Детей в семье было четыре человека, меня как маленького и наглого отправили в Вологду до самой школы на перевоспитание. Пока дедушка работал с утра до ночи, он у нас трудяга, фронтовик, мы с моей бабушкой Асей вели домашнее хозяйство. Бабушка у меня была очень строгая, по крайней мере, она так думала. Страшно не любила, когда меня лупцевали соседские мальчишки, если мне доставалось она говорила: «Эх ты, тюря». И вот однажды произошел конфликт с моим самым главным обидчиком, статус кво был установлен в мою пользу. Мама мальчика пришла на меня жаловаться, бабушка кивала молча головой будто бы извинялась, однако после ухода соседки сказала: «Правильно, за себя надо уметь постоять».

В мои обязанности входили покупка хлеба и молока. В булочной мне очень нравились пирожки в форме птичек с глазами, говорили, что они похожи на жаворонков, правда жаворонков я не видел и до сих пор, поэтому до сих пор не знаю какие они. Выбрав пирожки, я транслировал, что мне нужен хлеб с прожаренными, но не сгоревшими бочками. Знакомая тетя-продавец упаковывала покупку в вощеную бумагу и я с чувством выполненного долга шел домой.

Отправляя меня за молоком, бабушка вручала мне бидончик со словами «смотри не разлей». Деньги под расчет зажаты в кулаке,
Купив молоко я шел мимо кружевной фабрики, где на валиках были приколоты кружева, стучали коклюшки и работницы пели негромкие песни. Однажды я засмотрелся на работу одной из тетенек, случайно зацепился ногой за асфальт. Бидончик упал и молоко разлилось. У меня началась истерика: «Что же мы теперь будем есть». Но дома меня бабушка просто успокоила.

В нашей квартире было две комнаты, круглый стол, шкаф, на стене висел большой портрет Сталина. На другой стене висели часы с маятником, по этим часам бабушка Ася учила меня определять время.

Окна нашего дома выходили в маленький парк. Вечерами в парке часто собирались тройки любителей зеленой конференции, иногда они стучали в окно с просьбой дать стаканчик, за это в конце мероприятия бутылка стоимостью 18 копеек передавалась бабушке в качестве оплаты за сервис.

Парк был старый, летом я с утра оббегал его, собирая шампиньоны, которые были такие сильные, что ломали асфальт.

Дедушка как профессиональный охотник ставил силки для ничего неподозревающих голубей.

Наш дом назывался Дом артистов. В основном здесь проживали пожилые одинокие, как мне тогда казалось, странные люди, работавшие в местном драматическом театре.

Помню соседку тетю Шуру, у которой была красивая собака русский спаниель,

Барсинька. Дедушка иногда брал эту собаку на охоту, она доставала из воды уток. Когда собаки не было, дедушка сам плавал за утками.

Однажды я спросил у тети Шуры: «Почему вы называете меня Борис, а собаку Барсинька». Не помню что, она мне ответила. Но на следующий день (в тот день как на Первое мая люди ходили с флагами и кричали : «Гагарин, Гагарин…», тетя Шура в качестве примирения принесла сахарную вату, больше у меня к ней вопросов не было.

Вечерами тетя Шура зазывала собаку: «Барсинька, Барсинька…»

Рядом с нашим домом была больница Водников. На ступеньках больницы сидел, молчал и курил Паша, у него что-то было с головой.

Когда тетя Шура звала собаку, Паша вторил ей как эхо.

Через много лет, после армии, я приехал к бабушке с дедушкой, тетя Шура давно умерла, Барсиньку задавила машина. Каково же было мое удивление, когда вечером я услышал : «Барсинька, Барсинька …». Как будто голос из детства.

Паша еще жив.