Жил в III веке нашей эры японский император Тюай из династии Ямато. Был он человеком мирным, образованным и чрезвычайно утонченным. Целыми днями играл на сямисэне, складывал оригами и сочинял хокку. Однажды Тюай женился на девушке по имени Окинага-тараси-химэ. Она тоже была образованная и утонченная, но совсем не мирная, а очень даже воинственная и практичная.

Посмотрела Окинага на хозяйство: казна пустая, придворные практически икэбану гложут, народ последний риса не доедает. Ну и сложила хокку с намеком:

— Суши сожрали, дыра в кимоно. Полный кошмар.

Не пора ли идти воевать?

— Что ты, дорогая, — испугался Тюай. — Давай я тебе лучше на сямисэне сыграю. Дрынь-брынь…

— Я тебе сама на этом проклятом сямисэне сыграю, — возражает Окинага. — Давай сейчас всю культурную программу выполню, и пойдем уже на войну.

Сыграла на сямисэне, слепила из бумаги муравьеда, исполнила танец с веером, танец с зонтиком. Хотела еще танец с саблями, но вовремя вспомнила, что она не на Кавказе.

— Ну что, доволен? Пойдешь теперь воевать? — спрашивает.

— Дорогая, ты явно сакэ перепила, — отвечает Тюай. — На вот тебе лучше хризантему.

Окинага огорчилась, воткнула хризантему в прическу, и стала думать, как бы мужа на войну вытащить. Вскоре они поехали во дворец Касихи на острове Кусю. Там Окинага, подобно лепестку сакуры, упала на ступени, и лежит.

— Дорогая, что с тобой? — спрашивает Тюай.

— В меня вселилась великая богиня солнца Аматэрасу и три божества Сумиёси, — отвечает Окинага.

— Аматэрасу знаю, а кто такие Сумиёси?

— Черт их знает, но уроды те еще. Вселились, и щекочут.

— И что они говорят? — интересуется Тюай.

— Надо, говорят, идти воевать в страну Силла. То бишь, в Корею.

Тюай не поверил:

— Ты, дорогая, наверное, просто супа мисо перекушала, вот у тебя и тайфун во внутренностях. На тебе лучше хризантему.

Окинага выругалась, сложила икэбану из хризантемы и старого веника, и придумала новый план. Вернулись они домой. Тюай говорит:

— Дорогая, давай поговорим.

— Вызови гейшу, с ней и поговори, — отвечает Окинага. — А мне тут некогда ерундой страдать, спать надо. Аматэрасу обещала интересный сон показать.

И легла спать. Тюай гейшу не вызвал, их тогда еще не было — так, помаялся, свернул пару оригами и тоже задремал.

Наутро спрашивает:

— Ну, что тебе Аматэрасу показала?

— Показала очень богатую страну Силла, в которую мы пойдем воевать.

— Дорогая, ты конкретно достала со своей Силлой, — говорит Тюай. — На тебе лучше хризантему.

— В глотку засунь хризантемы цветок,

Что принес из осеннего сада, — изящным хокку ответила Окинага.

И Тюай внезапно умер. Придворные в шоке, народ в шоке, Тюай лежит такой абсолютно мертвый, в руках бумажный муравьед, в зубах хризантема. А Окинага спокойно прохаживается и собирается на войну.

— Ваше императорское величество, что случилось с его императорским величеством? — Спрашивают придворные.

— А он не послушался воли Аматэрасу, вот богиня ему сямисэном по башке и дала, — поясняет Окинага. — Возьмите на заметку. Вы не послушаетесь — тоже помрете.

Тут уж делать нечего: все собрались и пошли на войну под предводительством императрицы. Она прекрасно завоевала государство Силла, обложила данью, и Япония стала процветать. Во время похода Окинага успела еще и сына родить. У всех в домах появились суши, сакэ и суп рамен. В благодарность Окинагу признали женщиной-правителем, и дали ей прозвище Дзингу, что в переводе с японского означает «Та, что может дать по башке сямисэном».

Окинага правила 69 лет, и умерла в глубокой старости, всеми почитаемая. До самой смерти она ненавидела хризантемы.

Мораль: если женщина что-то в голову вбила — обязательно получит, и никакая хризантема не спасет. А если говорит, что жрать нечего, нечего перед ней на сямисэне дрынь-брынь.

На эпическом полотне императрица Дзингу всматривается в сторону Кореи, надеясь, что там нет хризантем.

© Диана Удовиченко