После первого курса, ряды нашего курса стали редеть. В небольших количествах это было объяснимо – учёба в институте, не чета школе. Но когда вместо трёх групп, остаётся две – это катастрофа. Ясность внесла староста:

— Мальчишек забрали в армию.
— А отсрочка? – удивился я.
— Что ты меня пытаешь? Сходи в военкомат и поинтересуйся, — посоветовала мне староста.

К концу второго курса прошла новость: двенадцать наших однокурсников служат в Афганистане. Реакция была равнодушной: «Ну и что? А где это?» О войне мы ничего не слышали. А в начале третьего курса, я встретил Пашку Меньшова, которого призвали в армию из нашей группы. Он сразу привлекал к себе внимание тельняшкой и хромотой. Его сразу прозвали Матроскиным, и начинали шутить. Но Пашка не обращал внимания даже на громкие шутки.

Встретив Пашку в коридоре, я обрадовался, и затащил его в буфет:

— Пашка, рассказывай, где пропадал? – спросил я.
– В Афгане, — усмехнулся Пашка.
— А это где? – удивился я.
— А аду. Лучше тебе не знать.
— Так ты отслужил?
— Да, досрочно.
— А что с ногой?
— Пуля попала в коленную чашечку, вот и хромаю.
— На учениях?
— На войне.
— На какой войне? – удивился я.
— Не пришло ещё время обо всём рассказать, — усмехнулся Пашка, — а расскажу – не поверишь.
— А как тебя ранило?
— Случайная пуля. Могла пролететь мимо, могла попасть в лоб, а попала в колено. Я даже не сообразил, что случилось, а когда почувствовал боль и увидел кровь, стал стрелять по горе. Стреляю и матерюсь. А потом госпиталь и дембель. Теперь продолжил учёбу.
— Может помощь нужна?
— Да нет, завязывать надо с учёбой, пропал интерес. До Афгана хотел стать инженером, а теперь нет. Хочется найти тихое место, и коптить небо до гробовой доски.
— Да там зарплата мизер.
— Плюс моя пенсия, выйдет неплохо. Ладно, пойду хромать до аудитории, не люблю я четвёртый этаж!

Я обратился в институтский комитет комсомола:

— У нас учится герой Афганской войны! Надо бы устроить с ним вечер. Пусть расскажет о себе и других ребятах, — предложил я.
— О какой войне ты говоришь? – усмехнулась главная институтская комсомолка, — вот когда я получу указание из Горкома, вот тогда и вечер организуем, и повесим его портрет на доску почёта. А пока, помалкивай об этой войне, мой тебе совет.

Несколько недель спустя, меня разыскал Пашка.

— Всё, отчаливаю. Нашлось место в ДОСААФе, для воина-интернационалиста. Буду там курсантов строить. Если наши афганцы будут восстанавливаться в институте, помогай им. Тяжко перестроиться на мирный лад. И обида гложит. Нам говорили, что дома нас встретят как героев, а тут тишина. Если Филимонов начнёт рассказывать о своих подвигах, не верь, он в штабе писарем отсиживался. Пока!

Афганцы возвращались, и восстанавливались в институте. Только все они переводились на вечернее отделение. И с Филимоновым удалось столкнуться, он забирал документы, чтобы продолжить обучение в Москве. Филимонов рассказывал в комитете комсомола об эмоциях, которые он испытывал, когда шёл в бой. На мой вопрос о наградах, Филимонов ответил, сделав значительную паузу: «Не ношу, хочу поскорее забыть эту войну».

Пашка умер во сне. На «тёплом месте» он начал много пить, вот сердце и не выдержало…