Молодой шалопай Генка, семнадцати лет отроду, приехал в родной колхоз погостить на летние каникулы. В городе он учился в ПТУ на механизатора и уже считал себя специалистом не только в ремонте всякого рода техники, но и знатоком по части общения со слабым полом. Лупанув в обед стакан дедовской самогонки, настоянной для крепости на курином помете, Генка отправился гулять по селу в поисках любовных приключений. Точнее цель была одна, соблазнить Машку, дочку агронома.

С Машкой они учились в сельской школе с первого класса, только Генка после школы уехал учиться в город, а Машка осталась в родном колхозе и работала на ферме. Они и раньше встречались, и Генка тайком тискал Машку в укромных местах, но до смеха дело так и не дошло. Но сейчас Генка шел к Машкиному дому с твердым намерением осуществить задуманное.

— Машка! Машка-а! Выйдь на минуточку!

В место Машки в окне показалась голова ейной бабки Ани.

— Чаво орешь, горлопан!? Чаво надоть?

— Да мне бы Машку, баб Ань… Покалякать.

— Обедает она.

— Ну, я подожду.

— Ну жди, коль охота…

«Ой, как охота»! – Подумал про себя Генка, и удобно устроившись на завалинке, закурил «козью ножку».

— Фу, начадил… — Сказала вышедшая во двор Мария. – Ну, здравствуй, чтоль!? Звал то чё?

— Дык, это, как его… э-э… айда погуляем?

— Вот еще – фыркнула Машка. – Буду я тут со всяким гулять. Если хочешь знать, за мной Яшка ухаживает. Обещал меня на мотоцикле покатать и платок ситцевый подарить.

— Эка невидаль, платок… Слушай ты его больше. Трепло этот Яшка и жадный. Он тебе еще и не то наобещает. А у самого зимой снега не выпросишь. С пятого класса мне рубль проспоренный не отдает. Увижу – прибью этого жида.

— А спор какой был?

— Дык, поспорили с ним, кто из нашего огорода картохой до сельсовета докинет. Этот гад кинул, да не докинул. А я как пульнул, так аккурат в окно бухгалтерии попал. Мне потом от отца тоже попало. А Яшка рупь проспорил и не отдал до сих пор.

— Ну и не надо было спорить…

— Пойдем Машь, погуляем, я тебе орехов полный картуз насыплю, лущеных…

— Ну, ежели только лущеных…

Вот так Генка уговорил Машку прогуляться до околицы, и возвращаясь обратно, Генка уже точно знал, что все его труды и ухаживания будут вознаграждены и подобревшая Машка обязательно даст.
Ведь в деревне не так много женихов, а если ждать обещанного платочка, то и вовсе можно остаться в старых девах. А любви – ох как хочется, по молодости-то.

В общем, оказались они с Генкой на сушилах (место такое под потолком конюшника, где сено храниться). Мягко на сене, полумрак… что еще молодежи надо? Генка соломинкой Машку за ушком щекочет – Машка млеет. Машка до Генки ляжкой дотронется — и того в жар бросает… И не было в тот момент той силы на земле, которая могла бы остановить вспыхнувшую страсть и остудить разгоряченные молодые тела. По крайней мере, они так думали. Не учли они того, что Машкина бабка решила в тот момент подоить корову.

А тут, мать честная… С потолка на бабку Аню сено посыпалось, да шорохи, да звуки непотребные… Никак воры забрались? Или гуманоиды какие?

Схватила баба Аня вилы и перекрестившись, со всего маха воткнула их в щель между досок. Надо ли говорить, куда вилы попали? Ну правильно, тому кто с низу лежал, тому и досталось, аккурат в мягкое место.

Не сразу Генка понял, почему это Машка так заорала дурным голосом. Сначала он даже успел подумать, что это он такой гигант и сумел довести Машку до состояния высшего блаженства. Но когда снизу послышался бабкин крик: — «А ну слезайте оттудова, сволочи!» и из щели вновь показались вилы, Генка все понял и уже через секунду петлял по огороду, как заяц, боясь, как бы баба Аня не метнула ему в спину вилами. А Машка, с пробитой в трех местах жопой, все ревела на сушилах и отказывалась слазить в низ.

Еще долго Машка ходила с перевязанной задницей, и спала только на животе. И больше всего она винила в случившемся, почему-то именно Генку. И не потому, что он убежал и теперь обходит ее дом стороной, справедливо опасаясь бабкиного гнева, а потому, что место для утех, надо было выбирать заранее.

Автор: (G.U.S.)