Глава 18.

Сказка четвертая.

Рабочий Сектор.

Если уж родился белым шовинистом, то это навсегда. Гонзо Туров об этом знал точно, потому что сам был таким. Нет, конечно, можно было пройти процедуру смены пола, но для одобрения со стороны Гендерной комиссии, надо было обладать некоторыми внешними данными. Мосластый, здоровенный Гонзо ими не обладал и потому был уверен, что никогда не выберется из Рабочего Сектора.

Потому сильно испугался, когда его поволокли мыться в пахнущей цветами воде. А робота, что пытался сделать ему маникюр, принял за пыточный агрегат. Наконец он предстал перед Фионой Брахман, главой молодой, но быстро набирающей популярность, партии «Дифферент пис».

Женщина обошла пахнущего лавандой и страхом юношу и потрогала его за плечи, ягодицы и даже слегка провела рукой по промежности. Ее все устраивало. Конечно, никакого сравнения с фак-роботом, но приходилось соответствовать собственным политическим воззваниям и ей нужен был не гламурник с обтюканным достоинством, а самый настоящий белый шовинист.

Гонзо был далек от политических перипетий и чувствовал страх. В Рабочем Секторе ходили истории о том, как госпожи забирали к себе мужланов и, ради забавы, пытали их насмерть. Впрочем, на его памяти такого не происходило. Рабочие Сектора были изолированы и ничего кроме охранных киборгов в них не проходило. Да еще раз в год через ворота пропихивали пополнение. Молодых и слабых. Таким тяжело было держать лопату и кайло. Гонзо и остальные тайком, когда охранные киборги не смотрели, помогали им сделать норму.

Гендерная комиссия иногда выбирала подходящего мужлана, обычно из молодых, и отправляла их на операцию, чтобы сделать слугами. Впрочем, их тоже никто потом не видел, но Экран в зоне отдыха, где они спали, врать не будет. Гламурники, так называли прошедших операцию, жили лучше, их не стегали охранные киборги, кормили не только аминокислотными таблетками и им завидовали.

Фиона повернулась к Гонзо спиной и наклонилась, опершись на кушетку. Юноша не шевелился, он все еще не мог понять, чего от него хотят. Женщина подождала несколько секунд, а потом приказала:

— Давай!

— Что давать, госпожа? – спросил Гонзо.

— Засунь в меня свой пенбо!

— Чего?! – оторопел юноша – В живого человека пенбо тыкать?

Впервые юноша видел женщину не на Экране и, разумеется, понятия не имел, что пенбо может быть использован не только для слива мочи. В начале двадцать второго века, белых шовинистов поголовно делали гламурниками, сразу при поступлении в Рабочие Сектора из питомников. Но гламурники были слишком слабыми и нежными, чтобы выполнять положенную работу, потому через полсотни лет их перестали калечить, просто добавляя нужные частоты в контролирующих ошейник.

— Точно! – воскликнула Фиона – Я же не сняла ошейник. Подожди.

Она коснулась серебристой полоски на шее юноши. На металле пробежала полоска знаков «женщина опознана», «что вы хотите сделать?» Фиона раздраженно листала одно предупреждение на ошейнике за другим. Электроника предупреждала ее не снимать устройство, ограничившись базовым, подавляющим мужскую агрессивность, уровнем поля. Даже с гламурников ошейники не снимали до самой смерти.

Но Фионе нужно было принести в общество новую идею. В двадцать третьем веке все ниши политической борьбы за права были заняты. Самой консервативной и большой, разумеется, была партия феминисток. Следом шли борцы за права животных. В легальную оппозицию ушли экологи и «Фридом инсект». Маргиналами считались борцы за счастье ленточных и круглых червей. Они, вечно тощие, с синяками под глазами и зудящими задами, слабыми голосами восставали против устоявшегося порядка.

Женщине очень хотелось власти, и она пошла на то, на что не решались уже двести лет, с момента изобретения подавляющего мужскую агрессивность поля и Гендерных войн. Фиона объявила, что мужчины, возможно, тоже имеют права. Конечно, это произвело фурор в политике. Ее крохотная партия быстро набирала обороты и сторонников. Особенно ее ненавидели «червячницы». Их сторонницы массово выводили глистов и присоединялись к новой фриковой партии.

Но в политике просто не бывает. Да и идиоток среди лидеров тоже немного. Конкурентки медовыми, ядовитыми голосами, спросили, а если Фиона считает мужчин равными, то почему бы ей не трахнуться с мужланом как в старые добрые времена? Если бы подобное предложили экологи или феминистки, то можно было бы отмахнуться. Но «червячницы» упирали на то, что они сами так поступают и какая же она активистка, если не способна приравнять мужчину к уровню человека в буквальном смысле?

Не сказать, что Фиона была в восторге от подобной идеи, но отказаться она не могла, это было равносильно политическому самоубийству. Тогда она отправилась Рабочий Сектор, выбирать самца. Сразу же ее взгляд уперся в молодых особей, но полистав старые данные, она узнала, что лет до двенадцати, самцы не особо дееспособные в этом смысле. Так что мелкие экземпляры от двух до десяти, ей не подходили. Искусственные матки производили восемь типов самцов для Рабочих Секторов. Ей не нравился ни один. Наконец, она наобум ткнула пальцем в здорового мужлана, лет восемнадцати. Даже кое-где волосатого. Впрочем, от волос избавились в процессе подготовки. Фиона не хотела, чтобы ее стошнило во время трансляции.

Наконец ошейник был снят. Гонзо повертел шеей, свыкаясь с новым ощущением. Коснулся кожи и ощутил борозду, натертую железом. Что-то изменилось внутри него. Что именно он понять не мог.

— Ну? – нетерпеливо спросила Фиона – Доставай же свой пенбо!

Подобная идея, все еще казалась Гонзо дикой и странной, но набедренная повязка внезапно стала тесной. Годами инстинкты юноши подавлялись электроникой и его слабенький разум вообще не умел им противостоять. Проконсул, австралопитек, неандерталец, кроманьонец и сапиенс в его сути взбунтовались и отшвырнули разум куда подальше. Самец увидел самку. Причем впервые за восемнадцать лет.

Фиона привыкла к фак-роботам, что всегда были нежны и предупредительны. Для машин было главным доставить ей удовольствие. Но для Гонзо удовольствие крылось в биологии, он продолжал род, ни на секунду, не задумываясь о всякой фигне вроде «стоп-слова» или кнопке отключения. Женщина закричала от боли или наслаждения, она и сама не знала точно. То, что ее сейчас транслируют по всему миру ее, не заботило.

По идее, за дверями должна была дежурить охрана, чтобы в любую секунду остановить мужлана. Политические оппоненты Фионы подсуетились, и никто не вмешивался в происходящее. Только когда обессиленный Гонзо тяжело осел на пол, выполнив свое главное биологическое предназначение, а распластавшаяся на кушетке Фиона едва дышала, в комнату ворвались охранные киборги.

Это должно было стать розочкой, на погребальном камне политической карьеры новоиспеченной партии «Дифферент пис». Именно спасение спятившей женщины от мужлана, Силами Света в лице главы партии феминисток, должно было похоронить саму идею, что самцы достойны какой-либо защиты или сострадания.

Спасительницы не учли, что все происходит в прямом эфире. Когда Гонзо закричал под ударами силовых кнутов охранных киборгов, Фиона вскочила на ноги и кинулась его защищать. В машинном коде было прописано, что ни один киборг не может причинить вред женщине и электроника зависла. Всклокоченная, с горящими глазами и тяжело дышащая Фиона обратилась к зрительницам с короткой, но проникновенной речью:

— Бабоньки, это было круто!

Так было сломано еще два века рабства, а человечество сделало еще один крохотный шаг к тому, чтобы оправдать звание разумных.

Ххххх

Марена застыла, даже не вытащив руки из щита. Денис не сразу понял, что история закончена. Он тяжело поднялся, разминая затекшие конечности. Подопечная не шевелилась, и он с трудом нащупал пульс. Вздохнув, он подхватил ее на руки и понес вниз.

Его раздражение к женщине ушло, но все равно он собирался выпытать у нее информацию о происходящем. Но, как он уже догадался, не сегодня. Достав телефон, он набрал скорую и не дослушав речь бутафорского оператора сказал:

— Вереск, тащи свою хлорофилловую задницу сюда, — куст его презирал, и он не собирался перед ним любезничать.

Самая долгая ночь в году все тянулась и тянулась. Наконец колдовской доктор соизволил прорасти сквозь пол и осмотреть пациентку.

— С ней все нормально, — Вереск качнул ветвями, что очевидно означало пожать плечами у людей – будет спать сутки или двое.

— Ничего себе «нормально»! – обозлился Денис – Это, кустик, ни хрена не нормально!

— Угомонись, — миролюбиво ответил куст – зима началась и для Марены это нормальная реакция.

— Зима уж три недели как началась, в календарь загляни.

— Люди-люди… — тряхнул листьями доктор – когда же вы поймете, что природа чихать хотела на ваши идиотские календари? Ладно, мне пора.

— Погоди! – воскликнул Денис врастающему в пол кусту – А как за ней ухаживать эти два дня? Кормить? Поить?

— Никак, — невнятно ответил верхушкой куст, прежде чем исчезнуть – не мешай ей, через двое суток она будет в порядке.

Денис выругался. Потом потрогал подопечную, та была холодная и едва дышала. Он пошел на кухню и залил в пустые пластиковые бутылки горячей воды. Обложил Марену такими грелками и укрыл еще одним одеялом. После чего уселся напротив и наблюдал как за окном крупный снег торжественно и неторопливо объявляет приход зимы.

Конец первой части.