Ночью перед подъездом на асфальте появилась надпись: «Зайка, я люблю тебя!». Белой эмалевой краской поверх небрежности трудов дворника. Все шестьдесят женщин подъезда зайкового возраста (от десяти до 60 лет) в это утро выглядели загадочнее черных дыр космоса. По лицу каждой читалась абсолютная уверенность, что послание адресовано именно ей.

— Как это трогательно, — умилилась одна из женщин. — Настоящий мужчина и романтик растет. Я-то думала так сейчас не ухаживают.

— И не говорите, — подхватила другая. — И только одна единственная знает, что это написано только для нее.

— Уж она-то точно знает! — залилась румянцем первая. — Но не расскажет никому.

— Это моей Машке писали, — заметил мельком отец одной из гипотетических заек.

— Ну, ну. Ошибок-то нет! — возразили женщины. — Запятая где положено и «тебя» через Е, а не через И.

— Ну так и почерк ровный, — возразил уязвленный отец. — Не слепой человек, видимо, писал. Так что и не вам, вероятно…

Так, слово за слово, разгорелся конфликт полов, поколений и социальных слоев. С мордобоем, матом и разорванными бусиками. Приехавший наряд милиции полюбовался с полчаса на побоище заек подъезда и только потом разнял всех.

С утра надпись изменилась. Кто-то уточнил данные, и теперь надпись была более конкретной: «Зайка с 6-го этажа, я люблю тебя!». Зайки с остальных этажей почувствовали себя до крайности оскорбленными в лучших чувствах.

— Это ж надо такой сволочью быть! — сообщила экс-зайка лет сорока с пятого этажа. — Разрисовывать-то — оно ума много не надо. Подарил бы цветов что ли.

— И не говорите. — поддержала еще одна развенчанная, с расцарапанным еще вчера, во имя романтики, лицом. — Взял бы, да разметку нанес вместо этих каракулей. Раз уж краски много.

Зайки с шестого этажа свысока поглядывали на всех и мечтательно смотрели вглубь себя. Эту мечтательную задумчивость не оценил муж одной из заек. Он хотел было попенять супруге на недостойное поведение, но увлекся и попинал бедную женщину к вящему удовольствию всех остальных заек подъезда.

На следующий день надпись закрасили и на белом фоне черной краской появилось: «Мильпардон, ошибка. С пятого этажа зайка-то! Люблю тебя».
С шести утра начали подтягиваться зрители из соседних подъездов. И не зря. Ровно в семь, у подъезда, напрасно обиженная женщина с шестого этажа надавала пощечин своему несдержанному мужу за то, что он козел ревнивый. Мужчина виновато пыхтел и с ненавистью поглядывал на буквы на асфальте. Женщине рукоплескали все остальные женщины двора, вкладывая все свои обиды на спутников жизни в овации. Мужчины сочувствовали лицом и жестами, но сказать что-то вслух не осмеливались.

— Ишь, как под монастырь подвел всех. — вздохнул какой-то мужчина лет пятидесяти. — Нет чтоб по секрету на ушко сказать зазнобе своей. Так нет — надо народ баламутить.

— А ты своей на ушко каждый день говори — она и не взбаламутится! — парировала соседка.

— А мне, допустим, никто не говорит ничего уже лет двадцать пять — и ничего. Не помер пока. — виновато пробурчал мужик.

— То-то и оно. — покачала головой женщина и вернулась к зрелищу.

— На пятом-то незамужних баб нету! — вдруг выкрикнул один из мужчин.

— А что ж, в замужнюю влюбиться нельзя уж никому? — взъярились женщины пятого этажа. — Рожей не вышли, что ли? Что ты молчишь, а?! Твою жену уродиной обзывают, а ты? Так и будешь стоять?

Приехавший наряд полиции вызвал подмогу и уже тремя экипажами они гоготали и ставили ставки. После всего разняли дерущихся и оформили двадцать три административных нарушения за драку.

Утром на асфальте красовалось: «А чего все эти курицы щеки дуют-то? Зайка-то мой — мужчина с пятого этажа. Люблю тебя, зайка!». Управдом прочел это все, ахнул, сразу вызвал полицию и четыре экипажа «Скорой помощи».

— Зачем вам четыре? — допытывалась диспетчер. — Чего у вас происходит-то там?

— У нас на пятом четыре зайки живут! — неуклюже пояснял управдом. — И все женаты. Так что поторопитесь — пострадавшие вот-вот будут.
— Ах ты кобелина! — завыли на пятом этаже и раздался шум бытовой ссоры с рукоприкладством и порчей имущества.

— Алё! — закричали все жители подъезда со двора. — Нечестно так. Спускайтесь вниз — чтоб все видели.

— Сейчас! — вышла на балкон пятого этажа женщина в бигудях. — Скорой там не загораживайте дорогу.

Санитары пронесли двоих пострадавших. Еще один зайка вышел сам, гордо осмотрел собравшихся, пригладил резко поседевшие волосы, проводил заплывшим глазом обе кареты «Скорой помощи» и сказал:

— Слабаки! Тряпки!

После чего улыбнулся беззубым ртом и упал в обморок.

— Э. Граждане… — заволновалась толпа. — А где четвертый-то? Может надо ему на помощь идти? Может дверь выбить и отнять бесчувственное тело у этой фурии?

— Что за собрание тут? — вышел последний из заек из подъезда. — Делать вам всем нечего?

Толпа ахнула — мужчина был чисто выбрит, причесан, одет в свежую рубашку и вообще — великолепен как залежавшийся в ЗАГС-е жених.

За мужчиной вышла его жена, поправила демонстративно мужу прическу и ослепительно улыбнулась соседям.

— Верк, ты чего? Бесчувственная какая-то? — ахнули женщины.

— Чего это? — удивилась Верка. — Это ж я писала. Своему. Люблю его — вот и дай, думаю, напишу. А нельзя разве?

— Вот ты скажи — ты нормальная?!! — завизжали соседи.

— Нормальная, вроде, — пожала плечами Верка. — А вы?