Я начал работать сразу после школы. Мне дали наставника – дядю Пашу, низкорослого, щупленького и рыжеволосого дедульку. Характер у дяди Паши был колючий, он был недоволен всеми, даже родным сыном. И любое недовольство, он начинал с фразы: «А вот в наше время…». И когда мне надоело его постоянное нытьё, я обратился к старшему электромеханику:

— Прошу дать мне другого наставника!
— О как! А бабу с квартирой тебе не надо?
— Нет, мне нужен другой наставник!
— Причина?
— Ноет постоянно, а сам схему прочитать не может. Чему я у него могу научиться?
— Сынок! Вот когда тебе будет пятьдесят шесть лет, ты так же будешь ныть, поверь мне. Так мир устроен. А на счёт схем, кто тебя научил их читать?
— В радиокружке.
— Пашка окончил школу, и сразу сел на трактор, хлеб для страны давал. А когда началась война, он пересел с трактора на танк, и прошёл всю войну, почти до Берлина. Горел в танке, был ранен. А после войны страну восстанавливал, некогда ему было учиться. А когда раны не позволили на тракторе пахать, он к нам на работу пришёл. Паяльником орудовать – ему никто не позволит, а заменить неисправный блок – ему по силам. Негоже фронтовику с берданкой склад охранять. Ты меня понял?
— Простите, я не знал что дядя Паша фронтовик. Ну а чему он может меня научить?
— Отношению к порученному делу! – рассердился старший электромеханик. Таких как ты, с десятью классами, я много повидал. Они тут столько бед натворили! Чего проще: открой шкаф, открути два блока, почисть два десятка контактов, поставь блоки на место, проверь работоспособность, запиши в журнале, и кури бамбук! Но вы же самые умные: коль работает – зачем трогать? А профилактику -дураки придумали. Вот ответь мне, в чём смысл профилактики?
— Я не знаю.
— «Я здесь был, и мне здесь делать нечего» – вот в чём! Ты меня понял?
— Быть уверенным, что контакты почищены, пыль удалена, все петушки законтрогаены, и так дальше.
— Молодец, быстро схватываешь! А теперь иди, и расскажи Пашке, что ты, мне, на него жаловался.
— Зачем?
— Затем, чтобы в следующий раз, ты ко мне пришёл, только с заявлением на отпуск, или на увольнение. А мелкие конфликты, привыкай решать сам, как мужчина! Если, конечно, ты хочешь им стать…

Я признался дяде Паше. Он поначалу осерчал, обозвал меня Павликом Морозовым, а потом выкурил две папиросы подряд, и выложил на стол пирог из авоськи:
— Вот, моя старуха напекла. Угощайся. И расскажи ещё раз, как меня старшой защищал, а я пока чайку запарю.
— А как я буду есть и рассказывать одновременно?
— Ладно, ешь, а я тебе пока мозги просветлю. У меня характер строгий. Вот вышло постановление, что всем фронтовикам дома телефон поставить. Я сразу заявление куда надо. Моя изба на отшибе стоит, так мне отдельную линию проложили – девять деревянных столбов. Приходит ко мне мастер и спрашивает, где можно стену избы просверлить, чтобы провод внутрь провести. А я ему: фиг! Не надо ничего сверлить, и телефон ваш мне не нужен.
— А зачем Вы заявление написали? – перебил я дядю Пашу, перестав жевать.
— Положено – проведите. Может, я потом телефон захочу. А если я его сейчас поставлю – будут названивать с работы. Рыжего – только рыжий обманет! И сколько потом начальства всякого приходило! Все умоляют, на колени встают, а я им – нет! Потерпите! Вот будет юбилей Великой Победы, вот тогда и поставите! Я прав?
— Имеете право.
— У меня на фронте подобный случай был. Отбили мы у фрицев станцию, а там цистерна железнодорожная стоит. Я стрелка отправил, мол, посмотри, может в цистерне топливо. Тот прибегает с квадратными глазами, и докладывает: в цистерне коньяк! Мы за котелки и канистры, да бегом к цистерне. Попробовали – коньяк! Пять звёзд, как минимум! Заглушили дизеля, и начали бухать. Ротный ко мне: надо продолжать наступление, а я его успокоил, мол, побухаем, и погоним фрицев до самого Берлина!
— А Вы комбатом были?
— Нет, механиком – водителем. Но меня все уважали, я ведь воевал с самого начала войны. А тут бензовозы подоспели, заправили мы танки, а в бензовозы коньяк, и в тыл. Ждём, когда обратно приедут. Жалко такое добро оставлять. А тут по рации комдив: вперёд, танкисты! А я ему: погодь, сейчас отдохнём, и погоним. Потом ещё кто – то по рации приказывал, но я стою на своём! И тут по рации, сам Георгий Константинович! Знаешь, кто это?
— Жуков?
— Он самый! А он с солдата начинал, знает наш хлеб, и говорит мне: «Паша, всё понимаю, но надо продолжить атаку. После войны, я прикажу выделить тебе, и твоим боевым товарищам, цистерну коньяка и вагон закуси! Слово солдата!
— И Вы пошли в атаку?
— Конечно, Георгия Константиновича все уважали. Крикнул я: «Танкисты, в атаку!» И взяли город досрочно. Фрицы специально нам цистерну подбросили, думали, что мы будем бухать неделю. Просчитались, гады!
— А Жуков выполнил своё обещание?
— Не знаю, ранили меня в том бою. Пока по госпиталям валялся, война и закончилась.
— А много у Вас орденов?
— Девятого мая увидишь. Как пироги?
— Вкусные.
— Давай доедай, да пойдём, работа ждёт…

На следующий год, девятого мая, я увидел всех ветеранов с наградами. Оказалось, что половина нашей бригады, были фронтовиками. У дяди Паши, орденов и медалей было больше, чем у кого либо. Когда я спросил: почему так? Дядя Паша ответил снисходительно: «Да что с них взять, пехота!»