Все имена и события в тексте являются вымышленными. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.

1.

Аэропорт Шереметьево встретил Ханса Нюмана холодным московским ветром и густым туманом, который, казалось, специально опустился на город, чтобы подчеркнуть мрачность и загадочность российской столицы. Ханс, высокий, подтянутый молодой американец с вечной улыбкой на лице, вышел из здания аэропорта, одетый в ярко-желтую ветровку, которая резко контрастировала с серыми тонами окружающего пейзажа. На голове у него красовалась кепка с логотипом морской пехоты США, а в руках он держал дорогой кожаный чемодан, который явно был куплен специально для этой поездки.

«Ну, Москва, покажи, на что ты способна!» — подумал Ханс, оглядываясь вокруг. Его глаза блестели от азарта и предвкушения. Он всегда любил новые вызовы, а этот турнир был для него не просто соревнованием, а возможностью доказать, что он — лучший. В голове уже крутились планы: занять первое место, удивить соперников мощной игрой и, конечно, насладиться местной кухней. Он слышал, что в России подают какой-то особенный борщ, и уже представлял, как будет рассказывать друзьям в Штатах о своих гастрономических приключениях.

На улице его ждал водитель с табличкой «Hans Numann». Это был сурового вида мужчина лет пятидесяти, в темном пальто и обычной черной шапке, которая сидела на его голове так, будто была ее частью. Водитель молча кивнул, взял чемодан и указал на черный «Дэу», который выглядел так, будто его только что выкатили из гаража КГБ. Ханс, не привыкший к такой сдержанности, попытался завязать разговор:

— Ну что, как погодка в Москве? Часто туманы такие? — спросил он, стараясь звучать непринужденно.

— Бывает, — коротко ответил водитель, даже не повернув головы.

Ханс усмехнулся. «Ну, ладно, не будем настаивать», — подумал он, садясь на заднее сиденье. Машина тронулась, и через несколько минут они уже ехали по широким московским проспектам, мимо огромных сталинских высоток и рекламных баннеров, на которых можно было увидеть все что угодно. Ханс уставился в окно, пытаясь разглядеть что-то интересное, но туман делал город похожим на декорации к фильму ужасов.

Гостиница, куда они приехали, находилась близко от центра Москвы, но, к сожалению Ханса, без вида на Кремль. Это было массивное здание, с высокими потолками и мраморными полами, которые блестели так, что в них можно было увидеть свое отражение. Портье, молодой парень в идеально отглаженной форме, улыбнулся и сказал:

— Добро пожаловать, мистер Нюман! Мы рады видеть вас в Москве. Ваш номер на двенадцатом этаже.

— Спасибо, — ответил Ханс, забирая ключ. — А где тут у вас можно поесть? Говорят, у вас борщ — это что-то невероятное.

Портье замялся:

— Ну, борщ… это, конечно, классика. Но если хотите чего-то особенного, попробуйте наш ресторан на втором этаже. Там подают блюда европейской кухни.

Ханс кивнул, но в душе решил, что обязательно найдет где-то настоящий русский борщ. Он поднялся в номер, который оказался просторным, но слегка старомодным. На столе лежала программа турнира и приветственное письмо от организаторов. Ханс быстро пробежал глазами текст, улыбнулся и бросил письмо на кровать.

«Ну что, Москва, — подумал он, глядя в окно на туманный город, — готовься. Я здесь, чтобы всех обыграть».

Он достал из чемодана ноутбук и стал общаться со своими поклонниками. В его голове уже крутились планы на первую партию. Он знал, что соперники будут сильными, но это только подстегивало его азарт. Ханс Нюман был готов к бою.

2.

Конференц-зал гостиницы «Карлтон» был умело переоборудован под шахматный турнир. Пространство, обычно используемое для скучных корпоративных мероприятий, теперь было заполнено столами, за которыми сидели шахматисты. В воздухе витал легкий запах кофе из буфета в углу зала, где участники могли перекусить бутербродами и выпить чаю между партиями. На стенах висели плакаты с логотипом турнира, а в соседнем помещении стоял большой экран, на котором транслировались текущие партии.

Ханс Нюман сидел за своим столиком, слегка откинувшись на стуле. Его первый соперник, молодой российский шахматист, выглядел нервным. Он постоянно постукивал пальцами по столу, пока Ханс обдумывал ходы. Американец, напротив, казался совершенно расслабленным. Он играл с легкой улыбкой, словно это была не серьезная партия, а дружеская игра в парке. Его ярко-желтая ветровка, которую он не снял даже в зале, выделялась среди строгих костюмов и пиджаков других участников.

Вскоре стало ясно, что Ханс контролирует игру. Он играл агрессивно, но с точностью. Каждый его ход был продуман, и вскоре его соперник начал нервничать. К середине партии у него на лбу выступил пот, а руки дрожали, когда он передвигал фигуры.

Наконец Нюман совершил решающий прорыв, откинувшись после серии ходов на спинку стула. Его улыбка стала еще шире.

Молодой соперник, покраснев, пожал ему руку и быстро удалился. Ханс встал, потянулся и не спеша направился домой.

Вторая партия прошла еще быстрее. На этот раз его соперником был бурятский мастер, который, казалось, был готов к любым сюрпризам. Но Ханс снова удивил. Он сыграл нестандартный дебют, который поставил его оппонента в тупик уже на первом часу игры. К концу партии бурят, обычно сдержанный, начал нервно теребить галстук. Когда Ханс объявил мат, тот лишь кивнул и быстро ушел.

К третьей партии Ханс уже стал центром внимания. За его столом собралась небольшая группа зрителей, которые с интересом наблюдали за его игрой. Его соперник, на этот раз более опытный, пытался играть осторожно, но Ханс, как всегда, был на шаг впереди. Он играл с такой легкостью, будто шахматы были для него не игрой, а развлечением. Его фигуры двигались по доске, а каждый ход был точным и неожиданным.

— Он что, робот? — прошептал кто-то из зрителей.

Ханс услышал это и улыбнулся. «Робот? Нет, просто я знаю, что делаю», — подумал он.

На старте Ханс выиграл уже четыре партии подряд. Его имя было у всех на устах. Даже Ян Незнающий, вице-чемпион мира и главная звезда турнира, начал поглядывать в его сторону с легким беспокойством. Ян, увалень с брюшком, с лицом, которое всегда казалось сосредоточенным, обычно не обращал внимания на других участников. Но сейчас он сидел за своим столом, играя очередную партию, и время от времени бросал взгляды на Ханса, как будто пытался понять, в чем его секрет.

Ханс, в свою очередь, заметил внимание Незнающего и внутренне посмеялся. «Ну что, чемпион, — подумал он, — готовься. Скоро и мы с тобой сыграем».

Вечером, после окончания игрового дня, Ханс вернулся в свой номер. Он был полон энергии и азарта. Достал ноутбук и начал анализировать свои партии. В голове уже крутились планы на завтра. Он знал, что следующий день будет еще сложнее, но это только подстегивало его. Ханс Нюман был готов к новым вызовам.

3.

Ханс только что закончил свою пятую партию на турнире. Его соперник, опытный гроссмейстер, сдался на 32-м ходу, не в силах противостоять агрессивной игре американца. Зрители, собравшиеся вокруг стола, аплодировали, а Нюман, улыбаясь, встал и пожал руку оппоненту. Он чувствовал себя на вершине мира: пять побед подряд, и все — с блеском. Но его радость длилась недолго.

Едва он успел покинуть турнирный зал, как к нему подошли судьи турнира — Владимир Старотортов и Александр Ткаченко. Старотортов, худой брюнет с вечно подозрительным выражением лица, пригладил волосы, выдохнул и произнес на английском:

— Мистер Нюман, нам нужно провести дополнительную проверку. Это стандартная процедура.

— Проверку? — удивился Ханс, всё ещё улыбаясь. — Я же только что сыграл партию. Что нужно проверять?

— Это не займет много времени, — вмешался Ткаченко, пожилой мужчина, с лицом, которое никогда не выражало эмоций. — Пожалуйста, пройдемте с нами, — его английский был еще сносный.

Ханс пожал плечами:
— Ну, ладно. Если это необходимо.

Его отвели в небольшую комнату рядом с конференц-залом. Комната была обставлена минимально: стол, два стула и шкаф с документами. На столе лежали резиновые перчатки и фонарик. Старотортов закрыл дверь и повернулся к Хансу:

— Мы должны убедиться, что вы не используете запрещенные устройства. Это займет всего несколько минут.

Ханс, всё ещё улыбаясь, поднял руки:
— Ну, давайте. Только аккуратнее, ладно?

Ткаченко надел перчатки и начал обыск. Он проверил карманы Ханса, заглянул в его обувь и даже попросил снять кепку. Старотортов тем временем изучал содержимое его походной сумки. Всё шло стандартно, пока Ткаченко не наклонился и не произнес:

— Теперь… анальный осмотр.

Ханс замер на секунду, но потом рассмеялся:
— Серьёзно? Ну, вы, ребята, точно не скучаете на работе.

Ткаченко, не обращая внимания на его шутки, продолжил процедуру. Ханс, чтобы не смущаться, начал напевать себе под нос мелодию из «Звёздных войн». В этот момент дверь комнаты приоткрылась, и в проеме показалось лицо Александра Шиманцева, комментатора турнира. Он хотел что-то спросить, но, увидев происходящее, замер. Его лицо побледнело, а глаза округлились.

— Эээ… — начал Шиманцев, но слова застряли у него в горле.

Ткаченко, не отрываясь от дела, бросил:
— Закройте дверь, пожалуйста.

Шиманцев, не в силах сдвинуться с места, просто стоял и смотрел. В этот момент Ткаченко нащупал что-то и, вытащив, поднял вверх. Это были анальные шарики — ярко-синие, с блестящей поверхностью.

— Что это? — спросил Старотортов, поднимая брови.

— Эээ… — Ханс замялся, но потом рассмеялся. — Ну, это… для релаксации. Вы знаете, шахматы — это стресс.

Шиманцев, который всё это время стоял как вкопанный, вдруг почувствовал, как его желудок сжался. Он резко развернулся и побежал к туалету, но не успел добраться. Его вырвало прямо в коридоре.

В этот момент в гостиницу вошел Александр Гиршевич Бух, опытный шахматный функционер и «серый кардинал» российских шахмат. Он всегда ходил с важным видом и с папкой документов в руках. Бух пришел проверить, как проходит турнир, и не заметил лужу. Он поскользнулся и упал прямо в неё.

— Что за… — начал Бух, но, увидев, во что он попал, замолчал. Его лицо исказилось от отвращения.

В комнате тем временем Ханс, Старотортов и Ткаченко смотрели на шарики, которые теперь лежали на столе. Старотортов вздохнул:

— Ну что ж, мистер Нюман, это… неожиданно. Но, похоже, вы чисты.

— Я же говорил, — улыбнулся Ханс. — Теперь, если вы не против, я пойду приму душ. После такого «осмотра» это точно не помешает.

Ткаченко, сняв перчатки, кивнул:
— Конечно. Извините за беспокойство.

Ханс вышел из комнаты, оставив за собой сцену, достойную абсурдной комедии: Бух, вытирающий костюм салфетками, Шиманцев, бледный и дрожащий, и Старотортов, который смотрел на шарики, как будто пытался понять, как они вообще оказались в его жизни. Ханс, напевая себе под нос, направился в свой номер, думая о том, что этот турнир становится всё интереснее.

4.

После анального обыска Ханса Нюмана в гостинице «Карлтон» воцарилась атмосфера, которую можно было бы назвать «напряженно-абсурдной». Новость о том, что судьи турнира устроили такую проверку, разлетелась по залу со скоростью слухов на деревенском рынке. Шахматисты, зрители и даже обслуживающий персонал шептались, переглядывались и показывали пальцами в сторону комнаты, где всё произошло. Александр Шиманцев, который всё ещё был бледен и слегка дрожал, пытался продолжать комментировать партии, но его голос звучал неуверенно, а взгляд постоянно блуждал в сторону коридора, где его вырвало.

В этот момент в зал вошел Александр Бух. Он был одет в дорогой костюм, который, несмотря на все усилия, всё ещё сохранял следы недавнего «инцидента». Его лицо, обычно спокойное и уверенное, теперь было искажено гневом. Он шёл с такой решимостью, что люди инстинктивно расступались перед ним, как перед торнадо. В руках он сжимал папку с документами, которую, казалось, вот-вот разорвёт на части.

— Где эти идиоты? — прошипел Бух, обращаясь к первому попавшемуся организатору. — Где Старотортов и Ткаченко?

Организатор, молодой парень в очках, испуганно указал на комнату, где судьи всё ещё разбирались с последствиями обыска. Бух, не сказав ни слова, направился туда. Его шаги гулко отдавались в коридоре, а взгляд был настолько яростным, что казалось, он может прожечь дверь.

В комнате Старотортов и Ткаченко сидели за столом, обсуждая, как лучше оформить отчет о проверке. На столе всё ещё лежали те самые анальные шарики, которые теперь казались им проклятием. Когда дверь распахнулась, и в комнату ворвался Бух, оба судьи вскочили со своих мест, как школьники, пойманные на шалости.

— Что это за цирк?! — закричал Бух, хлопнув папкой по столу. — Вы совсем с ума сошли? Анальный обыск? В середине турнира? Вы хоть понимаете, какой скандал это вызовет?

Старотортов, пытаясь сохранить остатки достоинства, начал оправдываться:

— Александр Иванович, мы просто следовали процедуре. У нас были основания подозревать…

— Основания?! — перебил его Бух. — Какие ещё основания? Вы знаете, что этот американец уже стал звездой турнира? А теперь он ещё и жертва вашего самодурства! Вы представляете, что скажут СМИ? Что скажут в ФИДЕ?

Ткаченко, который обычно предпочитал молчать, на этот раз попытался вступиться:

— Мы просто хотели убедиться, что всё честно. Турнир должен быть чистым.

— Чистым? — Бух засмеялся, но в его смехе не было ни капли веселья. — Вы превратили его в балаган! Если хоть одна газета напишет об этом, я вас обоих сгною в «Матросской тишине». Вы поняли меня? В тюрьме!

Старотортов побледнел, а Ткаченко опустил глаза. Бух, видя их реакцию, немного успокоился, но его голос всё ещё дрожал от ярости:

— Сейчас же уберите эту… эту штуку со стола и забудьте, что она вообще существовала. И если я ещё раз услышу о ваших «процедурах», вы оба полетите в отставку. Быстро!

Судьи, не говоря ни слова, начали суетиться. Старотортов схватил шарики и сунул их в карман, а Ткаченко начал собирать бумаги со стола. Бух, всё ещё фыркая от гнева, вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что стены задрожали.

В коридоре его ждал Шиманцев, который, услышав крики, решил подойти поближе. Он выглядел так, будто только что пережил землетрясение.

— Александр Гиршевич, — начал он осторожно, — всё в порядке?

— Всё в порядке? — Бух повернулся к нему, и Шиманцев отшатнулся. — Нет, не в порядке! Этот турнир превратился в клоунаду, и я не знаю, как это исправить.

Шиманцев, не зная, что сказать, просто кивнул. Бух, вздохнув, поправил галстук и направился к выходу. Ему нужно было срочно придумать, как замять этот скандал, пока он не вышел из-под контроля.

А в это время Ханс Нюман, уже приняв душ и переодевшись, сидел в своём номере и смотрел в окно. Он всё ещё улыбался, но теперь его улыбка была немного задумчивой. «Ну что ж, Москва, — подумал он, — ты точно не перестаёшь удивлять.»

5.

Вечер в гостинице «Карлтон» выдался тихим, но напряженным. После скандала с анальным обыском и гневного выступления Буха вся атмосфера, связанная с турниром, была накалена до предела. Ханс Нюман, однако, казался совершенно невозмутимым. Он сидел в баре, потягивая коктейль и наблюдая за происходящим вокруг. Его ярко-желтая ветровка, как всегда, выделялась среди строгих костюмов и платьев.

В этот момент к нему подошли Старотортов и Ткаченко. Оба выглядели слегка нервными, но старались сохранять достоинство. Старотортов, в своём мешковатом костюме, пригладил волосы и произнес:

— Мистер Нюман, мы хотели бы извиниться за сегодняшний инцидент. Это было… недоразумение.

— Да, — подхватил Ткаченко, одетый в строгий пиджак, — мы понимаем, что это могло вызвать у вас дискомфорт. Поэтому мы хотели бы пригласить вас на ужин. В качестве извинения.

Ханс, улыбаясь, поднял бокал:
— Ну, если это будет хороший ужин, то почему бы и нет?

Через час они сидели в уютном ресторане неподалёку от гостиницы. Интерьер был выполнен в классическом стиле: тёмное дерево, мягкое освещение и белые скатерти. На столе стояли блюда с традиционной русской кухней: борщ, пельмени, селёдка под шубой. Ханс, который уже успел попробовать борщ в гостинице, с интересом изучал меню.

— Попробуйте пельмени, — предложил Старотортов, наливая себе рюмку водки. — Это наше национальное блюдо.

— С удовольствием, — ответил Ханс, беря вилку.

Ужин начался с неловкого молчания. Старотортов и Ткаченко переглядывались, как будто решая, кто начнёт разговор. Наконец, Ткаченко, сделав глоток вина, произнес:

— Мистер Нюман, мы хотели бы ещё раз извиниться за сегодняшний день. Мы понимаем, что это было… не совсем профессионально.

— Да уж, — усмехнулся Ханс. — Анальный обыск — это, конечно, новый уровень.

Старотортов покраснел, но попытался сохранить лицо:

— Мы просто хотели убедиться, что всё честно. Но, возможно, перестарались.

— Возможно? — Ханс поднял бровь. — Ну, ладно, я не держу зла. В конце концов, у всех есть свои странности.

Это замечание, казалось, развязало язык Старотортову. Он вздохнул и, опустив глаза, произнес:

— Вы знаете, мистер Нюман, у нас тоже есть свои… особенности. Мы не часто об этом говорим, но, возможно, это поможет вам понять нас лучше.

Ханс, заинтересованный, отложил вилку:
— Ну, теперь вы меня заинтриговали.

Старотортов, немного помявшись, начал:

— Видите ли, я… эээ… можно сказать, с вами на одной волне, так как иногда использую капустную кочерыжку. Для… расслабления.

Ханс, не ожидавший такого поворота, чуть не поперхнулся пельменем. Он посмотрел на Старотортова, пытаясь понять, шутит ли тот. Но судья выглядел совершенно серьёзно.

— Капустную кочерыжку? — переспросил Ханс. — Серьёзно?

— Да, — кивнул Старотортов. — Это… помогает снять стресс.

Ткаченко, видя, что разговор пошёл в неожиданное русло, решил поддержать коллегу:

— А я… эээ… использую для этих целей ножку от кресла. У меня дома есть старое кресло, и однажды я… ну, вы поняли.

Ханс, который уже начал привыкать к странностям этого турнира, рассмеялся:

— Ну, ребята, вы точно умеете удивлять. Капустная кочерыжка и ножка от кресла? Это уже уровень мастерства.

Старотортов и Ткаченко, видя, что Ханс не осуждает их, немного расслабились. Они начали рассказывать о своих «увлечениях» с такой откровенностью, что Ханс едва успевал следить за разговором. В какой-то момент он даже начал делать заметки в смартфоне, как будто собирался написать об этом в своём блоге.

К концу ужина атмосфера стала почти дружеской. Ханс, который изначально воспринимал этот ужин как формальность, теперь с интересом слушал истории своих новых знакомых. Старотортов и Ткаченко, в свою очередь, почувствовали, что нашли в нём понимающего слушателя.

Когда они вышли из ресторана, ночной воздух был прохладным и свежим. Ханс, глядя на звёздное небо, подумал: «Ну что ж, Москва, я потрясен тобой.» А Старотортов и Ткаченко, идя рядом, тихо обсуждали, достаточно ли они были откровенны с гостем.

6.

Через пару дней после ужина с откровениями Ханс Нюман сидел в своём номере гостиницы и размышлял о странностях, которые преследовали его на этом турнире. После рассказов Старотортова и Ткаченко о их «увлечениях» он решил, что тоже хочет попробовать что-то новое. Взгляд его упал на кресло в углу комнаты. Оно было старомодным, с деревянными ножками и бархатной обивкой. «Почему бы и нет?» — подумал он, улыбаясь.

Ханс подошёл к креслу и, без лишних церемоний, начал откручивать одну из ножек. Это оказалось не так просто, как он думал, но через несколько минут ножка была в его руках. Он осмотрел её с любопытством, как будто держал в руках какой-то древний артефакт. «Ну, Ткаченко говорил, что это работает,» — подумал он, направляясь в ванную.

В ванной Ханс закрыл дверь и начал экспериментировать с ножкой. Он был полностью погружён в процесс, когда вдруг услышал стук в дверь номера. «Кто бы это мог быть?» — подумал он. Затем вспомнил, что днём договорился с Бухом о встрече. Тот сказал, что зайдёт «на кофе» для важного разговора.

— Минуточку! — крикнул Ханс из ванной, стараясь не выдать своего положения. — Садитесь, пожалуйста, кофе на столе! Я сейчас подойду! — потянувшись, он открыл замок.

Бух, стоявший за дверью и в совершенстве владевший английским, услышал это и, слегка нахмурившись, вошёл в номер. Он был одет в свой обычный строгий костюм, а в руках держал конверт с приглашением на летний кубок Карпова. Его взгляд упал на стол, где стоял кофейник и две чашки. «Ну, хоть кофе приготовил,» — подумал он, наливая себе чашку.

Бух взял чашку и, оглядев комнату, решил присесть в кресло. Он не заметил, что одна из ножек отсутствует, и, как только опустился в кресло, оно с грохотом рухнуло под ним. Александр Гиршевич упал на пол, а горячий кофе выплеснулся ему на брюки и рубашку.

— Ааа! — закричал он, вскакивая на ноги. — Что за чертовщина?!

Ханс, услышав крики, резко обернулся в ванной. От неожиданности он поскользнулся на мокром полу и упал. Ножка от кресла, которую он держал в руке, проскользнула в его задний проход.

— Ой! — вскрикнул Ханс, чувствуя резкую боль. — Что за…?!

В номере тем временем Бух, всё ещё крича от боли, пытался стряхнуть с себя кофе. Его брюки были мокрыми и горячими, а на лице читалась смесь ярости и недоумения. Он бросил взгляд на развалившееся кресло, затем на дверь ванной, откуда доносились стоны Ханса.

— Мистер Нюман! — закричал Бух. — Что тут происходит?!

— Эээ… — Ханс, пытаясь подняться, чувствовал, что ножка застряла в его прямой кишке. — У меня небольшая проблема!

Бух, не в силах больше терпеть, распахнул дверь ванной. Его взгляд упал на Ханса, который сидел на полу, держась за задницу, и на кончик ножки от кресла, торчавший между его ягодиц.

— Что… что это?! — прошептал Бух, его лицо исказилось от шока.

— Эээ… — Ханс попытался улыбнуться, но боль сделала его улыбку больше похожей на гримасу. — Это… длинная история.

Бух, не зная, что сказать, просто схватил телефон и набрал номер скорой помощи. Через несколько минут в номер ворвались медики. Они, увидев сцену, сначала замерли, но потом, собравшись, начали действовать. Буха, с ожогами от кофе, усадили на стул, а Ханса, с ножкой в заднице, аккуратно уложили на носилки.

— Что за турнир, — бормотал Бух, пока медики обрабатывали его ожоги. — Что за чертов турнир…

Ханс, лежа на носилках, пытался сохранять оптимизм:

— Ну, хоть приглашение на кубок Карпова получил, — сказал он, держа в руке конверт, который Бух уронил во время падения.

Медики, не обращая внимания на их разговоры, быстро доставили обоих в больницу. Буха — с ожогами, а Ханса — с посторонним предметом в заднем проходе.

Среди шахматистов слухи о происшествии уже разлетелись со скоростью света. Шиманцев, который как раз готовился к написанию обзора очередного тура, услышал историю и чуть не уронил ноутбук.

— Ну что ж, — подумал он, — этот турнир точно войдёт в историю.

7.

После инцидента с Хансом Нюманом и Александром Бухом атмосфера в гостинице «Карлтон» стала напоминать поле боя после сражения. Шахматисты, организаторы и даже обслуживающий персонал ходили на цыпочках, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. В воздухе витало напряжение, как перед грозой, и каждый понимал, что что-то должно произойти.

Александр Бух, который явился с этаким бандажом из бинтов под рубашкой, решил взять ситуацию под контроль. Он собрал экстренное узкое совещание в одном из помещений гостиницы. Присутствовали организаторы турнира, судьи и спонсоры. На столе лежали газеты с заголовками вроде «Шахматный турнир превратился в фарс» и «Американский гроссмейстер и российские арбитры: кто кого?»

— Это невозможно! — кричал Бух, размахивая газетой. — Наш турнир стал посмешищем! Мы должны немедленно принять меры!

Старотортов и Ткаченко, сидевшие в углу, выглядели как школьники, пойманные на шалости. Они переглядывались, но не решались возразить. Бух, видя их реакцию, продолжил:

— Призовой фонд будет урезан на двадцать процентов. После всего, что произошло, это необходимо.

— Но… — начал Старотортов, но Бух перебил его:

— Никаких «но»! Вы уже натворили достаточно. Теперь мы должны минимизировать ущерб.

Ткаченко, который обычно предпочитал молчать, на этот раз попытался вступиться:

— Но участники… они рассчитывали на эти деньги.

— Участники должны быть рады, что турнир вообще продолжается, — резко ответил Бух. — И чтобы больше никаких скандалов!

Через несколько часов шахматисты уже сидели в зале турнира, готовясь к очередным партиям.

8.

После инцидента в ванной Ханс Нюман стал настоящей легендой турнира. Его имя не сходило с уст участников, зрителей и даже обслуживающего персонала гостиницы «Карлтон». Однако сам Ханс, несмотря на всеобщее внимание, чувствовал себя не лучшим образом. Его задница всё ещё болела, и врачи настоятельно рекомендовали ему избегать сидячего положения. «Лежать на животе — это единственный вариант,» — сказал доктор, пожимая плечами.

Итак, когда настало время очередного тура, Ханс появился в зале турнира в необычном виде. Его привезли на каталке, которую он сам окрестил «шахматным троном». Каталка была стандартной больничной, но Ханс, чтобы добавить ей шарма, украсил её флагом США. Он лежал на животе, подперев голову руками, и выглядел так, будто это было самое естественное положение для игры в шахматы.

— Ну что, — сказал он, подъезжая к своему столу, — давайте приступим.

Его соперником в этот раз был молодой российский гроссмейстер, который выглядел слегка ошарашенным. Он не мог оторвать глаз от каталки и от Ханса, который, казалось, был совершенно расслаблен.

— Эээ… — начал гроссмейстер, но слова застряли у него в горле.

— Не обращайте внимания, — улыбнулся Ханс. — Просто играйте.

Партия началась. Ханс, несмотря на необычное положение, играл с прежней уверенностью. Его фигуры двигались по доске с точностью и агрессией, которые уже стали его визитной карточкой. Молодой гроссмейстер, в свою очередь, старался держать оборону, но было видно, что он нервничает.

В это время в зале появился Бух. Он шёл с папкой документов и выражением лица, которое говорило: «Я всё ещё главный здесь.» Его появление вызвало лёгкий шум среди зрителей, но он проигнорировал это и сел за стол судей.

— Ну что, — прошептал Бух, обращаясь к Старотортову, — всё идёт по плану?

— Да, — ответил Старотортов, слегка нервничая. — Пока без инцидентов.

— Держите так, — сказал Бух, открывая папку. — И чтобы больше никаких скандалов.

Тем временем Ханс объявил мат. Молодой гроссмейстер, покраснев, пожал ему руку и быстро удалился. Ханс, улыбаясь, при помощи ассистента сошел с каталки и не спеша покинул зал. Он чувствовал, что этот турнир, несмотря на все странности, складывается хорошо для него.

— Ну что ж, — подумал он, глядя на портрет Карпова на стене, — давайте закончим его с достоинством.

В зале тем временем продолжались партии. Шиманцев, сидя за столом с микрофоном, комментировал ходы, стараясь не упоминать о последних событиях. Но в его голосе чувствовалось лёгкое напряжение, как будто он ждал, что что-то ещё произойдёт.

9.

Турнир в гостинице «Карлтон» подошёл к концу, но напряжение в воздухе всё ещё висело, как густой туман. Ханс Нюман, несмотря на все перипетии, занял почётное второе место, играя на каталке и лёжа на животе. Его борьба за победу с Яном Незнающим была напряженной, но настоящая развязка ждала его после официального закрытия турнира.

Банкетный зал гостиницы был заполнен до отказа. Ханс, стоя, а не сидя за столиком из-за дискомфорта, был окружён зрителями. Его соперником в блиц-матче стал Даниил Дубко, один из тех, кто громче всех обвинял Ханса в читерстве. Дубко, спортивный и худощавый, с хитрым и подозрительным взглядом, выглядел как человек, готовый доказать свою правоту любой ценой.

— Ну что, Ханс, — сказал Дубко, садясь за стол, — готов проиграть и пройти тест на детекторе лжи?

— О, я готов, — улыбнулся Ханс. — Но, может, ты сам пройдёшь его после того, как я выиграю?

Зрители засмеялись, но Дубко лишь хмыкнул. На столе уже стояли шахматные часы, а доска была расставлена для блица. Матч игрался на большинство из двенадцати партий.

— Начали, — сказал судья, и пустил часы.

Матч начался. Ханс играл агрессивно, но с точностью хирурга. Каждый его ход был продуман до мелочей, и уже через несколько партий стало ясно, что он контролирует игру. Дубко, несмотря на все усилия, не мог найти слабых мест в стратегии Ханса. К середине матча счёт был 7:2 в пользу Нюмана.

— Шах и мат, — произнёс Ханс после очередной партии, опираясь на столик. Его улыбка стала ещё шире.

Дубко только еще больше краснел и нервно расставлял фигуры для очередной партии. После окончания матча, когда счёт стал 8:4 в пользу Ханса, Дубко подошёл к нему с предложением:

— Ханс, давай сделаем так: да, я пройду тест на детекторе лжи, и ты сможешь задать мне один вопрос. Но только позже, хорошо?

Ханс, улыбаясь, кивнул:
— Конечно, Даня. Я уже знаю, какой вопрос задам.

Дубко не пожал ему руку и молниеносно удалился. Ханс, оставшись один, смотрел на доску, где ещё стояли фигуры в позиции из их последней партии. Он знал, что его вопрос шокирует Даниила, но это только добавляло ему азарта.

— Даня, а ты разговариваешь со своей задницей во время партии? — прошептал он себе под нос, представляя реакцию Даниила.