В конце XIX века в дремучих лесах у озера Мусхед в северном Мэне, где воздух пропитан запахом хвои, а тишину нарушает лишь стук топоров, французско-канадские дровосеки столкнулись с чем-то поистине загадочным. Среди этих крепких парней, привыкших к суровой жизни в лесу, обнаружилось странное нервное расстройство, которое заставляло их тела реагировать на любой внезапный звук или движение так, будто их подбрасывало невидимой пружиной. Представьте: громкий хлопок — и человек подпрыгивает, кричит, повторяет чужие слова или мгновенно выполняет выкрикнутые команды, словно марионетка.

Местные называли их «прыгунами». Эти дровосеки, в основном французского происхождения, родившиеся в Канаде, стали живой загадкой глухих лесов Мэна.

В 1878 году эта необычная история добралась до научного сообщества. Джордж Миллер Бирд, известный американский невролог, выступая на ежегодном собрании Американской неврологической ассоциации, поделился слухами о «прыгунах» из Мэна. Его рассказ вызвал недоумение и любопытство. Спустя два года, в 1880-м, Бирд не выдержал — ему нужно было увидеть это своими глазами. Он отправился в регион озера Мусхед, чтобы проверить, правдивы ли истории, которые звучали как байки у костра. И знаете что? Он не разочаровался.

Бирд лично изучил нескольких «прыгунов» и задокументировал свои наблюдения:

«Я нашел двух прыгунов, работавших в местной гостинице. С одним из них, молодым человеком двадцати семи лет, я провел следующие эксперименты: Он сидел в кресле, держа в руке нож, которым собирался резать табак. Внезапно я резко ударил его по плечу и крикнул: «Брось!» Быстрее, чем выстрел из пистолета, он швырнул нож, и тот вонзился в деревянную балку напротив. В тот же момент он повторил команду «Брось!» с каким-то пронзительным криком, полным ужаса или тревоги. Спустя мгновение, пока он набивал трубку табаком, я снова хлопнул его по плечу и крикнул: «Брось!» Он тут же метнул трубку и табак на траву, метра на три, с тем же криком и той же молниеносной, взрывной реакцией».

Один случай особенно запомнился Джорджу Бирду: шестнадцатилетний парень болтал с другом, когда кто-то внезапно крикнул: «Ударь его!» Мальчишка, не раздумывая, влепил другу мощный удар — двумя руками, с такой силой, будто его подменили. А на пароходе, плывущем по озеру, другой «прыгун» от резкого гудка сирены подпрыгнул так, что чуть не ударисля головой о верхнюю палубу.

Но не всё было так невинно. Местные шутники, зная об этой странной особенности, нередко издевались над «прыгунами». Хлопнешь в ладоши или крикнешь «прыгай» — и вот они уже скачут, бегут или бьют, иногда даже себе во вред. Один парень, стоя у окна, услышал резкое «Ударь!» — и его кулак в ту же секунду пробил стекло, оставив руку в крови. Другой чуть не поранил себя, бреясь, когда за спиной хлопнула дверь. Джордж Миллер Бирд, невролог, который изучал этих людей, писал: «Эти прыгуны били кулаками по раскаленной печи; они прыгали в огонь, в воду; никакая боль или опасность не останавливала их; они были так же беспомощны, как люди в припадке или истерике, если не больше».

Бирд, изучив множество случаев, пришел к выводу, что «прыгунство» — это нервное расстройство, связанное с психикой. В статье, опубликованной в 1881 году, он объяснял: «Прыгунство — это психическое или ментальное нервное заболевание, функционального характера. Ближайшая аналогия — это психическая истерия, так называемая «истерия служанок», известная нам сегодня и широко распространенная во времена эпидемий Средневековья».

Он также предположил, что всё это могло начаться с… щекотки. Да, обычной щекотки! Бирд заметил, что многие «прыгуны» были невероятно чувствительны к прикосновениям. Вечерами, после тяжелого дня, дровосеки, скучая в лесной глуши, развлекались, дразня друг друга, щекоча и пугая тех, кто пуглив. Со временем это, похоже, переросло в нечто большее — в странное состояние, которое передавалось по наследству и усиливалось в тесных лесных общинах. Бирд писал: «Это заболевание, вероятно, развилось из щекотки. Некоторые, если не все, прыгуны чрезвычайно чувствительны к щекотке и легко раздражаются, если тронуть их в чувствительных местах. Похоже, что по вечерам в лесу, после работы, за неимением других развлечений, дровосеки дразнили друг друга, щекотали и пугали робких, пока не развилось это прыгунство, которое, благодаря ментальному заражению, практике и наследственности, достигло той стадии, что мы видим сегодня».

И правда, «прыгунство» оказалось семейным делом. Бирд отмечал: в одной семье было пять «прыгунов» — отец, два сына и два внука, которым было всего четыре и семь лет. В другой — четыре брата. Еще в одной — дядя, мать и брат. А в четвертой семье — два мальчика, оба «прыгуна». Это явно указывало на генетическую природу странного недуга.

Хотя «прыгуны» чаще встречались среди французско-канадских дровосеков, газеты конца 1890-х годов сообщали, что подобные реакции замечали и у других групп в Северной Америке. Немцы, скандинавы, американцы, ирландцы — все, кто подолгу работал в изоляции лесов, иногда проявляли такие же странные вспышки поведения. Что-то в этих лесах, в их тишине и одиночестве, будто пробуждало в людях эту загадочную, почти театральную реакцию.

В конце XIX века слухи о «прыгунах» из Мэна разлетелись далеко за пределы лесов у озера Мусхед. Газеты того времени, подхватив истории, начали утверждать, что странное поведение замечали не только в Мэне, но и в Висконсине, Миннеаполисе, Мичигане и даже в канадском Северо-Западе. Эти рассказы, конечно, не были такими дотошными, как записи Джорджа Миллера Бирда, но они намекали на любопытную вещь: возможно, в других лесных общинах, где люди месяцами рубили деревья в изоляции, возникали похожие странности. Может, дело в тяжелой работе? Или в одиночестве, которое давит на нервы? Ответов не было, но вопросы будоражили.

А потом оказалось, что «прыгунство» — не уникальная причуда Мэна. В далекой Малайзии местные описывали состояние под названием «латах», и, поверьте, описание звучало до жути знакомо: те же дикие реакции на внезапный шум, повторение чужих слов, копирование движений и мгновенное выполнение команд. В Сибири, среди якутов, тоже замечали нечто похожее.

После того как Бирд в 1880-х годах поднял шумиху своими публикациями, интерес к «прыгунам» угас. На десятилетия о них забыли — и в научных кругах, и в газетах. Но в 1960-х история ожила. Гарольд Стивенс, профессор неврологии из Университета Джорджа Вашингтона, наткнулся на три новых случая. Один из них — французско-канадский мужчина, чей отец когда-то работал в лесах Мэна. Совпадение? Или связь с прошлым? Еще две женщины, обе протестантки шотландско-ирландско-немецкого происхождения из Северной Каролины, причем одна была племянницей другой. Стивенс заметил: «Вероятно, это не ограничено определенными этническими группами или местами».

Вскоре случаи посыпались один за другим. В 1967 году Чарльз Кункл, невролог из Медицинского центра Мэна, рассказал, что лично наблюдал и обследовал 15 человек, чье поведение напоминало описания Бирда столетней давности. Каждый случай — как отголосок тех лесных историй.

Социолог Гордон Э. Мосс решил копнуть глубже и изучил 41 человека с похожими реакциями. Его выводы удивили: «прыгунство» не было привязано к наследственности, возрасту, полу, образованию или профессии. Оно могло появиться у кого угодно — хоть у дровосека, хоть у горожанина. Мосс считал, что всё дело в уникальном коктейле из социальных и физических стрессов, который и запускал эти странные реакции.

А в 1965 году Рубен Рабинович, доцент неврологии из Университета Макгилла, написал письмо в журнал Канадской медицинской ассоциации. Он описал детскую игру, которую видел в Лаврентийских горах, к северу от Монреаля. Дети подкрадывались друг к другу, тыкали в бока и подражали звуку лягающей лошади. «Жертва» должна была ответить — издать такой же звук, подпрыгнуть и раскинуть руки. И знаете, что самое интересное? Эта забава не всегда оставалась детской. В глухих деревнях и лесных лагерях, где развлечений было мало, взрослые продолжали играть в эти странные игры, словно сохраняя эхо того самого «прыгунства».

Рубен Рабинович, размышляя над загадкой «прыгунов» из Мэна, пришел к неожиданному выводу: это вовсе не болезнь мозга, а скорее привычка, въевшаяся в кости из-за скуки и одиночества лесных лагерей. В тесных общинах дровосеков, где развлечений было раз-два и обчелся, эти странные реакции — прыжки, крики, повторы слов — стали чем-то вроде местного обычая, способом общения или даже развлечения. Шутка ли, в мире, где единственная забава — дразнить друг друга, такое поведение могло прижиться. Но когда лесные лагеря начали исчезать, растворяясь в прошлом вместе с топорами и кострами, «прыгунство» тоже ушло в тень.

Эта идея получила подкрепление в 1986 году, когда два канадских невролога и психолог изучили восемь человек в Квебеке, которые вели себя как «прыгуны». Все они, как оказалось, подхватили эту привычку в юности, едва начав работать в лесу. Старшие товарищи подначивали их, дразнили, пугали — и вот, со временем, прыжки стали частью их натуры, будто рефлекс, который невозможно выключить.

Некоторые ученые, глядя на эти истории, решили: «прыгунство» — это не истерия и не болезнь, а чистой воды условный рефлекс. Люди в замкнутых общинах учились так реагировать, потому что окружение подталкивало их к этому. Дразнишь товарища, он прыгает — и все смеются. Со временем это становится нормой, почти традицией.

Получается, что «прыгуны» из Мэна — это не столько про нервы, сколько про человеческую природу. В суровом мире лесорубов, где жизнь крутилась вокруг работы и редких посиделок у огня, родилась эта странность — то ли привычка, то ли шутка, зашедшая слишком далеко. Когда уклад жизни изменился, а лагеря опустели, «прыгунство» ушло вместе с ними, оставив лишь отголоски в старых записях.

Но точной разгадки до сих пор нет. Национальная организация по редким заболеваниям (NORD) до сих пор считает «прыгунство» «чрезвычайно редким расстройством», для которого «нет специального лечения». Они признают теорию условного рефлекса, но добавляют: некоторые ученые подозревают, что дело может быть в соматическом неврологическом расстройстве — мутации гена, которая возникает уже после зачатия, не передается от родителей и не переходит к детям.

NORD подчеркивает: чтобы по-настоящему понять, что стояло за «прыгунами» из Мэна и другими похожими странностями по всему миру, нужны новые исследования. Причины и механизмы этого феномена остаются тайной, спрятанной где-то между лесами, генами и человеческими привычками.