Глава 24.

Сказка пятая.

Злые русские.

Ефрейтор Рау не подозревал, что может быть холодно настолько. Когда-то он, наивный, полагал, что ледок на лужах в парке уже жестокая зима. Lebensraum im Osten принесло много открытий в его жизнь.

Самой большой глупостью, которую он совершил, было прошение о переводе на Восточный фронт. Ему хотелось наград и продвижения по службе. В конце концов, даже фюрер начинал с невзрачного звания. Западный фронт исчез, не успев начаться. Эти трусы сдавали свои страны одну за одной. Награды и звания сыпались рекой, но мимо, тогда еще рядового. Георг Рау почесал светлую, истинно арийскую голову и попросился на Восток. Там, как он думал, тоже дело не затянется, но возможно он успеет отличиться и получить вожделенное повышение.

Сначала все шло отлично. Его приписали к охранной роте СС. Приказ «О применении военной подсудности в районе Барбаросса» открывал широчайшие возможности для действий. По сути он освобождал военнослужащих от любых ограничений в отношении местного населения. Специальные составы с посылками потянулись обратно в Германию. Георга восторгала предусмотрительность фюрера, который дал возможность солдатам заботится о своих семьях даже отсюда. Швейные машинки, шелк, даже пуховые подушки, все это можно было забрать даром.

Конечно, надо было учитывать особенности характера этих дикарей и тут Георга подвела жадность. Опытные солдаты всегда убивали или выгоняли жильцов из дома. Чаще просто забрасывали внутрь гранату. Ефрейтор считал, что это глупо, ведь осколки могли повредить ценное имущество. За что и поплатился. Стоило ему отвернуться, чтобы завернуть добро в праздничную скатерть, как полоумная русская, что причитала «шо вы робытэ», воткнула ему кухонный нож в задницу. Целила-то она в спину, но сказалась неопытность в подобных делах.

Бабу с всем ее выводком тут же расстреляли, деревню сожгли, а Георг угодил в госпиталь. Но была от этого случая и польза – ему дали железный крест за мужество, а задница заросла быстро и без потерь, только что шрамом особо не похвастаешься. К тому же первую зиму компании он отсиделся в теплой Польше. Крест, в отличии от шрама сиял на груди, оттеняя лоснящуюся физиономию европейского воина света.

По какой-то необъяснимой причине, русские оказывали бешенное сопротивление. Французы, нация конечно, не без изъяна, но все же европейская и те сдались всего за полтора месяца. Азиаты же вцепились в свое с поистине звериным упорством. Сначала это раздражало и удивляло. Потом, когда мимо начали проходить эшелоны с ранеными, стало пугать. Именно этот страх выкристаллизовал настоящую ненависть.

Служба с каждым днем становилась все тяжелее. На вполне оправданные рейды по изъятию продовольствия и ценностей, даже в городах активизировались «Partisanen». Вылавливать их становилось все тяжелее, а карательные экспедиции только умножали число бойцов. Вздрагивать от каждого шороха, бояться любой сопливой девки, которая могла нести в корзинке не вкусное сало, а боевой фугас.

Очень помогали вспомогательные войска СС, набранные из местных. Иногда, особенно в начале, Георгу было тяжело расстреливать женщин и детей. А вот местные полицаи стреляли спокойно и даже получали удовольствие добивая штыками раненных. Потом комсомолка подожгла их казарму, где они отдыхали после зачистки сразу пяти деревень. Шнапса было много, потому из пылающей казармы выбралось лишь двое сослуживцев Георга. Сам Рау по случайности не находился внутри, его послали выклянчить у прижимистого кастеляна еще пару бутылок.

Когда нечто еще хрипящее, но условно живое, что осталось от комсомолки после допроса, поволокли на виселицу, в глазах Георга стояли слезы, ведь он вспоминал обгоревшие трупы товарищей. Никакой глупой жалости к русским животным он более не испытывал и его энтузиазму иногда поражались даже бандеровцы.

Самое главное, что немецкая армия двигалась на восток. Пускай это не было легкой прогулкой, как в Польше, но воины света захватывали один город за другим. Пока они не уперлись в стену из русских солдат под Москвой. Для Рау это стало осязаемой реальностью в городе с многозначительным названием Stalingrad. Это было немыслимо. Если бы их остановили англичане, которые только из-за жидобольшевика Черчилля, сражались против вермахта, а не бок о бок. Но нет. Грязные унтерменши вгрызлись в землю и не желали отступать.

Командование наконец оценило успехи Георга Рау и присвоило ему звание ефрейтора. Порадоваться званию он не успел, потому что его тут же направили на Волгу и тут он узнал, что такое зима. Ледяной ветер играючи проникал сквозь красивую, как скажут через семьдесят лет, брендовую форму. Во вое вьюги Рау, как и остальные, пытался уловить первые ноты Сталинского Органа.

Унтерменши никак не хотели признавать особую ценность жизни высшей расы и молотили немцев беспощадно. Снег, холод и страх смешались для ефрейтора в один клубок. С ностальгией он вспоминал рейды по украинским деревням и горько усмехался, вспоминая как боялся партизан.

Вши, как оказалось, были не против полакомиться высококультурной нацией. Поэтому Рау все свободное от вжимания в дно окопа время проводил в поисках этих наглых насекомых и мечтах о сосисках с пивом. Ни сосисок, ни пива, ни проституток в окружении не было. Зато в избытке был снег, грязь и холод. Георг очень берег себя, потому, несмотря на всю гордость принадлежностью к СС, как бы невзначай менял одежду стаскивая ее с трупов товарищей. Сначала шинель, потом сапоги, а когда пуля нашла Дункана Майкопфа, то и почти чистый мундир, лишь слегка забрызганный мозгом.

Что-то подсказывало ефрейтору, что когда придут злые русские, лучше быть ефрейтором вермахта, а не СС. Они, советские унтерменши, очень грубые и невоспитанные и могли эсэсовца запросто пристрелить без особого разбирательства. Конечно, офицеры рассказывали про то, что вот-вот и бравые немецкие части сломают сопротивление этих варваров. Но на голодный желудок в эти бравурные речи верилось все меньше. Стрелять не хотелось. Умирать тоже.

Война для Георга Рау закончилась внезапно и без особых спецэффектов. Просто на исходе одного из дней, когда он продрогший скорчился под минометным обстрелом и молился только о том, чтобы смерть была быстрой, в окоп заскочили русские. Ни слова ни говоря, они зарядили ефрейтору прикладом промеж глаз. Тот не успел ни выкрикнуть «йа сдавайтся», ни поднять руки. Перед глазами все поплыло, но выстрела, которого с ужасом ждал Рау, так и не последовало.

Нежными пинками под героический зад, русские вытащили его и оставшихся в живых солдат из окопов и построили в шеренгу. После чего отвели в какой-то чудом уцелевший коровник. Каждую секунду Георг ждал расстрела, ведь они сами так поступали даже с гражданскими. Вместо этого их усадили вокруг костров, где они могли наконец-то отогреться. Недостаток знания немецкого, конвоиры компенсировали хорошей физической подготовкой и прикладами. Впрочем, перепуганные уберменши просто лучились желанием сотрудничать.

В коровник зашел комиссар и на вполне приличном немецком объявил, что они теперь считаются военнопленными и обязаны подчиняться требованиям охраны. После чего распорядился накормить их горячей пищей. У Рау отвисла челюсть и потекла слюна одновременно. В окружении их они оголодали. Но когда солдаты начали кормить пленных из своих же котлов, а других попросту не было, Георг заподозрил какой-то подвох. Что не помешало ему жадно давиться и обжигаться кашей с мясом.

Рядом присел давний знакомый ефрейтора, рядовой Поросенко. Их вместе отправили служить на Волгу, после службы на Украине. Бандеровец тоже где-то разжился формой вермахта и напрочь забыл русский язык.

— Георг, не вздумай им ляпнуть, — торопливо зашептал он на ухо немцу – что служил в СС. Кончат без разговоров.

— Не дурак, понимаю, — прошептал в ответ Рау – как тебя теперь называть?

— Ганс Пильбаун, — старательно подражая берлинскому акценту ответил бандеровец.

Георг покачал головой. Из Поросенко Ганс получался кривоватый. Бандеровец истолковал его слова по-своему и злобно окрысился:

— Если думаешь, что сдашь меня и проскочишь, — злобно зашипел он – то так и знай, я тебя заложу с потрохами. В Бабьем Яру мы были оба.

— Не говори ерунды, — воскликнул Георг, которого от ужаса прошиб холодный пот.

— Тише идиот!

— Тебе лучше представится жителем Баварии – прошептал Рау – акцент тоже не особо похож, но вряд ли тут много специалистов по германским диалектам.

Так они и сговорились. На их счастье наступление любой армии сопровождается достаточным бардаком, а армия Паулюса была огромна. Им удалось проскочить первый заслон контразведки, а до появления СМЕРША оставалось еще несколько месяцев. Их отправили в лагерь для военнопленных, где жестокие русские кормили их и заставляли восстанавливать то, что цивилизованные европейцы раздолбали.

Более тщательной проверки прошлого Рау точно бы не прошел. На его удачу, Поросенко оказался изворотливым и ушлым типом. Бандеровец понимал, что пока советские войска не дошли еще до мест, где они с приятелем особо отличились, у них есть шанс избежать правосудия. Потому он организовал побег и не забыл прихватить подельника, чтобы тот не сдал его спецслужбам. Через год блужданий по разрушенной стране, они вернулись на Украину, только южную и в совхозе «Заря» появился новый председатель, ветеран Глеб Васильевич Самойло, а также его друг, ставший агрономом, немецкий еврей Дитрих Богенау.

До середины пятидесятых они вздрагивали от каждого шороха, опасаясь, что за ними придут из МГБ. Потом Хрущев выпустил большую часть их товарищей, которых не перестреляли во время войны и после. Жить стало проще. Поросенко не дожил до краха СССР, а вот Рау улыбался, глядя как по улицам шастают молодчики с черно-красными флагами и повторяют такое знакомое «слава Украине – героям слава». Все это грело сердце старика. А однажды он услышал, как в Бундестаге рассказывают его историю. Пусть и не совсем подлинную, но такую, которой он мог гордится.

Но все равно, каждую ночь он слышал вой пурги и сквозь снежную завесу к нему приближались злые советские солдаты. Он просыпался в ужасе и понимал, что русские обязательно вернутся и спросят за все. И никакие флаги и речевки не смогут остановить эту тяжелую поступь.

Ххх

На этот раз Денис упал на пол так же как Марена. Обычно женщина берегла его и принимала основную тяжесть на себя. Они лежали на полу и слушали как капает вода с потолка. Иней растаял и в комнате было тепло.

— Живой? – хрипло спросила женщина.

— Слегка, — усмехнулся Денис.

— Как тебе сказочка? – поинтересовалась Марена.

— Так себе сказочка, про мудаков, — скривился мужчина, потом добавил – Лучше в следующий раз про эльфов и фей расскажи.

Марена рассмеялась. Денис наконец заставил себя подняться и побрел помогать подопечной. Сейчас она выглядела лет на восемьдесят и едва смогла встать даже с его помощью. Она оглянулась на щит, крови там осталось совсем чуть-чуть. Женщина тяжело вздохнула:
— Как всегда, заканчивается слишком быстро.

Денис не ждал, что она будет объяснять свои слова. Марена и так была измучена сверх меры.

— Пойдем пряников с чаем поедим? – предложил он.

Женщина кивнула, и они медленно, а чего ждать от раненного и старухи, пошли вниз.