— Ты меня напугать хочешь?

Лиза бегает по комнате в одних узких трусиках. Ищет расчёску. Я лежу на диване и слежу за ней взглядом. Приятное зрелище, пока что не надоедает. Три месяца и шесть дней.

— Да вот ещё! — я потягиваюсь и встаю.

Утренний стриптиз штука хорошая, но пора и на работу. Летнее солнце пронизывает тонкие занавески, подсвечивает танец пылинок. Идти никуда не хочется, но надо.

— Правду говорю. Ты сама у деда спроси.

Дед — он и есть дед. Мой и брата Серёги, отец нашей мамы. Серёга сейчас живёт в Алуште, да и не о нём речь. А мама и вовсе умерла три года назад. Погибла. Дед за рулём был и выжил, а её даже до больницы не довезли.

— Не буду я у него спрашивать! Вот что ты издеваешься?! Он у тебя такой… — Лиза крутит в воздухе пальцами, словно заворачивает невидимую лампочку. Грудь у нее при этом колышется, смешно и аппетитно. Да, сейчас бы вместо работы… — Смотрит только и мычит, хотя я слышала, как он сиделке что-то разумное объяснял.

— Ну и не спрашивай. — Я делаю вид, что обижаюсь, но это игра. И она знает, что игра. Просто я и правда опаздываю, поспешно натягиваю джинсы и выбираю из стопки футболок не самую мятую. — Вечером всё в силе?

— В кино? Конечно. Заскочу домой, Бармалея покормлю и в полвосьмого у «Эльдорадо». Ты же раньше никак?

Я киваю. Конечно, никак. А если сейчас опоздаю, то и полвосьмого под вопросом. Бармалей — это кот. «Эльдорадо» — торговый центр с пятью кинозалами, но это опять же не важно.

Как и Серёга с его Алуштой.

А вот Бармалей — персонаж важный. На вид — так уж точно. Он сейчас лежит на тумбочке, аккурат вдоль телевизора, словно какой-нибудь, прости Господи, саундбар. И похрапывает. Но глаза при этом приоткрыты и затянуты этой их кошачьей пеленой. Его котёнком принесла ещё мама, с тех пор и живёт. Сон, еда и редкое общение со зрителями.

— Деду что готовить?

— А вот у него и спроси, я-то откуда… Чёрт, где ключи от машины?

— В прихожей, где бросил. Спроси… Он мычит только. Говорить-то трудно.

Да, после аварии дед — не очень… Типа частичный паралич или как там это правильно? Приходящая сиделка, памперсы для взрослых и прочие нерадостные подробности. Несколько слов он выговаривает, но обычно не хочет. Лежит и смотрит с кровати, а взгляд острый. Так и не скажешь, что безнадёжный инвалид. Надоест на вошедшего смотреть — поворачивается к телеку. Тот у него весь день включен.

— Тогда как обычно: перечисляешь, что можешь сварить, а он пусть кивает. Ну, солнышко, что поделать? Всё, целую, побежал! А Марина Сергеевна его покормит.

Лиза кивает, копаясь в шкафу. Трусики уже лежат на полу, и она соблазнительно изогнулась совсем голышом. Я тихо подкрадываюсь и целую её в ямочку над упругой попкой.

— Ай! Костя! Я думала, ты ушёл, — она смеётся и обнимает меня, повернувшись. — Всё, пока, ночью нагоним!

Я выбегаю под палящее солнце и прыгаю за руль. Срочно кондиционер, иначе испекусь тут. Как омлет. Ворота во двор открываются с кнопки, пустяк, а удобно. Выехал, а за тобой сами и опустятся.

Пока еду, вспоминаю начало разговора. Смешно же, хотя Лизе не особенно: она копалась в мамином шкафу и наткнулась на увесистый мешок. У мамы была странная привычка, а рассказать подруге как-то повода раньше не было. Вот и наплел, что мама вычесывала Бармалея с самого начала, а мех собирала в мешочек. Я типа ржал до упаду ещё когда первый раз увидел. Спросил зачем.

— Кошки — существа мистические, — сказала мама. — Из из меха вещи обладают целебными свойствами и мощной аурой. Накоплю и свяжу тебе волшебный свитер.

Она вообще была повернута на этом: гороскопы, предсказания, советы Ванги Нострадамусу и прочей фигне. Впрочем, никому не мешала — увлекается, да и ладно. От свитера я гордо отказался, но мех продолжал наполнять мешок.

Я Лизе так и рассказал, почти как есть. Только чуток добавил сверху: там и заклинание семейное было, которое только дед помнит, и магический ритуал, как оживить запасы меха. В общем, ржачно вышло, а она всё всерьёз восприняла. Рассказать, что кое-что сочинял — обидится. Не рассказать — будет думать о нас, как о банде психов. Из меня и деда. А, ещё из Бармалея — мех-то его.

Под настроение ещё и не то сочинить можно, а люди напрягаются.

Работа… Даже рассказывать не буду. К истории отношения не имеет, а голову вам забивать тонкостями оптовой продажи сахара и круп я не буду. Деньги мне платят — и ладно.

Мне бы тоже было неинтересно слушать.

Лиза звонила за день дважды. Уточняла, купил ли я в пятницу масло и куда дел, если да. Второй раз, ближе к вечеру, сообщила, что кота покормила, дед выбрал кашу, а она нашла отпадную блузку. Вечером наденет. По мне, лучше без блузки, да и вовсе без одежды, если речь идёт о Лизавете, но в «Эльдорадо», конечно, не поняли бы.

В семь сорок две я был на парковке возле центра. По-божески, с нашими-то авралами на службе и пробками по дороге, опоздать всего на двенадцать минут.

Кино в восемь, везде успеваем.

Вот только Лизы на месте не было. Обычная наша точка пересечения — первый этаж у эскалаторов. Народа куча, но подруги-то нет. Телефон. Абонент — не абонент, плиз колл лэйте. Тьфу. Вот брать билеты и ждать, что в последний момент примчится? Или плюнуть и пойти сеансом позже.

Время от времени набирая молчаливого неабонента и косясь на медленно разряжающуюся трубку, я просидел в кафе больше часа. Кола и гамбургеры уже не лезли, да и волноваться начал. Предположим, телефон разбила. Или спёрли — у них в парикмахерской только отвернись, кресло с клиентом вынесут, не говоря уж о трубке. Но с чужого позвонить-то можно, у них восемь мастеров и служебный телефон есть.

Ближе к девяти плюнул и вышел к машине. Будем сперва дома искать, не пропала же звезда моих очей бесследно.

Судя по тщательно — паршивой заколки не оставила — собранным и увезенным вещам, наша недолгая совместная жизнь была закончена.

Поперек зеркала на дверце шкафа помадой написаны три слова. Не то, что вы подумали, хотя смысл близок.

Я. ТЕБЯ. БОЮСЬ.

На непривычно пустом столике, где ещё утром теснилась армия пузырьков и коробочек, позволяющих женщинам управлять иллюзиями, сейчас лежит единственная бумажка. Я понимаю, что это, даже не подходя ближе.

Дедово свидетельство о смерти, понятное дело. То, что я тщательно прячу от самого себя и других под стопкой старых свитеров. Датировано трёхлетней давностью, так уж вышло. Умная девочка Лиза, умная… А у меня язык длинноват. Придётся искать новую подружку, сколько их здесь уже сменилось. Так или иначе, ни одна не задерживается.

Причины меняются, следствие остаётся.

Я выхожу в коридор и иду в дедову комнату. Он уже спит под бормотание неутомимого телевизора. Щелкаю пультом, возвращаю его обратно на кровать, поближе к иссохшей руке в старческих пятнах.

На мгновение мне кажется, что вместо человека под одеялом лежит тщательно вылепленная из кошачьего меха фигура. В полный рост, аккуратно исполненная гениальным мастером.

На самом деле, всё так и есть.

Мне обидно только, что маму повторить не удалось — не знаю причин, сам ничего не понял, а она уже не подскажет. Время от времени я пробую, но толку никакого.

Гашу за собой свет, который, конечно, никак не мешает моему созданию и иду к себе. Сегодня надо вычесать Бармалея, добавить мех в мешок, а завтра приступать к поискам новой подруги жизни. Почему-то для сохранности моей куклы нужно присутствие дома хоть кого-то живого.

© Юрий Жуков