Наш посёлок расположен в долине Жигулёвских гор у самой Волги. Берег Волги спускается к воде тремя уступами, образуя террасы. Первая терраса образовалась ещё, наверное, в ледниковый период, когда ледник, обходя Жигулёвские горы, ровнял и стёсывал на своём пути всё, что смог одолеть. Эта терраса шириной 300-400 метров застроена домами, что не уместились в долине. Здесь расположены дачные массивы, турбазы, стадион и даже один санаторий. Вторая терраса в районе нашего посёлка шириной 40-50 метров образована весенними разливами Волги. Она вся заросла огромными, в 3-4 обхвата, чёрными тополями. Весной в половодье вода заливает эту террасу, и деревья стоят, как исполинские великаны по колено в воде. И мы, детвора, весной катались на плотах между деревьев. Мы знали: там, где растут деревья, глубина небольшая, так что в крайнем случае нам грозило только искупаться в ледяной воде.

А летом эта терраса зарастала травой и служила пастбищем для местного рогатого скота. Заканчивалась терраса трёхметровым глинистым обрывом. В некоторых местах обрыв уходил прямо в воду, а кое-где до воды оставалась узкая песчаная полоска.

Вот на этой полоске не более метра шириной мы и расположились порыбачить.

Но клевать перестало, и мы больше смотрели по сторонам, чем на удочки.

— Может, домой пойдём?, — спросил брат. — Что-то мне уже надоело тут сидеть.

— Нет, давай ещё порыбачим, может клюнет, — ответил я.

— Да не клюнет уже ничего, смотри: солнце уже высоко. Да и жарко становится, и пить охота, — продолжал брат уговаривать меня смотать удочки и идти домой.

Неподалёку, где талые и дождевые воды прорыли в обрыве широкий овраг, был пологий спуск к воде, и там вдоль берега стояли лодки. И сейчас как раз в одну из них садились люди, чтобы отправиться отдыхать на песчаные пляжи острова или другого берега. А на нашем берегу были только глина да камни. Люди разместились в лодке, и она отчалила. Мы с завистью смотрели ей вслед. Вдруг наше внимание привлёкла баржа, гружёная щебнем, которую вверх по течению тащил колёсный буксир. Они медленно шли по середине Волги, и вдруг, как раз напротив нас, баржа внезапно остановилась, хотя буксир продолжал колотить лопастями по воде.

— Ну вот, опять села на мель, — сказал брат. — Теперь начнётся самое интересное. Стоит посмотреть.

И мы остались наблюдать, что будет дальше. А дальше буксир попытался стянуть баржу с мели назад. Но у него ничего не вышло, баржа не поддавалась.

Через некоторое время на подмогу подошли ещё два буксира, и они втроём начали тянуть и толкать баржу. На всю Волгу раздавались свистки буксиров и слышалась ругань, приправленная крепкими русскими выражениями. Часа через полтора им удалось стащить баржу с мели.

А мы, довольные происшествием, пошли домой. Через несколько дней история повторилась. Всего за лето на мели застряло три или четыре судна.

Волга в районе Жигулей в полной мере проявляет свой строптивый характер. Огибая Жигулёвские горы, река сильно меняет свою ширину, а значит, и скорость течения. Где-то в узком месте она стремительно несёт свои воды мимо близких берегов, а где-то широко разливается и величаво течёт, образуя острова, перекаты и мели. Причём отмели и перекаты могут возникать, перемещаться и исчезать по известным одной реке законам. Вот как раз напротив нашего посёлка и был такой широкий участок с огромным островом посередине. Старожилы рассказывают, что когда-то на этот остров можно было перейти в брод. Но постепенно глубина реки до острова увеличивалась, и суда с небольшой осадкой начали ходить у нашего берега.

На нашем берегу установили пассажирскую пристань. Дачники получили возможность возить свои ягоды и фрукты на рынки Самары на маленьких теплоходах «ОМ» и «Москвич». На лоциях стали обозначать фарватер как судоходный, но глубина этого фарватера оставалась непредсказуемой. И наконец были приняты решительные меры.

Случилось это в 1961 году, как раз в тот год, когда деньги меняли и Гагарин в космос полетел. Как-то в конце мая Толька-негр устроил переполох. Негром его прозвали потому, что летом он становился чёрным как негр, даже с синеватым отливом. Только зубы, подошвы ног и ладошки оставались белыми. Наверное, в предках у него точно был кто-то негритянских кровей.

— Возле пристани посреди Волги установили платформу для запуска ракет, — кричал он как сумасшедший, прибежав с Волги.

И мы, детвора, со всех близлежащих дворов помчались на Волгу. Там действительно творилось что-то совсем необычное. Посередине реки, между нашим берегом и островом, громоздилось что-то не понятное. Огромное сооружение с большой трубой спереди и длинным хвостом из понтонов сзади удерживал на месте буксир.

Второй буксир с краном на борту опускал в воду снятые с баржи огромные бетонные блоки. Их установили справа и слева от этого огромного сооружения и соединяли с ним тросами. К берегу подъехал катер, и из него вышли несколько человек, выгрузили толстый трос и стали обвязывать им самое большое дерево на берегу.

Детвора ходила за ними по пятам и приставала с расспросами.

— Дядь, а что здесь будет? — спросил Вовка — самый старший из нас.

— Мы здесь вам будем делать пляж, — ответил один из них, что помоложе.

— Как это — пляж? А как вы его будете делать? — не унимались мы.

— А вон, видите ту платформу посередине Волги? Это земснаряд. Он будет убирать песок со дна Волги и насыпать его возле берега.

— Как же он будет убирать песок со дна? У него же нет ни лопат, ни ковшей, — продолжал расспросы Вовка.

— Правильно, лопат нет, но есть мощный насос. Видите длинную трубу спереди земснаряда? Эта труба будет опускаться ко дну, и насос будет всасывать воду вместе с песком. Вода с песком пойдёт по длинной трубе на понтонах к берегу и будет выливаться. Вода уйдёт, а песок останется, и у вас будет пляж, — объяснил рабочий.

— А трос зачем? — спросил Толька-негр.

— К тросу мы прикрепим конец трубы и лебёдкой будем подтягтвать трубу к берегу. А второй трос прикрепим к якорю подальше от берега, и когда потянем за него, труба будет отходить от берега. Так мы будем водить конец трубы вправо и влево и делать широкий пляж. А когда отпустим оба троса, труба передвинется дальше, и пляж станет длиннее, — терпеливо объяснял нам бригадир, не прекращая руководить работой.

— Вон, видите? Краном на дно Волги опускают бетонные блоки, это тоже якоря. С их помощью земснаряд также будет двигаться вправо и влево поперёк Волги, чтобы сделать широкий фарватер для прохода судов, — продолжал объснять он, видя, что мы не отстаём. — Теперь огромные пассажирские пароходы здесь проплывать будут, а не за островом.

На следующий день все понтоны соединили в цепочку и загнули её к берегу. По всей цепочке понтонов пролегала огромная труба от самого замснаряда до берега. Детвора весь день наблюдала, как монтировалось это сложное сооружение. И вот мы наконец увидели земснаряд в действии. Когда всё было смонтировано и проверено, на сооружении посредине Волги заработал двигатель. Труба, торчащая спереди, начала плавно наклоняться в воду до самого дна. Из конца трубы возле берега вначале полилась чистая вода, а потом вода с песком и камнями со дна Волги. Скоро в том месте, куда падала вода, появился песчаный островок, который начал быстро расширяться, и через некоторое время соединился с берегом.

Это было великолепно! У нас на глазах возле нашего берега появился пляж!

— Бежим! — крикнул кто-то из мальчишек, и мы на перегонки помчались на остров.

По нему ещё бежала вода, и мелкие камешки щекотали босые ноги, утопающие в мягком, ещё не улёгшемся песке. Мы с интересом разглядывали, что вода притащила со дна Волги. Тут были большие ракушки, куски окаменевшего дерева, целые россыпи «чёртовых пальцев», которые мы раньше изредка находили на берегу и очень ценили за редкость. Через полчаса работы земснаряда конец трубы передвинули дальше от берега, и остров начал разрастаться вширь. Всё шире и шире. Когда мы на следующий день пришли на берег, то увидели пляж шириной метров двадцать.

Так земснаряд работал всё лето, передвигаясь вниз по течению и углубляя фарватер. И всё это время пляж становился всё длиннее и длиннее. В некоторых местах возле берега как будто специально получились небольшие и мелкие озерца. В них совсем мелкая детвора училась плавать, а мы, пацаны постарше, придумали для себя рискованную забаву.

Земснаряд время от времени прерывал работу, наверное, для того, чтобы что-то проверить, подремонтировать и смазать. При этом трубу, которая торчала впереди и, опускаясь ко дну, засасывала песок, поднимали над водой. А потом, когда земснаряд начинал работать и труба медленно опускалась ко дну, из конца трубы возле берега некоторое время под большим напором била струя чистой воды. Конец трубы был приподнят вверх, и струя воды образовывала горку. Ширина трубы была, наверное, полметра, и мы придумали прыгать сверху в эту струю. Сначала работники земснаряда пытались прогонять нас, запрещая эту забаву. Но потом некоторые из них, что помоложе, попробовали сами прыгнуть в струю и перестали обращать на нас внимание. Иногда даже, наблюдая за нами в бинокль, опускали трубу помедленее, чтобы все, кто стоял на понтоне, ожидая очереди прыгнуть, успели хотя бы по разу искупаться в струе. Но тут была опасность. Через некоторое время труба опускалась до дна и начинала всасывать со дна вместе с водой песок и камни. И тогда прыгнувший в струю оказывался весь обсыпанный песком и побитый камнями. Некоторым из нас довелось испытать это «удовольствие». Но когда один из нас получил увесистым булыжником по макушке и еле смог выбраться из заваливающего его песка, мы не стали рисковать и прекратили прыгать.

А ещё благодаря этому пляжу мы научились нырять. Песок спускался в воду очень круто, и мы, разбежавшись, смело ныряли головой вперёд, не опасаясь удариться о дно. Мы научились в самом конце разбега подпрыгивать вверх и нырять не просто вперёд, но сверху вниз. И частенько устраивали соревнования, кто выше подпрыгнет, и у кого красивее и дальше получится полёт в воздухе.

Земснаряд у нас работал три года, всё расширяя фарватер. Всё это время расширялся и наш пляж. На третий год его ширина достигала сорока метров, а глубина возле берега — больше трёх.

На второй год мы начали осваивать дайвинг. Пускали лодку свободно плыть по течению и по очереди ныряли с лодки, стараясь достичь дна. Конечно, мы ныряли без масок и ласт, но с открытыми глазами. По мере погружения становилось всё темнее, и только возле самого дна становилось чуть светлее. Вынырнув, мы показывали пригоршню песка, тем самым подтверждая, что достали до дна.

На третий год мы, уже подросшие, стали в масках и ластах гоняться за рыбой. Ещё бы: ведь глубина в пяти метрах от края пляжа была больше трёх метров. А на трёхметровой глубине уже можно было встретить и окуней, и краснопёрок и даже, если повезёт, то и стерлядку.

Пляж, кроме всего прочего, подружил нас с нашими одноклассницами. Местные девчонки поначалу на пляже не появлялись. Им ведь важно было не просто быть, но и соответственно выглядеть. И для этого девчонкам нужны были купальники.

Но постепенно мы стали наблюдать на пляже и своих нарядно раздетых одноклассниц. Мы страшно удивились тому, что они оказались не хуже приезжих: и фигурки, и купальники, и вообще. А ещё к нашему удивлению оказалось, что почти никто из них не умеет плавать. Ну мы, разумеется, взялись учить их плаванию взамен на то, что они нас будут учить танцевать. Мы быстро разбились по парам. Я хотел учить плавать Иру, которая мне нравилась, но мне досталась дылда-второгодница Лена. Она сама подошла ко мне и спросила: «Юра, а ты можешь научить меня плавать?»

— Попробую, если ты будешь слушаться и будешь стараться, — ответил я.

Во время учёбы у нас появилась возможность на законных основаниях трогать наших девочек за разные места, не опасаясь получить в ответ увесистую оплеуху или портфелем по голове, как это случалось в школе. Поначалу я стеснялся дотрагиваться до Лены. Но когда она сама взяла мою руку и положила её туда, где мне было удобнее её поддерживать, я осмелел и уже не обращал внимания, куда попадали мои руки. Занятия шли очень интенсивно. Девчонки терпеливо сносили наши прикосновения, лишь отвечая хохотом или брызганьем водой на наши порой откровенные лапанья. Уж очень они завидовали старшеклассницам, умеющим хорошо плавать. А те собирались группой, отплывали подальше от берега и плыли по течению, смеясь и крича так, что было слышно во всех концах пляжа. А доплыв до края пляжа, выходили из воды и шли обратно по берегу, демонстрируя свои фигурки и красивые купальники. Наши девчонки оказались способными ученицами и через пару недель все уже сносно держались на воде, а через месяц уже пробовали заплывать по течению. Правда, пока ещё не очень далеко от берега и поначалу в нашем сопровождении.

Самое главное, пляж круто изменил статус нашего посёлка. Мы стали курортом районного и даже областного масштаба.

Уже к июлю первого года работы земснаряда терраса, заросшая огромными деревьями, была занята палатками туристов и отдыхающих. Они жили на берегу неделями. Купались, загорали, ловили рыбу, посещали наши достопримечательности. А достопримечательностей у нас хватало.

Дом-музей Репина в селе Ширяево, где он написал известную картину «Бурлаки на Волге». Урочище Каменная чаша с родником, вытекающим прямо из скалы. Гора Стрельная и «Чёртов мост», ведущий к ней. Курган Степана Разина, Ширяевские штольни, да и сами Жигулёвские горы с их реликтовой растительностью, не тронутой ледником.

Ну и самое главное: солнце, Волга и пляж. Что ещё нужно для летнего отдыха?

В начале следующего лета эта терраса стала осваиватся самарскими предприятиями. Первым был 4-й ГПЗ (Государственный Подшипниковый Завод), за ним 9-й ГПЗ и ещё кто-то. Они оборудовали палаточные лагеря, танцплощадки и волейбольные поля. Установили теннисные столы и столики для игры в шахматы и домино. Все местные школы и школа-интернат на летнее время превращались в дома отдыха для учителей со школ всей области. Все отдыхающие по профсоюзным путёвкам приезжали на двухнедельный бесплатный отдых покупатся и позагорать.

И, что интересно, среди отдыхающих большинством были женщины. Пожилые, помоложе и совсем молоденькие. Сказывался послевоенный перекос демографии, а среди учителей и вообще больше 80% составляли женщины. Утром после завтрака они все высыпали на пляж и раскладывались загорать. Мы, детвора, никогда не видевшие раньше голых женщин в красивых купальниках, располагались невдалеке и исподтишка наблюдали за ними.

Некоторые, чувствуя наше внимание, специально поддразнивали нас. Они подставляли нам на обозрение свои прелести, принимая различные позы якобы для лучшего загара. А особенно молодые и озорные даже пробовали загорать топлесс, не обращая на нас никакого внимания.

Наш новый пляж время от времени предоставлял нам необычное развлечение, которое ни в каких условиях больше невозможно. Время от времени крутые песчаные берега пляжа подмывало течением реки, и песок начинал сползать в воду. Пляж покрывался трещинами и с тихим шелестом начинал сдвигаться к воде и понижаться сантиметров на пять-семь. Все отдыхающие на пляже в панике хватали вещи и мчались подальше от воды. Но они успевали пробежать не более десяти метров, как песок успокаивался и замирал как ни в чём не бывало. Мы, испытавшие это не раз, развлекались, наблюдая за паникой отдыхающих.

Постепенно мы знакомились с некоторыми отдыхающими.

Была среди отдыхающих молоденькая учительница. Все звали её Катюшей, и мы стали её так называть. Она быстро подружилась с нами. Всё вышло как бы само собой.

День был не очень солнечный, но тёплый. Мы сидели на пляже и играли в карты. Она подошла совсем неслышно и внезапно спросила: «Вы что тут делаете?»

— А что, не видишь? В карты играем, — грубовато ответил Вовка, самый старший из нас, заранее настроившись выслушать нотацию.

— А мне можно с вами поиграть? — неожиданно спросила Катюша.

— А ты умеешь? — удивился он.

— Научусь, я сообразительная. Вы же меня научите, правда, мальчики? — совсем по-дружески ответила она. — Меня Катей зовут, — добавила она.

— А мы знаем, — дружно ответили мы.

— Откуда вы знаете моё имя? — удивилась она.

— Да мы сколько раз слышали, как вас ваши соседки Катюшей называли, — ответил Вовка.

Только мы начали объяснять Катюше правила нашей игры, как она вдруг спросила.

— А кто из вас знает, почему рядом есть овраги с такими странными названиями — Молебный и Воровской? — Мы, забыв о карточной игре, стали наперебой пересказывать легенду, поясняющую эти названия.

Эти овраги расположены рядом на рсстоянии трёх километров друг от друга. Давным-давно, во времена Степана Разина, когда бурлаки тащили по Волге купеческое судно с товаром, они сначала проходили мимо Молебного оврага: он был ниже по течению.

В этом овраге стояла часовня, и в ней, как бы приветствуя проходящее судно, звонили колокола. Услышав звук колокола, разбойники, находившиеся в Воровском овраге, просыпались, вооружались и готовились ограбить судно.

— Вот бы посмотреть эти овраги! — воскликнула Катюша.

— Ничего интересного там сейчас нет, одни нефтяные вышки да насосы, качающие нефть, — принялись отговаривать мы её.

— А какие у вас ещё есть интересные места? — продолжала выспрашивать Катюша. И мы принялись рассказывать ей о всех достопримечательностях в округе.

— А вы нам их покажите? — попросила Катюша.

— Конечно, покажем! — в один голос отвечали мы.

Наверное, Катюша применила специальный педагогический приём, которому её обучили в педвузе. И она им очень умело воспользовалась.

И вот, в пасмурные дни, когда на пляже делать нечего, отдыхающие группами отправлялись осматривать наши достопримечательности. А мы сопровождали эти группы, выступая в роли проводников и гидов, и развлекали их в пути былями и небылицами о наших оврагах, горах и штольнях.

А по вечерам во всех этих турбазах и профилакториях устраивались дискотеки.

Три или четыре площадки на выбор, вход свободный. Там мы впервые увидели, как городские танцуют чарлстон, твист и шейк. Там те из нас, кто был посмелее и постарше, впервые осваивали науку ухаживания за женщинами.

А на третий год к нашему пляжу начал приставать круизный теплоход, катающий отдыхающих от Самары вверх по Волге до ГЭС и обратно. Отплыв из Самары часов в девять утра, к двенадцати дня он доплывал как раз до нашего пляжа. Приставал прямо к берегу (глубина и обрывистый берег это позволяли), и отдыхающие сходили на пляж. Два часа они купались и загорали, а потом плыли дальше до ГЭС и к вечеру возвращались в Самару. С теплохода во время стоянки на весь пляж разносилась музыка. Такого у нас раньше никогда не было! И мы пробовали плавать под музыку. Мы тогда ещё не знали, что это называется фитнес.

С теплохода на пляж спускались и некоторые свободные от вахты члены экипажа. И вот однажды произошёл смешной случай. Один член команды, отдыхавший на пляже после ночной вахты, уснул прямо на песке. И теплоход после двухчасовой стоянки уплыл без него. Побегав в панике по песку, он успокоился и стал ждать, когда теплоход будет возвращаться в Самару. Часов в пять вечера теплоход вернулся и снова пристал к берегу, чтобы забрать отставшего. Отдыхающие упросили капитана постоять часок, чтобы они могли ещё раз искупатся. Наверное, среди отдыхающих был влиятельный человек, потому что капитан согласился, и теплоход так и простоял целый час. И все пожилые отдыхающие, которые днём не решились загорать под палящем солнцем, спустились на песок и целый час купались и загорали под мягким вечерним солнцем.

И после этого случая теплоход начал регулярно останавливаться и перед обедом, и вечером на обратном пути.

Толька-негр стал знаменитостью. Все, видевшие его, удивлялись и завидовали его загару. Все, у кого были фотоаппараты, считали обязательным сфоторафировать его как местную достопримечательность наравне с плотиной ГЭС и скалами горы Стрельной. Многие просили нас сфотографировать их рядом с Толькой-негром и дарили ему на память разные сувениры. А он щедро раздавал их всем своим друзьям.

И, что интересно, церковь не преминула воспользоваться таким скоплением народа. У нас воздвигли храм Святого Николая. Его поставили как раз напротив местного дома культуры. И в урочище Каменная чаша, что в трёх километрах за горой, построили часовню, тоже имени Николая Угодника. Там оборудовали металлические водоводы и купели для желающих искупаться в целебной родниковой воде.

Оказалось, что Святой Николай, кроме всех своих прочих достоинств, способен исцелять женщин от бесплодия. И все отдыхающие женского пола независимо от возраста считали своим долгом посетить Каменную чашу. Со всей области, и даже из соседних областей, стали приезжать целые автобусы с паломниками. И, что интересно, среди паломниц детородного возраста попадались и откровенные старушки. Наверное, они приезжали для повышения квалификации, чтобы приобщиться к таинству гадания на материнство. А может, это были посланницы, чтобы попросить у Святого Николая за какую-нибудь свою неверующую родственницу. Кто их знает, мы их об этом не спрашивал. Но вот Тольку-негра они, не сговариваясь, дружно не взлюбили и иначе как бесёнком его не называли. Но он сильно не переживал. А через некоторое время и совсем уехал. Его отец был нефтяником, и он со всей семьей перебрался на новый нефтепромысел.

Сейчас, по прошествии лет, вспоминая детство, я удивляюсь, как полоска песка на берегу так смогла изменить нашу жизнь. Уже давно пляжа не стало. Под Саратовом построили очередную ГЭС, Волгу перекрыли плотиной, и разлилось Саратовское водохранилище. У нас тоже поднялся уровень воды, и пляж затопило. Теперь о нём напоминают только собаки, осенью бегающие по колено в воде метрах в пяти-десяти от берега.

Отдыхающие больше не приезжают. Круизные теплоходы не пристают. Только автобусы с паломниками на Каменную чашу приезжают по-прежнему. На террассе, заросшей осокорями, ежегодно проводится праздник Ивана-Купала. Тогда эта террасса опять заполняется палатками, кострами и людьми. Да на другом берегу за Волгой в первое воскресение июля проходит фестиваль авторской песни имени Грушина. Три дня возле бывшего острова стоят несколько теплоходов, используемых в качестве гостиниц для именитых гостей, и в субботу допоздна из-за Волги доносятся звуки гитары и песен.