Деревенское детство. Продолжение 1

2.

В деревне было весело и мне здесь нравилось. Тогда мы без устали играли в разные игры. Ребят собиралось очень много. Место сбора было напротив нашего бабушкиного дома или возле дома Горбуновых, на больших зелёных полянах. По вечерам больше всего играли в русскую лапту, «кондалы», днём в «городки», часто в «чижика», а зимой в снежки и взятие крепостей. Почему-то футбол тогда не котировался, хотя и в Безенчуке и в Куйбышеве ребята уже вовсю играли в него. Вечером, после того как с пастбища пригоняли домашний скот, и, управившись по хозяйству, ребята собирались на игры. Выходили «протрястись», наряду с ребятнёй, и взрослые.

Комплектовали команды методом выбора. Назначали двух капитанов, «маток», взрослых ребят, обычно это были Володя Мокин, бабушкин сосед и Вова Купрацевич, сын председателя колхоза или Юра Кислинский. Двое последних были непримиримыми соперниками, красавцы, деревенские заводилы. Они постоянно соперничали из-за девчат, даже дрались и, однажды, их ссора закончилась трагедией. Это было перед призывом их в армию. Они поссорились на речке, и в драке, Купрацевич Кислинскому повредил правый глаз, да так, что его не только не призвали в армию, но он ещё и остался инвалидом на всю жизнь. Глаз ему так и не спасли. Поэтому эти ребята в наших играх вместе почти не участвовали, только в отсутствие одного из них.

И вот этих ребят назначали «матками», а мы все остальные, разбившись по парам, равными по силе и предварительно назвав себя каким – нибудь предметом или животным подходили к капитанам и кричали:

— Матка, матка, выбирай и на выбор не пеняй: черепаху иль слона!

«Матки» по очереди выбирали, например «слона», и этот игрок уходил в его команду. У нас почти у всех были к кому–то пристрастия. И каждый хотел попасть или к Мокину или Купрацевичу, Кислинскому. Мне всегда хотелось быть в команде у Мокина. Мне казалось, он был несколько проворнее других ребят, был проще, относился ко мне лояльнее и я с ним , как с ближайшим соседом, больше общался.

Так и создавались на этот вечер команды, а потом мы играли долго с азартом, упоением и весельем до самой темноты. И уж когда совсем не видно было не только мяч, но и самих игроков, мы садились под кленами у бабушкиного дома или на поляну у озера и ещё долго играли в сидячие игры или рассказывали какие- нибудь страшные истории, мечтали. Было так здорово, что впечатления от этих игр и этих тихих вечеров в ребячьих компаниях у меня не рассеялись до сих пор.

Кроме игр, купания и вечерних посиделок было в деревне тех лет ещё одно развлечение – это просмотр привозимых в деревню кинофильмов. Кино я очень любил и не пропускал ни одного сеанса. Их показывали по субботам и воскресеньям и, иногда, по средам. Фильмы начинались поздно, в 22 часа, т. е., когда стемнеет и закончатся все работы по хозяйству..

Клуб стоял посередине села Переволоки, как раз напрямик от бабушкиного дома. Здание клуба было деревянное, но большое и вместительное. На фильмы собирались всем селом. Мест не хватало, и колхозный люд тянулся на фильмы задолго до начала сеанса со своими табуретками, скамейками и стульями.

Мы же, пацаны, были у клуба часов в шесть. Он ещё был закрыт, но мы устраивались на крыльце и с упоением говорили о предстоящем фильме или обсуждали его, если фильм уже не раз смотрели. А такие фильмы как «Чапаев», «Волга- Волга», «Весёлые ребята», «Падение Берлина», «Кубанские казаки» многие видели уже не раз, и хотели смотреть их снова и снова.

Наконец приходила заведующая клубом, открывала его, включала музыку и начинались танцы. Нас мелкоту не допускали на них и мы, облепив окна, наблюдали за парами и делали свои ребячьи выводы. Иногда мелко хулиганили. Кто- нибудь из ребят приносил с собой красный перец или самосад украденный у деда, и из озорства разбрасывал его по полу под ноги танцующим. Это была жестокая шутка. Через некоторое время, танцующие, разгорячившись и вспотев, чихали, утирали слёзы, чесались и по чём свет костерили ребятню, пытаясь выявить хулигана. Но виноватых в этом озорстве, было не найти.

Наконец – то танцы заканчивались и мы, купив билеты, а они тогда стоили 50 копеек (это 5 коробок спичек), перескакивая друг через друга и толкаясь, стремились занять места поближе к экрану. С дальних- то рядов из – за голов зрителей, из – за дыма папирос, фильм можно было просто не увидеть, а из – за постоянных расспросов стариков: «Что он сказал или это кто?» и не услышать. Все фильм смотрели шумно, громко обсуждая тот или иной сюжет, за что часто получали замечания от старших, а то и по шапке. Кино заканчивалось, и мы гурьбой расходились по домам, шумно вспоминая реплики любимых героев и само содержание фильма.

Мне с попутчиками не везло. Редко кто шёл в мою сторону. Мой друг Саняка, по неизвестной мне причине, в кино ходил очень редко. Так что мне приходилось идти или вместе со всеми по селу, делая почти 3-х километровый круг, или возвращаться одному напрямик, по короткому семисотметровому пути, но через деревенское кладбище. Это было для меня серьёзным испытанием. Обстановка усугублялась ещё тем, что перед кладбищем был огромный овраг речки и тропинка из него выходила прямо на погост. Обойти, который, никак нельзя было. Но это испытание через силу, я всё же преодолевал , и в основном, бегом.