Читать предыдущую часть: Мы — дети войны. Продолжение 3

В магазинах Намангана было много разных красивых ярких тканей, сестра покупала их, и мы вместе шили себе наряды: юбки, кофточки. В городе звучала восточная музыка, пахло пловом и шашлыками. А на базарах гуртами лежали дыни, арбузы, лук, картошка.

Зелени в городе было очень много, деревья высокие, кругом протекали арыки, цвели розы. Мне очень нравился Наманган. Планировка города была очень интересной: улицы располагались вокруг парка, расходились как солнечные лучи. Поэтому в первые дни я путалась, теряла ориентиры.

Я впервые увидела большой город. Большие дома, рестораны, кафе, кинотеатры, скверы, парки, магазины. Другая природа, люди разных национальностей, другая речь. Но все друг другу улыбались. Когда у сестры не хватало денег при себе на какие-то продукты, продавцы давали ей без денег, говоря – потом занесёшь. И она заносила. Доверяли друг другу. Никакой национальной розни мы не ощущали.

Во время учёбы нас посылали на сбор хлопка. Это очень тяжёлый труд. На пояс привязывали полотно, типа простыни, и в неё надо было соби-рать хлопок из коробочек. Поля были очень большие. Мы работали около месяца, спали в каком-то здании на полу.

В Намангане мы с сестрой снимали комнату. Потом к нам приехала мама. Она устроилась на работу уборщицей в контору, где ей дали служебную комнату, в которой мы все стали жить. Я очень любила Наманган, по-этому, когда вышла замуж, мы часто ездили в отпуск к Вере всей семьёй.

Чтобы по распределению не ехать в кишлак, где без знания узбекского языка было трудно работать, через год я перевелась в Вологду. Там жила папина сестра тётя Нюра.

В Вологодском медицинском училище преподавали почти все лечебные дисциплины. Основной уклон был, конечно, на эпидемиологию и санитарию, на инфекционные болезни. Хорошая была и практика. Вначале мы все медицинские процедуры проделывали друг на друге, а потом уже шли на практику в больницы. Когда на 1-ом дежурстве я поставила больному укол, очень долго волновалась. С больными по утрам мы делали зарядку. Узнала о полёте Гагарина в Космос тоже, когда дежурила в больнице.

Потом нас направили на практику в Череповец. Это новый город с большим металлургическим заводом. По плану, на практике, мы делали населению по 100 прививок от оспы, работали в больнице и в лаборатории.

Один раз мы сходили на танцы в дом культуры. Туда приехали солдаты из воинской части. Меня пригласил на танец один из них. Все хорошо потанцевали, а потом мы вернулись к себе, а солдаты уехали в свою часть. Через несколько дней мне передают письмо с адресом: г. Череповец, больница, Валентине практикантке.

Письмо было от того солдата, с кем я танцевала. Так красиво было написано, таким стилем, слогом, стихами. Чувствовалось и образование и культура и всесторонние познания. Он жил в Москве, естественно получил музыкальное, художественное образование (тогда все родители пытались дать своим детям всё, что только можно было), посещал театры, музеи. Прочитав письмо, я сразу почувствовала себя такой отсталой, тупой и недалёкой, поняла какие мы разные: небо и земля. Мне было очень некомфортно это ощущение. Раньше я никогда этого не замечала. Как мало мы знали. Всего боялись. Я стеснялась написать ему ответ, потому, что так красиво, как он, я не умела. А позориться я тоже не хотела. После практики мы уехали в Вологду, на этом всё и закончилось. Мне подружка говорила, что зря я не стала с ним переписываться, жила бы потом в Москве.

Мой муж тоже рассказывал, что он себя почувствовал неловко, когда его пригласили в дом интеллигентные родители однокурсника. Он помогал их сыну учиться по математике. Однажды они обедали и позвали его к столу. Он, посмотрев, как они кушают, понял, что не знает, как правильно держать ложку и вилку, стеснялся, боялся, и почти ничего не ел. Ему было очень неудобно, он тоже впервые почувствовал отсталость, стыд за себя. Почувствовал большую разницу между интеллигентными людьми и деревенщиной.

Вологда очень красивый старинный город с множеством храмов. Я пыталась привыкнуть к городской жизни. Что-то познать. С подружкой ходила в театры, покупая самые дешёвые билеты. Научилась кататься на коньках, это в то время было очень модно. На катках играла весёлая музыка.

В столовой питались копеек на 30, что бы сэкономить 60 копеек на танцы и на билеты в театр. На 30 копеек можно было купить полпорции супа, кашу и чай с сахаром. Хлеб лежал на столах в вазах бесплатно. У кого было мало денег, покупали только чай с сахаром за 3 копейки и с хлебом пили. Хлеба можно было есть, сколько хочешь, так как его всегда подкладывали, вазы никогда не были пустыми. Ещё на столах стояли соль, перец и горчица. Парни намазывали хлеб горчицей, что бы было вкуснее. Жили небогато, но весело.

Группа наша была очень дружная. Сами шили себе платья, юбки, кофточки. После, когда я вышла замуж, мы с семьёй ездили в Вологду в отпуск. Брали лодку на весь день (на 10 часов по 10 копеек за 1 час), платили за это 1 рубль, набирали еды и плавали по реке Вологде. Останавливались в живописных местах, купались. Вода в реке была очень чистая и тёплая. В Вологде мы купили мужу зимнее пальто, 4 табуретки, кастрюлю хорошую и сковородку, которой я и сейчас пользуюсь. В Красноярске тогда мало что продавалось. Всё было по спискам или по очереди.

Закончив медучилище, получив диплом с отличием и направление для поступления в институт, я должна была ехать туда, где есть мединститут. Но мне всегда хотелось поскорее начать работать, что бы получать деньги. Поэтому я сначала, по распределению, поехала в Верхне-Ёнтальскую участковую больницу Вологодской области на должность санитарного фельдшера.

До райцентра летела самолётом. А потом в кузове, на бортовой ма-шине. Это было весной, в апреле 1962 года. Кругом подтаивал снег. Дорога была леспромхозовская вся в рытвинах и ухабах, залита водой. Водитель для храбрости, после выезда из райцентра, сразу выпил водки, посадил в кабину голосистую женщину и заставил её громко петь. Нас бросало по кузову впе-ремешку с чемоданами. Мужчины сидели на бортах, что бы успеть выпрыгнуть в нужный момент. А у меня в голове крутилась песня: «И никто не узна-ет, где могилка моя». Расстояние в 60 км мы ехали почти сутки с ночёвкой в лесу.

Когда я пришла в больницу и меня спросила главный врач «надолго ли я приехала», потому что у них никто долго не задерживался. Я ответила, что по такой дороге я уже обратно, наверное, не поеду.

Снова я стала жить в такой глуши, где люди даже не видели железной дороги. Дали мне комнату. Жила я одна. От скуки научилась вязать. Это мне пригодилось потом. Я вязала одежду себе и маленьким детям, а потом и внукам.

По работе приходилось ездить по деревням даже верхом на лошади летом, а зимой на санях. Хотя мы зубные болезни не учили, но, однажды, мне пришлось удалять зуб. Мне повезло, что он сильно качался. Одного ребёнка отправила в больницу с подозрением на воспаление лёгких и этот ди-агноз подтвердился. Людям в таких глухих местах не объяснишь, что мы это не изучали. Раз медработник, то лечи всё.

А однажды в здравпункт пришла женщина с сильной болью в суставах. Фельдшер ей выписывала разные мази, но они ей не помогали. А я в это время постоянно посыла мазь от суставных болей маме, она ей помогала. Я сидела в сторонке за своим столом, заполняла документацию и сказала «попробуй выписать ей мазь Випросал». И, действительно, эта мазь ей помогла. Потом про меня ходили легенды. Женщина эта всем рассказывала, что фельдшер её и смотрела и двигала суставы, долго с ней возилась, а я только глянула на неё и сразу сказала, что ей нужна мазь «Випросал».

В селе был клуб, там показывали фильмы и были танцы. Молодёжи, кроме нас, почти не было. Работали молодые специалисты: в больнице 3 человека и в школе 3. Ещё приезжали студенты из Вологды домой на каникулы. Кто из парней уходил в армию или уезжал учиться, назад в эту глушь не возвращались.

В это время Хрущёв боролся с культличностью Сталина, критиковал его. И, вдруг, в клубе показали документальный фильм «Наш дорогой Никита Сергеевич», где Хрущёв, как и Сталин, брал на руки девочку из народа и поднимал её высоко. Один в один повторялись кадры, которые мы раньше видели про Сталина, только уже с Хрущёвым. В клубе мы организовали хор. У меня вроде и голоса нет, но в хоре все пели. Говорили, что не плохо.

Однажды ко мне приехала сестра, мы с ней купили в сельмаге ковёр по паевой книжке и были очень довольны, так как ковров в свободной продаже тогда не было.

Проработала я в больнице один год, а потом меня позвал к себе мой жених, нынешний муж. Он, после окончания автотранспортного техникума, распределился в Красноярск. На работе меня не отпускали, хотели, чтобы я отработала у них 2 года. Но по направлению в мединститут, по зако-ну, они обязаны были меня отпустить раньше. Так и получилось.

Летела я самолётом до Архангельска, а оттуда до Свердловска. Из Свердловска ехала поездом до Красноярска. Сразу устроилась на ра-боту в городскую санэпидстанцию. Узнала, что в мединституте надо учиться очно 6 лет. Заочных и вечерних отделений не было. Так долго очно учить меня было некому, поэтому тему про институт пришлось забыть. А муж потупил на вечернее отделение в политехнический институт на факультет автомобильного транспорта.

Мы с ним были ровесники, ему 11 марта уже исполнилось 22 года. Он решил дождаться, когда мне тоже исполнится 22 года (24 июня), что бы подать заявление в ЗАГС. Почему-то перед этим, когда мы гуляли в парке, и он делал мне предложение, расплакался и сказал, что я с ним намучаюсь. Я тогда его успокаивала и не стала расспрашивать ни о чём. 25 июня мы подали заявление, а 2 июля нас зарегистрировали. У нас не было даже свидетелей. Свадьбу сыграли в общежитии с ребятами, которые там жили.

Читать следующую часть: Мы — дети войны. Продолжение 5