Случилось это несколько лет назад. Как-то раз рано утром у мамы зазвонил телефон. Она сняла трубку и услышала умоляющий голос сына: «Мам, я из милиции звоню… Я в аварию попал… Деньги очень нужны… Двадцать тысяч…». – Мамино сердце затрепетало, но не столько от этих воплей, сколько от осознания того, что сынок в трудную жизненную минуту обратился за помощью не к кому-то там, а именно к ней, к матери. Ещё не дослушав до конца, мама уже стала лихорадочно соображать, под каким предлогом можно занять у соседок денег. Она клятвенно пообещала сыну больше никому не звонить и, быстро собрав необходимую сумму, передала её прибывшему вскоре посланнику. После этого мама, очень довольная собой, присела и стала ждать сыновней благодарности. Только сын с благодарностью почему-то не очень торопился, и мама, измученная мучительным ожиданием, не выдержала и позвонила ему сама, а в ответ – о, ужас! – услышала лишь недовольное бурчание спавшего после ночной смены сына!.. Вот тут нашу маму пронзила догадка – она поняла, что её … одурачили! И на это, внезапно пришедшее запоздалое прозрение, мама отреагировала настолько болезненно, что сын, как ошпаренный спрыгнул с кровати и пулей помчался к ней, прихватив по дороге нас с сестрой. Когда мы, встревоженные, вошли в квартиру и увидели маму, то ахнули – она была чернее тучи.

Здесь я позволю себе некоторое отступление. Наша мама всегда иронизировала над теми, кто попадался на удочку мошенников – но это касалось только чужих людей, а если, вдруг, обманывали кого-то из нас, то пострадавшему не было никакой пощады – оправдаться было невозможно. Как-то раз на первом курсе у меня в институтской раздевалке прямо из-под носа увели портфель. Портфель нашёлся довольно быстро, и оказался он в целости и сохранности, а вот восьми рублей, выданных мне мамой на покупку проездного билета, в портфеле не оказалось. Такое «ротозейство» мама простить никак не могла: она пилила меня изо дня в день с утра до ночи до тех самых пор, пока отец не успокоил её каким-то нечаянным калымом. Такое мамино поведение ярче яркого говорило о том, что она считала себя очень умной и предусмотрительной, а значит, совершенно неуязвимой для криминала – именно поэтому удар, нанесённый мошенниками, оказался для неё просто убийственным.

В милиции, куда мы приехали писать заявление, нас с любопытством окружили изнывающие от безделья милиционеры, а самый старший из них подошёл к маме и участливо спросил, помнит ли она лицо того проходимца, который приезжал к ней за деньгами. «Конечно, помню! – услужливо ответила мама милицейскому начальнику – Вот если бы не Ваша милицейская форма, – ткнула она ему в грудь пальчиком – то я бы решила, что это Вы! Уж очень сильно он похож на Вас, ну, просто одно лицо!» – от этих маминых слов милиционеры сначала оторопели, а потом взорвали тишину оглушительным хохотом!

Смех смехом, но мы понимали, что дело наше безнадёжное – не найдут никого, а маму надо было как-то спасать, потому что она начала день за днём тихо угасать от самоедства. И тогда сестра придумала выход: она уговорила знакомого милиционера вручить нашей маме двадцать тысяч, якобы, найденные милицией. Милиционер пошёл к маме, позвонил и представился ей из-за двери. И хотя мама клятвенно нам пообещала никогда никому не открывать дверь, но страх «опозориться» перед соседками пересилил, и мама открыла. Милиционер вошёл и торжественно вручил маме деньги, сказав, что только благодаря составленному с её помощью фотороботу им удалось поймать мошенников, а деньги пострадавшим пенсионерам следователи разрешили вернуть ещё до суда. Для полной достоверности он заставил маму расписаться в нескольких ведомостях. Когда милиционер, окроплённый благодарными слезами, ушёл, пришла сестра, терпеливо дожидавшаяся окончания спектакля за дверью. Она участливо выслушала подробный мамин рассказ о замечательной работе нашей доблестной милиции, а затем решительно забрала у неё деньги, заявив, что так нам всем будет спокойнее.

Вот так мы вернули нашу маму к жизни.