, Николай Васильевич нервно пододвинул пепельницу к себе.

– Тогда, нам противостояла вся Европа и Турция. Мы сражались храбро, но видно Богу было угодно преподать нам урок.

Успокаивающе жестикулируя, поздний посетитель попытался успокоить собеседника.

– Нет, нет, вы меня не правильно поняли. Я нисколько не умаляю отваги русских солдат и даже наоборот наслышан о ней. Мой отец тоже воевал в Крыму. Правда, на другой стороне.

Немного уняв сердцебиение и положив трубку на пепельницу, Николай Васильевич сменил гнев на милость.

– Правда? В пехоте или кавалерии?

– В пехоте. Четвёртый егерский батальон. Он почти полностью был уничтожен вашими моряками и ополченцами, но мой папаша чудом выжил.

– Мне очень жаль, что мы были вынуждены убивать друг друга. Всё эти чёртовы дипломаты.

Сделав глоток из бокала, франт продолжил:

– Да ничего дело минувших дней. В конце концов, вы выполняли приказ. А почему ваш ресторан называется «Два Николая»? Наверное, в честь вас и вашего сына?

Старику уже порядком надоела эта болтовня, и он с нетерпением смотрел на медленно тлеющую сигарету разговорчивого посетителя, намереваясь выставить его вон не нарушая правил этикета.

– Нет, моего покойного сына звали Семён. А ресторан назван в честь меня и моего друга, которого я встретил во время боёв за Севастополь.

Избавившись от порции пепла изящным движением, франт одарил хозяина новой располагающей к себе улыбкой.

– Именно благодаря дружбе и преданности русские войска и смогли так долго продержаться.

– Мой друг был французом, как и вы.

Снова стряхнув пепел и приняв свою излюбленную позу, закинув ногу на ногу, поздний посетитель резко сменил тему.

– А почему вы закрываетесь?

На время исчезнувшая тяжесть на сердце вернулась. Николаю Васильевичу даже показалось, что ему трудно дышать.

– Я сам во всём виноват, – тихо произнёс он. – Продал половину ресторана надёжному человеку, не приняв в расчёт, что его наследникам глубоко плевать на наш договор. Нельзя управлять половиной ресторана, также как невозможно жить в половине дома.

Погрузившись в воспоминания старик даже не заметил, что его собеседник покинул свой стул и теперь расхаживал по залу рассматривая фотографии на стенах. Охранник двигался за хозяином словно бесшумная тень.

Снимки изображали русских военных, хозяина ресторана в разные периоды жизни, весёлые компании друзей, а также самых известных завсегдатаев заведения.

– А вы знаете моя жена русская, и она, впрочем, как и мой отец, смогла привить мне глубокое уважение к вашей нации и культуре. Я даже купил дом в России.

– Поздравляю.

Тяжело поднявшись из-за стола Николай Васильевич повернул выключатель газового освещения и свет над столом с остывшей едой погас. Этим он как бы давал понять франту, что разговор закончен – пора и честь знать.

Однако тот не торопился уходить.

– А что произошло с тем вашим французским другом? Вы видитесь?

Волна раздражения накатила на старика и он уже готов был послать этого наглеца к чёрту, но к своему удивлению всё же ответил на вопрос.

– Не знаю. Я остался в России, он вернулся домой. Мы никогда больше не виделись. Эмигрировав сюда, я пытался его разыскать, но тщетно.

Будто не замечая сварливого тона Николая Васильевича франт постучал сгибом пальца по стеклянной раме в которой находилось два георгиевских креста.

– Ваши? Да вы герой.

Встав возле выхода из ресторана старик протянул собеседнику его трость, на этот раз намереваясь выпроводить назойливого посетителя.

– Время позднее. Думаю вам пора. У меня завтра тяжёлый день.

Пожав плечами и жестом приказав охраннику следовать за собой, франт направился к выходу.

– Неужели вам не жалко всё это терять? Что совсем ничего нельзя сделать?

Чувствуя что вот-вот взорвётся старик раздражённо произнёс почти срываясь на крик:

– Это не ваше дело, но нет, нельзя. Наследник продал часть моего ресторана и дома застройщику. У меня нет таких средств, чтобы выкупить долю по новой цене. Вам пора!

Поздний посетитель замер напротив Николая Васильевича и некоторое время внимательно смотрел на него. Вот только ни следа иронии в его глазах старик не заметил.

Щёлкнув пальцами франт протянул руку к охраннику и через секунду в его ладони оказалась зажата синяя папка, которую он и протянул старику.

– Что это?

– Это документ удостоверяющий, что вы являетесь единственным хозяином этого ресторана, а также земли на которой он построен. Там даже немного больше вышло. Расширите зал, разобьёте на улице крытый павильон или ещё что-нибудь придумаете. Нужна только ваша подпись.

Челюсть старика запрыгала от волнения от роившихся в голове вопросов заболела голова.

– Но, но … Кто вы?

Взяв в руку трость, поздний посетитель с искренней улыбкой ответил:

– Тот самый застройщик. Точнее я новый застройщик, купивший права на строительство в этой части города у старого застройщика. В общем, не берите в голову.

Надевая на ходу перчатки, франт почти уже вышел из ресторана, когда был остановлен возгласом Николая Васильевича.

– Но почему?!

Обернувшись поздний посетитель указал пальцем на старое пожелтевшее фото в позолоченной рамке, висевшей на почётном месте у входа в зал. Снимок навсегда запечатлел искреннюю дружбу двух двадцатилетних парней улыбавшихся фотографу и не представлявших, что их ожидает в будущем.

– Меня зовут Валентин Деко. На фото Николас Деко – мой отец. Тот самый французский солдат, который получив ранение шрапнелью, сутки пролежал в грязи и собственной крови, оглашая окрестности криками о помощи. Все это слышали, но никто из его однополчан и товарищей не рискнул проползти по полю обстреливаемому корабельной артиллерией англичан. И только русский солдат Николай Воронофф не побоялся рискнуть жизнью ради недавнего врага.

Слёзы градом покатились по морщинистым щекам старика, а сердце готово было выпрыгнуть наружу.

– Николя жив?

– К сожалению, нет. Он умер три года назад в Австрии. Перед смертью, он просил меня найти вас или ваших наследников и отблагодарить за спасение. Для этого я специально ездил в Россию.

Валентин видя состояние Николая Васильевича, протянул ему платок.

– Съездили зря. Я уже почти тридцать лет живу здесь.

– Нет, не зря. В России я встретил свою жену и искренне благодарен вам и отцу за эту поездку. Я бы даже сказал я всё ещё вам должен.

Шумно высморкавшись и утерев лицо, старик впервые за вечер улыбнулся собеседнику.

– Вы уж извините меня за моё поведение. Я не знал. Через две недели на каникулы приезжает моя внучка. Приходите с женой на праздничный ужин. Я приготовлю томатный суп и ещё много чего. Пожалуйста.

Переступая через порог ресторана Валентин обернулся, и подняв в прощальном жесте трость, сказал:

– Договорились. Только должен вас предупредить, что это снова будет поздний ужин.