22 июня.

22 июня 1941 года в воскресенье мы, девочки, гуляли в лесу над прудом (Дальний угол). Собирали цветы. На другом берегу пруда Гладковский посёлок — несколько домов. Мы увидели, что там собралось много народу, проходит митинг. Заинтересовались, заволновались и решили бежать домой. Дома узнали, что началась война. Мама дала мне немного денег и послала в магазин купить конфет. В магазине дешевых конфет уже не было. Остались только шоколадные в бумажках. Купила и их. Завязала в платок. Иду домой, помахивая свёртком. Дома обнаружили, что в платке осталось несколько конфет — все выпали. В переулке за мной шла женщина, подобрала и две конфеты отдала маме в открытое окно. Все конфеты раскрошила по дороге! Не помню, досталось ли мне хоть одна конфета. Вероятнее всего не дали, а то бы я запомнила. До этого никогда шоколадных конфет не пробовала! А вот ругани досталось. В это время я уже перешла в 4й класс.

Спасительница.

Осенью 1941 года у нас не стало коровы. Объелась чего-то, пастухи прокараулили. Спасти не смогли. Купили козу. Весной 1942 года у неё родились две козлушки — Зойка и Зинка. Зойка чуть побольше, Зинка поменьше. Бегали по ограде и в огороде — резвились, играли. Было половодье. Я сидела у окна, выходящего на ограду (во двор) и на подоконнике готовилась к экзамену за 4й класс. Мне 11 лет. Вдруг прибегает Зойка и громко блеет. Посмотрела на неё и опять читаю. Зойка отбежала, опять прибежала и верещит просто. Я вышла на крыльцо. Зойка побежала к колодцу. В колодце с одного бока прогнили брёвна и обвалились в колодец. Козлята играли около колодца, прыгали на крышку, резвились. И Зинка с боку упала в колодец. Я побежала к деду Семёну. Деду было за 90 лет. Еле ходил. Он взял длинную верёвку. Привязал один конец к столбушке, на которой крутится ворот. Другой конец обвязал мне вокруг талии. Я встала в ведро. Дед стал спускать меня в колодец. Колодец очень глубокий. Тогда я не знала, что из глубокого колодца можно увидеть звёзды на небе днем. Если бы и знала, забыла бы, мысли были заняты спасением Зинки. В колодце надо было посадить Зинку в ведро. А до этого надо было ещё вылезти самой из ведра. Как вылезти, куда, опоры нет, всё крутится, болтается. Вылезла, держусь руками за верёвку, повисла. А как посадить Зинку в ведро? Если руки держатся за верёвку, ноги висят, опоры нет. Брёвна (гнилые) плавают, заденешь — тонут и снова всплывают. Сруб склизкий, ноги скользят в воду. Еле-еле одной рукой схватила Зинку за рожки. Стала заталкивать Зинку в ведро. А ведро удаляется, опрокидывается на бок, качается. Его тоже надо держать, а третьей руки нет. Не знаю уж как (Бог помог) затолкала Зинку в ведро, рожками зацепила за душку ведра. Зинке было больно, но терпела. Понимала, что спасаю жизнь. «Тяни!». Дед потянул вверх ведро. А у меня только одна мысль, чтобы ведро не наклонилось набок, чтобы Зинка не опрокинулась обратно в колодец. А сама висела над водой, держась за верёвку. Откуда силы взялись? Дед вытянул Зинку, опустил в колодец ведро. Я с трудом встала в ведро ногами: ведро от ноги отодвигается, удаляется, наклоняется набок. Ни как не могла вторую ногу поставить, ведро опрокидывается. Но всё-таки встала. Дед вытянул из колодца и меня. Тоже откуда силы взялись? Совсем немощный был. Вылезла. Схватила Зинку, притащила домой на печь, уложила. На таганке (кольцо на трёх ножках) в чугунке согрела воду. Под чугунком горели щепки. Налила воду в бутылку, заткнула бумажной пробкой. Стала Зинку отогревать. Она вся дрожала. Вода в колодце очень холодная. Вечером пришла мама и стала меня ругать. Если бы она была дома, не разрешила бы спасать Зинку.
В эту же весну я опять сидела и готовилась к другому экзамену. Прибегает к окну теперь уже Зинка и жалобно блеет. Я сразу же вышла. Зинка побежала в огород. Я за ней. Побежали к речке. Было большое половодье. У нашего огорода речка делает крутой поворот. Противоположный берег обрывистый, высокий. Внизу — омут, вода крутилась, ударяясь о берег и поворачиваясь в другую сторону. И летом в этом месте было глубоко, вода крутилась. Не купались. Опасно. Омут. А в половодье совсем страшно. Смотрю, Зойка бегает на другом берегу, над обрывом блеет. Как она там оказалась? Увидела меня и спрыгнула в омут. Я закричала! Утонет! Не смогу спасти! А она поплыла и выбралась на берег к нам с Зинкой. Опять схватила Зойку и потащила на печь отогревать.
Ниже омута были сделаны лавы (мостик из двух длинных широких досок), по которым переходили люди на другой берег к ферме. Там Зойка и перебежала на другой берег. А обратно дороги не нашла. Забыла. Заблудилась. Вот так спасала весёлых козочек.

Нищета.

Когда младшему брату Володе надо было идти в первый класс, у него совсем не было штанов. Бегал в каких-то заплатных, дырявых. A сшить было не из чего. A купить тем более не на что. Придумали: была хлопчатобумажная шаль (платок), старая, коричневая. Середина вытянулась пузырем и отцвела. Мама приказала мне сшить из неё штаны Володе. Я сшила штаны на резинке (как трусы). В этом и пошёл в школу.
Было у нас ватное одеяло. Верх — красная ткань, а низ — черная. Мама купила две большие географические карты, наклеенные на марлю. Замочила их в бане в горячей воде. Очистила марлю от бумаги. Одеяло распороли и обшили вату марлей. Из красной ткани сшили рубашки Коле и Володе. А из чёрный — по штанам. Одели братьев. Было у всех по одной одёжке. После бани мама выстирает всё, развесит на печи. К утру высыхает. Мама утром обязательно всё про гладит утюгом. Утюг был чугунным. Накаливали его в печи на углях. И мы опять надевали всё чистенькое и носили неделю. У нас никогда не было вшей. В яслях и садике проверяли. Говорили: «В семьях и с отцами у ребят находили вшей». А у нас, сирот, одна мама на работе с утра до ночи, а то и сутками, а ребята всегда чистые. Не было у нас в доме тараканов и клопов. Видела в одной семье тараканов на печи, черно на трубе, вплотную друг к другу сидят. Почему не уничтожали?
Осенью 1941 года случилась беда. Корова — кормилица объелась чего-то и пропала. Не могли спасти. Пастухи недоглядели. Остались мы без молока. Только этим и питались. Бегаем, попьём молока и опять бегаем. Другой еды не было. Молока не стало и есть нечего. Зимой ещё картошка, а летом картошки не было. Мама с января делала срезки на посадку. К лету картошек не оставалось. Варили щи из крапивы. Ели всякую траву. Весной любимое лакомство — пистики. Пистики — хвощ полевой. Курица была одна и та неслась у бабушки в стае. Было очень голодно весной. Помню: сходим голодные в школу, сдадим экзамен и опять лежим голодные. А экзамены сдавали хорошо. Мама сажала что то в огороде. Зашла в дом. Я ей слабым голосом говорю: «Сажай больше свёклы». Имелась в виду белая, сахарная. Других сладостей не было, не знали.
Маленький Володя весной по ручьям бегал босиком. Бегал из переулка в околоток (Советская улица) к тётке Анне Ивановне (сестре мамы). Тётушка в ужасе: «Простынешь по снегу босиком. Залезай на печь!» А Володе это и надо. Там у тётки был мешок с сухарями. Володя и грызёт сухари (домой дать сухарей тетка не догадывалась). Бегали оба брата к деду, работающему на сушилке зерна. Погрызут, пожуют зерна. Дед «попенял» маме, что у ребят нет карманов. Жалел, что нет карманов. Часто выручала другая тетя, Таисья Семеновна, папина сестра — Кока. У самой было четверо детей, тоже страшная бедность, но квашеная капуста всегда была. Накормит ею обязательно. Когда я училась в педучилище, приеду домой. Она рада меня видеть, накормит, что есть. А когда уезжаю, отдаст последнее: «Бери, мы дома, проживём». Когда я 4 месяца пролежала в больнице с воспалением легких, врач сказал маме: «Будет питание – выживет.» Соседи часто приносили мне — то кусок пирога (внутри овощи), то лепёшку, яйцо. Рекомендовали пить горячее молоко с собачьим салом. Коза была. Нашли и сало. Я пить отказалась. Дружно убеждали меня, что это внутреннее сало заколотой свиньи. Убедили. Пила. Я понимала, что колоть свинью к лету в мае не буду. Да и свиней то в то время никто не держал — нечем было кормить. В общем, выходили меня, можно сказать, всем переулком. Всем соседям сердечное спасибо и Царство небесное!