Как и предполагалось, прямо на перроне располагался указатель со стрелкой и надписью «ЛВВПУ ПВО — 500 метров».

Сойдя с перрона и двинулся в указанном направлении. Идти, и правда, оказалось недалеко. Через двадцать минут ходьбы неспешным шагом я оказался перед КПП. Справа от КПП был расположен памятник какому-то военному в плащ-палатке и под знаменем. Военный стоял таким образом, что из-под плащ — палатки виднелась только одна нога, обутая в сапог.

На КПП была специальная комната для прибывающих поступать в училище. Я представился, сдал документы, ответил на парочку дежурных вопросов, после чего посыльный, дежуривший в этот день, отвел меня и еще троих прибывших в четырехэтажное здание и сдал с рук на руки какому-то курсанту в звании старшего сержанта. Как потом оказалось, это был курсант последнего курса. Его курс в настоящее время проходил практику в войсках. Курсанты стажировались на должностях командиров взводов. Но несколько старшекурсников оставили в училище, где они стажировались командирами взводов среди абитуриентов. Фамилия нашего была Шпак. Я в уме сразу же представил, какие клички ему придумают, когда он попадет в войска.

Старший сержант Шпак объяснил, что в этом корпусе живут и готовятся к вступительным экзаменам абитуриенты. Причем абитуриенты, которые прибыли для поступления из воинских частей, занимали первый и второй этажи корпуса, а прибывших с «гражданки» селили на третьем и четвёртом этажах. Возле входа в наши помещения на первом и втором этаже постоянно дежурил дневальный.  В его задачу входило не пропускать к нам «гражданскую абитуру». Не знаю почему, но в училище старались свести к минимуму контакты военных и гражданских абитуриентов на время вступительных экзаменов.

Нам показали наши койки и тумбочки. И вот наступил долгожданный момент, когда я смог переодеться из парадки в привычное х/б и сменить опостылевшие ботинки на «родные» кирзовые сапоги. И спасибо нашему старшине прапорщику Кочкину, который снабдил меня отличными портянками.
Затем нас строем отвели на ужин в столовую. По сравнению с нашей столовой в части эта столовая была огромна. На ужин был гуляш с картошкой, довольно вкусно приготовленный. И, забегая вперед, должен признать, что кормили в училище вкусно и сытно. Это потом мы узнали, что довольствие в училище шло по курсантской норме, а она была выше и разнообразнее солдатской.

После ужина мы строем дошли до нашей четырехэтажной казармы. Сержант Шпак, объяснив, что у нас сейчас два часа самоподготовки, затем общий просмотр программы «Время», вечерний моцион и отбой,  подал команду «Разойдись!»

Я успел познакомиться с ребятами, которые прибыли в училище вместе со мной. Один из них был моего призыва, а двое других были «молодыми» по армейским понятиям. Оказалось, чтобы иметь больше шансов поступить в училище, эти двое ребят пошли служить в армию с весенним призывом и сразу после принятия присяги написали рапорты на поступление в училище. И хоть «службы они еще не видели», но при поступлении пользовались льготами солдат срочной службы. Я про такой способ поступления слышал в первый раз.

Я думал, что вся абитура сейчас направится в классы самоподготовки готовиться к экзаменам. Но не тут-то было. Кто-то направился на спортплощадку, кто-то, кому не хватило калорий за ужином, в «курсантскую чайную». А наша четверка отправилась в курилку. Там уже было несколько человек, которые раньше нас прибыли в училище.

Да, забыл отметить, что курсантов в училище почти не было. Первый и второй курс уже были на каникулах, а третий и четвёртый — на стажировке в войсках.

В части оставались только те курсанты, что стажировались, командуя абитуриентами. А всю службу в это время в училище «тянула» рота обеспечения. Все караулы и наряды по части были на них.

Вот один из служивших в этой роте и оказался с нами в курилке. От него мы и узнали все «тайны» нашего училища.

Оказывается, сами курсанты называли училище «Высшее военное конно-спортивное математическое училище с политическим уклоном».

В училище очень культивировались различные виды спорта. Говорили даже, что поступить в училище, не имея какого-нибудь спортивного разряда, было очень трудно. Первый спортивный разряд у меня был, правда, по радиоспорту, но был. А вот с математикой была засада.

Оказалось, что математика является чуть ли не профилирующим предметом в училище. Да и вообще от женщины, заведующей кафедрой математики, очень многое зависело. Почему-то начальник училища очень прислушивался к ее мнению. Ну а с абитуриентами она совсем не церемонилась. Вот такую информацию об училище получили мы перед тем, как отправиться спать.

Утром после зарядки и завтрака нас отвели в один из учебных корпусов, где мы должны были пройти «мандатную комиссию». Те, кто ее не проходил, сразу же отправлялся обратно в войска. На этой комиссии сверяли копии документов, которые мы выслали вместе с рапортом о поступлении, с подлинниками этих документов, находящимися у нас на руках. Потом нам задавали вопросы, проверяя нет ли расхождений с ответами в наших анкетах. У меня все совпадало. Но одного подполковника очень заинтересовала моя национальность.

Все дело в том, что с шестнадцати лет, со дня получения паспорта, у меня национальность была записана по отцу — эстонец. Доходило до анекдота, у моей сестры была национальность русская, а у меня — эстонец. Так получилось, что, когда моя сестра, которая старше меня почти на семь лет, получала паспорт, сотрудник паспортного стола, не заглядывая в ее «Свидетельство о рождении», спросил:

— Национальность?

— Русская, — ответила сестра. Так ей и записали.

Когда же я получал паспорт, то спросив меня о национальности и получив ответ «русский», паспортист заглянул в мое свидетельство, недоуменно посмотрел на меня и сказал: «Какой же ты русский, если у тебя мать — еврейка, а отец — эстонец?»

До этого с национальным вопросом я никогда не сталкивался и всегда считал, что на каком языке человек разговаривает, такой он и национальности. Я попробовал что-то объяснить паспортному работнику, но он не стал ничего слушать и сказал: «Давай так. Или ты сейчас сам решишь, какую национальность тебе писать, или иди домой, посоветуйся с родителями и завтра придешь снова».

Опять терять полдня в очереди в паспортный стол я не хотел. Да и не придавал я тогда никакого значения этому, так называемому, «национальному вопросу». Поэтому чисто по наитию сказал:

— Пишите «эстонец».

Я вновь отвлекся, но без этой биографической справки  мой дальнейший рассказ был бы неполон.

Подполковник взял мои документы и куда-то ушел. Он появился минут через сорок и стал меня хвалить, что я хочу стать офицером, да еще и политработником. Я, конечно, не стал ему объяснять, что политическое училище я выбрал только потому, что для поступления в него не нужно было сдавать иностранный язык. Но, почему я молодец, поинтересовался. Во всем оказалась «виновата» советская статистика. Ребята из прибалтийских республик не особо стремились служить в армии и всячески старались от нее «закосить». А уж в военные училища шли единицы. А тут эстонец! Первая галочка для статотчета. Плюс отец — офицер запаса. Это галочка номер два — семейная династия. И плевать всем было, что отец мой из сибирских эстонцев. Правда, по-эстонски он немного говорил, но в самой Эстонии никогда не жил, а уж я — тем более. Еще подполковник, а он по службе был с кафедры русского языка и литературы, предложил мне вместо сочинения писать изложение, как писали плохо владеющие русским языком абитуриенты из союзных республик, в основном среднеазиатских. Не знаю, правильно ли я сделал, но от предложения отказался.

По русскому и литературе у меня всегда была пятерка, так что этого экзамена (сочинения) я боялся меньше всего.

На вопрос о других предметах я честно ответил, что с математикой у меня напряженка, чем очень огорчил своего нового покровителя. Он, конечно, пообещал с кем-то там поговорить, но по его виду я понял, что тут он бессилен.

Мандатная комиссия работала до самого обеда. После обеда по расписанию опять значилась подготовка к экзаменам, но специально в класс самоподготовки никого идти не заставляли. Я, конечно, попробовал посидеть в классе с учебником математики, но хватило меня на полчаса не больше. На улице стояла отличная погода. Ребята, с которыми я успел подружиться, собирались идти в «курсантскую чайную». Так назывался буфет на территории училища, где всегда была свежая выпечка, безалкогольные напитки, бутерброды и т.п. В очередной раз понадеявшись на русский авось и свое «эстонско — еврейское» счастье, я тоже пошел с ребятами в чайную.

После чайной мы прогулялись по территории училища, которая занимала немалую площадь. Вдоволь находившись по расположению, мы вернулись к нашей казарме и зашли в курилку. Там уже было несколько человек, которые закатывались от смеха, глядя на то, как бедный курсант-стажер учит ходить строем гражданскую абитуру. Будущие офицеры-политработники никак не могли двигаться строем, а самое главное — не понимали, зачем это нужно. И если нам можно было просто приказать, то гражданская абитура пока еще к армии никакого отношения не имела. Присягу они ещё не принимали, в училище еще не поступили. Бедный курсант-стажер, наверное, сотни раз уже проклял себя за то, что остался на стажировку в училище, а не поехал в войска.

Ну а для нас, военной абитуры, лучшей жизни и желать не приходилось. После подъема — зарядка и завтрак. После завтрака — консультации по сдаваемым предметам. Затем обед. После обеда — самоподготовка, вместо которой мы бегали в чайную, гуляли по расположению или травили анекдоты в курилке. После ужина было так называемое «свободное время». Я не знаю почему, но от ужина до отбоя мы были вольны делать что угодно, кроме как покинуть расположение училища и распивать спиртные напитки.

После более чем года ежедневных дежурств на КП и нарядов «через день на ремень», для многих началась «райская жизнь».

Так прошла первая неделя в училище. Ничего особо интересного за это время не произошло. На консультациях мы слушали преподавателей, которые рассказывали, как будут проходить экзамены по их предметам. На наши вопросы они отвечали очень исчерпывающе и, главное, дружелюбно. Да и вообще вели себя с пониманием того, что у солдат срочной службы со временем на подготовку к экзаменам была большая напряженка. Поэтому за время консультации старались как можно подробнее и обстоятельнее ответить на все вопросы и напомнить тот материал, который будет в экзаменационных билетах.

И вот подошло время консультации по математике. Как нам сообщили, проводить ее будет сама заведующая кафедрой.

В назначенное время мы собрались в классе и с некоторым трепетом ожидали женщину, о которой уже неоднократно слышали «страшные вещи». От этой женщины зависела дальнейшая судьба многих из нас, ну а моя-то — точно. И вот команда дежурного:

«Встать! Смирно!» Такая команда согласно Уставу всегда подается, когда в помещение заходит старший по званию или должности. В военных учебных заведениях такая команда подается и тогда, когда в класс заходит преподаватель, который не имеет воинского звания.

Мы дружно вскочили. В класс вошла невысокая, довольно худая женщина, которой было далеко за…

Она прошла через весь класс к доске, повернулась к нам лицом, обвела весь класс не обещающим ничего хорошего взглядом и довольно скрипучим голосом сказала: «Садитесь».

Не знаю как кому, но с первых же ее слов мне стало не по себе. Для начала она нам объявила, что ничего по предмету нам объяснять не будет, мотивируя это тем, что мы знали, куда собрались поступать, методички для поступления у всех были, а в этих методичках перечислялись все темы, вопросы из которых будут на экзамене. Так что, если мы чего-то из этого не знаем, то и нефиг было ехать поступать.

В экзаменационном билете будут два устных вопроса и пример. Получить «отлично» сможет только тот абитуриент, который правильно ответит на оба вопроса и решит пример, а также ответит на дополнительные вопросы.

Оценку «хорошо» получают те, кто не ответит на дополнительные вопросы. Ну а тот, кто «завалит» один из устных вопросов, получает «удовлетворительно», но поступить с этой оценкой в училище практически невозможно.

Причем произносила она это тоном человека, которому мы все будто были что-то должны по жизни, при этом глядела она на нас, как на толпу каких-то недорослей.

Затем заведующая кафедрой великодушно позволила нам задавать вопросы. Нашелся среди нас один умник, который попросил что-то объяснить в каком-то уравнении. Боже! Сколько нелестного о себе ему пришлось выслушать из уст, казалось бы, интеллигентной женщины, к тому же имеющей ученую степень доктора наук. Так ругаться не умели даже торговки на Центральном кишиневском рынке, а они мало в чем уступали своим одесским коллегам с Привоза.

Когда заведующая кафедрой и доктор наук немного успокоилась, то снизошла до вопроса:

-Еще у кого-то есть вопросы?- надеясь, что после произошедшего вопросов больше не последует.

И тут в меня «как черт вселился». Подняв руку и дождавшись разрешения говорить, я насколько мог вежливо, но, вложив в голос весь сарказм и иронию, спросил:

-Скажите, пожалуйста, зачем офицеру-политработнику знание математики на таком высоком уровне? Я понимаю, зачем нужн0 знание материальной части войск ПВО, Уставов, истории СССР, марксизма-ленинизма, даже педагогики, ведь каждый офицер — еще и воспитатель для своих подчиненных. Но математика-то ему зачем?

Заведующая математической кафедрой внимательно посмотрела на меня и… улыбнулась! Да!  И в ее взгляде даже появилась заинтересованность и что-то человеческое.

— Я посмотрю, будете ли Вы такой же смелый на моем экзамене, товарищ абитуриент? — произнесла она и вышла из класса.

Подошло время обеда, и мы строем отправились в столовую. Пообедав, все собрались в курилке и стали обсуждать, чем будем заниматься во время самоподготовки. Предложения поступали типа «сходить в чайную», «побродить по расположению»… Кстати, «побродить по расположению» стало одним из любимейших наших занятий после обеда.  Дело в том, что мы нашли одну отдаленную курилку, которая находилась прямо возле забора, ограждающего территорию училища. Забор был не из сплошных досок или кирпичный, как у нас на КП, а состоял из секций в полтора человеческого роста. Секции были сварены из металлического уголка, а к уголку точечной сваркой была приварена сетка-рабица. Проход такой забор закрывал, а вот видно и слышно было все. Да что долго объяснять! Все бывали в зоопарке. Так там такие заборы были вокруг вольеров с животными.
С другой стороны забора проходила дорога, которая соединяла станцию Горелово с одноименным поселком. По этой дороге часто ходили местные девушки, которые совсем не прочь были познакомиться и поговорить с «будущими офицерами».

В таких знакомствах и разговорах мы и проводили время, отведенное на самоподготовку.

Но в этот день, а это был четверг, сходить в дальнюю курилку у нас не вышло. Всей «военной абитуре» объявили построение.

Сержант Шпак приказал нам идти в каптерку получать белье, затем мы строем отправились в баню.

Конечно, сравнивать баню в нашей части и баню в училище — это как сравнивать дар божий с яичницей.

В этой бане была даже парная с полками, раскаленными камнями, чтобы поддавать пару, и березовыми вениками. Это не несколько душевых кабинок, как на нашем Узле связи, где можно было лишь успеть ополоснуться, так как времени на помывку отводилось довольно мало. Скажу честно, так хорошо и с таким удовольствием я не мылся уже давно. Никакое джакузи не доставит такого удовольствия, какое мы получили в курсантской бане. После парилки, мы мылись из банных тазиков, которые, а я это знал с детства, назывались «шайками», терли друг другу спины выданными банщиком мочалками, затем ополаскивались в прохладном душе. Кайф! Вы скажете, что так можно было помыться в любой городской бане. Не спорю! Но кто бы нас отпустил в ту баню? А те, чрезвычайно редкие, увольнения, что нам давались, тратить на мытье в городской бане не стал бы и последний идиот.

После бани мы опять собрались в курилке возле казармы, где меня и отыскал мой «покровитель» — подполковник с кафедры русского языка и литературы.

Отозвав меня в сторонку, «покровитель» сказал, что мной интересовалась заведующая кафедрой математики. А так как я состоял у этого подполковника на «национальном» учете, то и разговаривала она с ним. К своему огромному удивлению я узнал, что, оказывается, понравился этой мегере с научной степенью. По ее словам, я единственный, кто задал «толковый вопрос» и выглядел при этом смелее и умнее всего этого «стада запущенных недоучек». А узнав, что у меня уже есть диплом техникума, она сделала какую-то пометку в своей записной книжке и, сказав: «Ну что ж, посмотрим», — удалилась.

— Она, Светлана Николаевна, — только сейчас я узнал, как зовут главную математичку училища, — нормальная женщина. И к курсантам она относится со всей душой, а вот абитуриентов почему-то не любит, — объяснил мне подполковник.

Его слова вселили в меня кое-какой оптимизм. К тому же, когда мы жили в Риге, мою классную руководительницу тоже звали Светлана Николаевна. Своим хорошим знанием русского языка и любовью к литературе я во многом обязан именно ей.