Жизнь, порой, подкидывает такие сюжеты, что диву даешься. Если бы эта бредовая история не произошла, четверть века назад, в реальности я сам ни за что бы не поверил в подобную ересь. Ибо напоминает она сюжет детской истории-страшилки, которое мы, некогда, обожали рассказывать на ночь в пионерском лагере. Ну, там, где мудрая мама говорит дочке: никогда не садись в автобус с бухими шоферами. А дура-дочь не послушала и огребла приключений на вторые девяносто. Итак…

Есть у меня друг, который вот уже три десятка лет доблестно крутит баранку КамАЗа в спецавтохозяйстве с гордой приставкой «спец». Вывоз мусора, и все такое.

И вот, как-то, под вечер, заезжает он ко мне. Радостный такой: жена на пару дней отъехала к родственникам, поехали ко мне, загуляем. А почему бы, собственно, и да?

Прошвырнулись мы с ним по рыночкам-ларечкам, затарили бухла да зажевать чего, закинули к нему в общагу и двинули в гараж. Смену сдавать. Прихватив с собой огненной воды под названием «Распутин». Ну, тот, который дважды изобрАжен, а после второго литра еще и подмигивает.

А сдача смены в оном богоугодном заведении проходила всегда бурно. Отработав две смены по 12 часов на линии, и предвкушая два дня выходных, водилы бухали как не в себя. Начальство давно махнуло на это маленькое неудобство рукой. За рулем не квасят, и ладно.

Процесс передачи смены, начавшийся в гараже плавно переместился в автобус-«дежурку», развозившую работяг по домам. А, надо сказать, что в качестве дежурки использовался ПАЗик-катафалк. А что такого? Наоборот, удобно. Если кто-то уж совсем в ноль убрался, укладывай его на подставку для гроба (в просторечии «салазки») и вези домой.

В тот раз «салазки» не пустовали. На них водрузили очередного борца с зеленым змием переоценившего свои возможности и двинулись в путь.

Катафалк неторопясь трюхал по окраинам города, мы хлебали «Распутина», передавая по кругу единственный стакан, и нипочем нам были лютые февральские морозы. Зима в тот год выдалась небывало суровая.

В одном из спальных районов в свете фар мелькнул отчаянно махавший руками парень. Поодаль жались друг к другу еще две фигурки, судя по всему девчачьи.

— Я подберу — сквозь шум мотора прокричал водитель, остановился и распахнул дверь. Троица — паренек лет двадцати и две девчонки — ввалилась в салон и…. отпрянула, увидев лежащее на «салазках» тела. Они бы, наверное, выпрыгнули, но двери уже закрылись и автобус дал ход.

— Чего уставились — хмыкнул один из работяг, пыхтя беломориной. — Покойников шотль не видели? Вон, кореш кони бросил, прямо на работе. Домой везем, поминаем. Будете? — он потряс бутылкой, с которой ехидно подмигивал злой гений дома Романовых.

— Нееее… — выдавил паренек и троица вжалась в угол.

Ну, на нет и суда нет. Мы про новых пассажиров тут же и забыли. Автобус двигался дальше, салон постепенно пустел. И вдруг…. неподвижное тело на салазках зашевелилось и что-то забурчало. От девчачьего визга задребезжали стекла. Водила, от неожиданности вдарил по тормозам и заматерился. А потом стекла вздрогнули еще раз. От хохота полудесятка луженых шоферских глоток. Ситуацию усугубил сам «покойник». Он окончательно проснулся и уселся на ложе скорби, очумело лупая глазами. Ему поднесли стакан, который он залпом осушил, довольно крякнул и занюхал рукавом.

А на лицах троицы был написан такой неподдельный ужас, что смотреть на них было одновременно и жалко и забавно. Мы как-то попытались ребятам что-то втолковать, объяснить, что же на самом деле происходит, но, они, кажется, были в таком шоке, что до них доходило с большим трудом, и я не уверен, что доходило вообще. Когда автобус выехал на широкую центральную улицу, паренек, заикаясь, попросил остановить. Покинув салон компания, с места, взяла такой старт, что позавидовал бы и Борзов.

Потом, уже на трезвую голову, я поставил себя на место этих ребят и, признаюсь, мне стало стыдно: не знаю, как я сам повел бы себя, увидев воскресшего мертвеца который, к тому же, еще и водку стаканами жрет. То есть, потом я бы, наверное, сообразил, что к чему, но в первый момент, думаю, открыл бы небольшой кирпичный заводик.

Ребята, если кто-то из вас сейчас это читает, простите нас, дураков. Мы не нарочно.