По-моему последний поезд в метро, я сижу на лавке в вагоне, в моих огромных наушниках долбит «Prodigy», но иногда какая-то возня отвлекает меня. Я приоткрываю глаза, и вижу как несколько пассажиров напротив, глядя на меня, стаскивают со своих крысиных морд маски человеческих лиц. Красные глазки этих тварей не предвещают ничего хорошего. Б***ь, я жестко вляпался. Но не все так плохо, на мне рюкзак, в котором лежат 2 серпа, с которыми я возвращаюсь с вечерины.

Первая крыса пытается прокусить мне ногу, но прежде распоротая мною, ее тушка падает рядом. Как сеятель я начинаю пожинать тела этих крыс. Весело и азартно, но до того момента, пока я не вижу, что в соседних вагонах также полно этих тварей. По связи с машинистом я ору, что весь поезд в крысах, которые потрошат людей, но в ответ слышу отвратительный писк и чавканье. Начинаю передвигаться к последнему вагону, в ушах крутиться – «Invaders Must Die»

В следующем вагоне они разделывают моего знакомого вегана, пищат и матерят его за то, что он и так как скелет и им нечего с него сожрать. С**и, это ведь был мой приятель с детства. Уже уверенными движениями серпов я расчищаю себе дорогу. Однако одной из тварей мне не удается отсечь башку, такое ощущение, что эта крыса заметно старше и опытнее остальных. Она успевает уклониться от моих выпадов, но один из моих серпов как по маслу проходит по ее уху, треть которого падает на пол.

Новый вагон, в нем ситуация в мою пользу: дед-инвалид, стоя на деревянной палке-протезе на пробитой им насквозь башке подростка-крысеныша, отбивается огнетушителем и здоровым осколком стекла от его родителей. Вообще я хорошо воспитан и всегда помогаю старшим и этот случай не исключение. «Спасибо, сынок» — кричит мне дед в догонку, оставшись с одним из моих серпов и кучей перебитого крысиного семейства.

Кажется последний вагон. Везение. Здесь эти огромные крысы лежат мертвецки пьяные от пойла, которое им досталось от группы чуваков в спортивных костюмах, чьи объедки и фрагменты тел раскиданы по всему вагону. Мне удается прикончить пару едва трезвых тварей, обломком поручня, которым видимо, пыталась обороняться сожранная компания «спортсменов».

Разбив стекло в последнем вагоне, я на полном ходу спрыгиваю на рельсы и сматываюсь. Через какие-то лестницы вылажу на улицу. Редкие ночные прохожие шарахаются от меня как от привидения. Неудивительно, на мне столько мяса, крови и кусочков от крысиных шкур. Еле добираюсь до дома, душ и отрубаюсь.

Утром меня тормошит и будит мать, говоря, что ко мне пришла полиция. Едва соображая что-либо, после этой ночи я иду по коридору и выхожу на лестничную площадку. Несколько человек в форме и видимо их командир – суровый немолодой дядя лет 60. Он что-то говорит мне, я хреново слышу спросонья, но чувствую, что здесь что-то не то. Этот поганый писк, я слышу его опять. Командир отворачивается к своим подчиненным, и я вижу, что у него совсем недавно был отсечен кусок уха. «Как же я от вас уже устал!» Мать кидает мне из дверей серп.