Черно-белая фотография, в объектив смотрят несколько пацанов. Смотрят спокойно и серьезно, никто не улыбается. Лица у всех еще довольно детские. А взгляды — уже взрослые. Невеселые взгляды.

Это Жура. Самый высокий, самый сильный, самый авторитетный. Это Вовчик, отважный боец, под гла-зом уже почти отцвел фингал, заработанный в одном из недавних побоищ. Это толстяк Гальча, у которого в квартире залежи родительского домашнего вина, а самих родителей почти никогда нет. Это Ромыч, вечно сонный, он даже здесь прикрыл глаза. Это Костян в модном свитере. Это Кот. Это Мирон. Это Андрюха.

О, а что это за странный паренек вместе с ними? Очки с толстенными стеклами, длинные кудрявые волосы во все стороны. Единственный из всех смеется, скаля неровные зубы. Как он вообще здесь оказался?
Это я.

Нет такой фотографии. Как-то не случилось. Но если бы была, то была бы именно такой.

***

У меня был один странный период, месяца три или четыре, когда я очень плотно общался с гопниками. Я тогда жил в сибирском городе К. Это был 1989 год, я перешел в восьмой класс из одной школы в другую, славившуюся на весь район суровыми нравами и, соответственно, «теплым» приемом новичков.

Мои приятели смотрели на меня как на будущего покойника. И они были правы, потому что я был не просто ботаником, а ботаником классическим, если не карикатурным. Для завершения образа не хватало только скрипочки в руках.

Но вместо скрипочки у меня в руках была гитара.

И поэтому никаких проблем у меня не было.

Тем более что я умел не просто играть на гитаре, а с ходу подобрать любую песню.

***

После школы мы заваливались к кому-нибудь, у кого не было дома родителей, чаще всего к Гальче.

Выпивка, курево — это само собой. Ну и песни под гитару.

Некоторые просто слушали. Некоторые, посмелее, несмело подпевали. И, наконец, Мирон и Кот брали у меня уроки игры. Они рисовали в своих тетрадках шесть линий, обозначали точками на этих линиях лады, которые нужно зажимать, и подписывали, каким пальцем это нужно делать.

Сначала они учились совсем плохо, потом дела пошли получше. Один раз я споткнулся в какой-то песне, и Кот вдруг подсказал мне довольно сложный аккорд — и оказался прав! Я был просто ошарашен тогда, в голове не укладывалось, как такое могло произойти, да и сейчас, честно говоря, не понимаю.

Пели мы в основном «Кино» и «Наутилус». Альбом «Группа крови» играли, кажется, с первой по последнюю песню, из «Наутилуса» пацаны любили больше всего «Я хочу быть с тобой», «Ален Делон» и «Гудбай, Америка».
А из «Группы крови» им очень нравилась песня со словами:

«Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать: “Руки прочь, прочь от меня!”

Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть».

Слова песен они непременно переписывали — даже те, кто не учился на гитаре и не пел. Я диктовал, они писали.
«Кино» и «Наутилусом» дело не ограничивалось. Меня тогда распирало от собственных музыкальных успехов, и я подбирал все, что слышал, — рок, бардов, попсу. Разучивал слова и играл пацанам эти песенки. И вот однажды я имел неосторожность сыграть им песню Юрия Лозы «Плот».

***

Сказать, что парням понравилась песня, — ничего не сказать.

У них был настоящий культурный шок.

Своего рода катарсис.

По-моему, когда я доиграл, они даже не сразу смогли говорить.

А потом…

…Блиииннн…

…Красавчик, блин…

…Офигенная песня…

…Ваще грамотная песня…

…А кто поет?..

…Лоза… Я хрен знает, че за Лоза…

…Тем, сыграй еще раз, невпадлу…

…Тихо ты, блин, дай послушать!…

В тот день я сыграл им эту песню раз пятнадцать. На другой день пацаны напрочь забыли про «Кино» и «Наутилус» и снова требовали «Плот». Они списывали слова, зарисовывали аккорды, нахрапом и безуспешно пытались научиться ее спеть и сыграть. На третий день повторилось то же самое.

И на четвертый.

И на пятый.

***

Я не знаю, сколько раз тогда в общей сложности сыграл им этот «Плот». Очень много. Отказать им было невозможно. Да я и не хотел им отказывать, мне было приятно быть в центре внимания своих новых друзей.
Помню, как-то в классе проводилась дискотека, парни сразу вырубили магнитофон, Мирон решил сыграть «Плот», пытаясь произвести впечатление на девчонок. Но вскоре пальцы его запутались, в итоге гитару отдали мне, и я играл Лозу до посинения, потому что девчонкам тоже понравился «Плот».

Спустя какое-то время я эту песню возненавидел. До рвотного рефлекса. Нелюбовь длилась долгие годы — едва заслышав «Нааааа маааленькам платууууу», сразу же хватался за пульт или переключал радио.

***

Один раз, когда я возвращался домой, меня повстречали прежние мои одноклассники. Я и раньше с ними не ладил, а когда перешел в другую школу, все стало совсем плохо. Встреча не задалась: слово за слово, меня ударили, столкнули в грязь и велели на другой день после уроков принести на то же место десять рублей.
Наутро я пожаловался своим новым друзьям. Те как-то сразу ожили, в воздухе повисло нездоровое возбуждение.

На переменах они негромко переговаривались, меня при этом словно не замечая.

После уроков ко мне подошел Жура: «Где они тебя ждут?»

Мы шли на спортплощадку к моей прежней школе, и я уже знал, что произойдет. Сразу это поняли и мои обидчики — как только увидели Журу. Они, конечно, не ожидали, что за меня вступится один из самых известных хулиганов района, и мгновенно сникли.

Расправа была короткой и жестокой. Кажется, я пытался смягчить своих заступников, лепетал что-то вроде: «Ребята, вы чего?» Но меня как будто не было.

Под занавес Вовчик подозвал меня. «Кто тебя толкнул в грязь?» «Валек», — послушно ответил я. Валек криво ухмыльнулся. — «Этот, что ли? А ну давай, фраерок, иди сюда».

Валек, так же улыбаясь разбитыми в кровь губами, стоял передо мной, а мои друзья уговаривали меня: «Давай, Тем», «Врежь ему», «Ну хоть один раз ударь его». Я стоял, молчал и, наверное, тоже криво улыбался. Но ударить не мог. Вовчик быстро это понял и оттеснил меня в сторону.

«В лужу лег быстро», — приказал он Вальку.

Валек оглянулся на своих, но его товарищи сразу попрятали глаза. Валек подошел к огромной луже в углу спортплощадки и вопросительно посмотрел на Вовчика.

«Вовчик, ну ладно, он уже все понял, пошли отсюда», — я сделал вялую попытку его остановить.

«В лужу лег быстро», — повторил Вовчик.

Валек сел на корточки, а потом аккуратно погрузился спиной в лужу, опершись на локти и по-жирафьи вытянув вверх шею.

Мои друзья засмеялись.

«Вот так и лежи, — остался довольным Вовчик. — Пошли, пацаны».

И мы ушли. У пацанов было прекрасное настроение, они весело обсуждали случившееся, хвалили Вовчика за эффектную концовку.

Напоследок, перед тем как скрыться за углом школы, я оглянулся. Валек уже встал из лужи и отряхивался. Его друзья так же стояли поодаль и смотрели нам вслед.

***

Вскоре наше общение с ребятами как-то начало сходить на нет.

Не было каких-то обид или ссор, при встречах мы здоровались, подмигивали друг другу, могли перемолвиться парой фраз.

Парни не были дураками, они, как и я, прекрасно понимали, что жизнь нас свела случайно, что плыть нам предстоит на разных плотах.

И нас стремительно разносило течение. У меня появились новые дела, новые друзья, а у них все осталось старое, они по-прежнему держались своей грозной ватагой.

Тем не менее через какое-то время я пригласил их на свой день рождения. И они пришли! Мы отлично посидели, пили купленное родителями вино, пели песни, выбегали во двор, прятались за гаражом и курили папиросы. А Жура не пришел, не смог, какие-то важные дела были. Но он пришел на следующий день, поздравил, подарил мне какую-то книгу, мне было очень приятно.

После этого мы не общались уже никогда.

***

Черно-белая фотография.

Жура. Самый высокий, самый сильный, самый авторитетный. Последний раз я видел его спустя несколько лет на автобусной остановке, это уже был не вожак стаи, а тень, привидение. Он подошел ко мне, поздоровался, хотя к тому времени уже весьма смутно меня помнил. Извинившись, попросил денег, кажется, даже не скрывал, зачем они ему. Через пару месяцев Жура умер от передозировки.

Вовчик, бесстрашный боец, насмерть отравился, выпив паленой водки в день, когда вышел из колонии, где совсем недолго сидел за кражу. Отметил возвращение.

Вечно сонный Ромыч в драке убил человека и плотно, надолго сел, а потом и осел там.

Модный Костян и Кот, жившие в соседних подъездах, сторчались, умерли один за другим в течение недели и похоронены совсем рядом друг с другом.

Мирон пошел в бандиты, но ненадолго — его, нашпигованного пулями, нашли за рулем «девятки» во дворе краеведческого музея.

Андрюха выпал из кабины колеса обозрения в городском саду при странных обстоятельствах — то ли столкнули, то ли сам. Упал с небольшой высоты, но прямиком на торчавший из асфальта штырь.

Толстый Гальча, говорят, жив, но никто не знает, где он, что он. Несколько раз я принимал за него каких-то прохожих — догонял, оборачивался, но каждый раз это были другие люди. А кончив второй курс, я навсегда уехал из этого города.

***

Сейчас, когда я вспоминаю своих друзей, меня больше всего удивляют две вещи.

Во-первых, их безмерная тактичность. Деликатность. Доброе отношение ко мне. Я был благополучным мальчиком из совершенно чуждой им среды, но никто из них ни о чем меня не расспрашивал, не подшучивал над теми же прической и очками, над моей робостью, не обижал меня; в помине не было фамильярности или панибратства.

Во-вторых, неотвратимость конца их пути.

Никто не заставлял их пить, колоться, совершать преступления.

Семьи, в которых они росли, не сказать чтоб были такими уж неблагополучными.

Но будто что-то висело тогда в воздухе, и они все надышались этой дрянью.

Была какая-то изначальная предначертанность, предопределенность, обреченность.

Болезнь, от которой не излечишься.

Колея, из которой не выбраться.

Судьба, наперекор которой не пойдешь.

Они — как те волки из Высоцкого, которым нельзя за флажки.

И они не пошли за флажки.

***

Прошло двадцать пять лет.

Я пришел домой с работы за полночь, вымотанный. Взял гитару и в одежде повалился на диван. Лежал, пощипывал струны. На кухне работало радио. Заиграла песня «Плот».

И меня словно ударило этими воспоминаниями. Не переключил, играл и пел во весь голос вместе с Лозой. Естественно, все слова до сих пор знаю наизусть.

И вспомнил, как диктовал им эту песню, а они старательно записывали, изредка переспрашивая:

…Взяв только… сны… и грезы… и… детскую мечту, да?..

…Из монотонных… будень… не, блин… это… будней!..

…Ну и пусть… будет нелегким… мой путь…

…Что вдаль меня… позвало… успокоить чтоб… меня…

…Мир… новых красок… полных… полный… я, быть может… обрету…

…Вовсе не так уж плох…

© Артем Костюковский