Я освободился в четыре. Попался какой-то зануда. Обругал меня за опоздание, не слушая, что у него спешат часы. Выпер, не заплатив, а доставленные мной документы забрал! Нет, ну не скотина?

Покинув девятиэтажку, где жил мой приятель, я философски задумался над лежащим на тротуаре безвременно погибшим кактусом. То есть, сначала, споткнувшись и упав на него щекой, я воспел его нелицеприятной эпитафией, а потом задумался…. Ника дома не было. Его совет, к которому я с неохотой обратился, эффекта не возымел. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия пи-пи-пи-эр-тьфу», — выплюнул почти ставший родным телефон и сел. Нет, ну не скотина?

Я всё также продолжал стоять, рассуждая, что всегда было «два-пи-эр», а телефон выплюнул мне в ухо «три-пи-эр». Или в математике что-то поменялось, а меня не предупредили?

Но продолжались мои размышления недолго: от утренней хорошей погоды сейчас не осталось и следа. Прохладный ветер усилился, поднимая пылевые тучи, пакеты и листья в воздух. Он принёс с собой грозовой фронт. Я ретировался под козырек Никиного подъезда. По небу растекалась чернильная клякса. Она заполнила всю восточную сторону, как разверзнутая громадная пасть, и внутри ярко сверкнуло несколько раз. В воздухе закружился белый пух. Закрапал мелкий противный дождик. Он был безвреден, но раздражал меня едва ли не больше ноющих ног. Чтобы вымокнуть под таким, надо постараться. Однако он усиливался, грозя перерасти в ливень. И грянул гром!

Ветер дул уже непонятно откуда и к появлению первой торопливой женщины под зонтиком, которая запустила меня в подъезд, я порядочно вымок.

Я поднялся по лестнице на площадку первого этажа и стал смотреть в окно, скоро зашторенное с той стороны сплошным потоком. Дверь хлопнула. Вошли двое. Оба они были одинаково мокрые. Это были Ник и Рита. В одной руке Рита держала бренные останки зонтика. Впрочем, сейчас я выглядел едва ли лучше этих останков…
— Ку-ку.

Вошедшие почувствовали на себе мрачный взгляд. Старая многоэтажка содрогнулась от неистового хохота.

— Какой ты красивый сегодня, Слав, — смеясь, сказала Рита.

— Спасибо. Это от нервов, да? – спросил я, задумчиво поглядел на них. – Ники, у вас лифт не работает…

Почти успокоившегося парня разобрало.

— Его нет. Совсем.

— Как?

— Шахта пустая.

— Весело вы живете…

***

Когда мы вошли в квартиру, я ужаснулся, едва увидев себя в зеркале. Подбородок был расцарапан, в волосах запутался кактус, а щека покраснела и вспухла. Завершал эту ужасную картину шип, торчащий из вспухшей щеки.

Из моей груди вырвался сдавленный хрип. Я вдохнул, с ужасом глядя в зеркало.

— Помнишь, я говорил, что подпорчу твою физиономию? Видишь, какой я хороший человек – слов на ветер не бросаю!

— Это сделал не ты, а твое отсутствие, ветер и кактус!

— …который выпал из незакрытого мной окна. Точнее, я точно помню, что окно закрывал, но оно, видимо, как-то открылось…

— Никит, не дуй мне в уши. Твои окна были закрыты!

— Сейчас посмотрим.

Они пошли на кухню вдвоем – я пошел в ванную вытаскивать из себя шипы. Когда с этим было покончено, я вышел к ним. Никита казался удивленным. Я был прав: окна были закрыты.

— Ну, что я говорил? Так, где у тебя кастрюля? – поинтересовался я, уже шарясь в подвесном ящике.

— В правом…. Знаете, когда я уходил, это окно открылось. Меня ещё чуть тем кактусом не пришибло…. У него ведь горшок был довольно увесистый…

— Никит, мы же видели, что оно было закрыто. Я вообще думала, что ты шутишь.

— Да я тоже так думал сутра. Что кто-то шутит…

Я поставил кастрюлю на плиту. Чайника нет, но, однако же, чая хочется:

— Давайте, юноша, рассказывайте, как это вас угораздило…