Где-то около 1200 года в Британии начали появляться дымоходы. Представьте себе: до этого момента большинство людей жили в домах с одной комнатой, а в центре пылал открытый огонь.

Почему именно 1200 год упоминается как точка отсчёта? Это связано с археологическими находками и письменными свидетельствами. Например, в документах того времени, таких как счета на строительство или описания имущества, начинают мелькать упоминания о chimeneas — английском термине, который обозначал очаг с дымоотводом. Историки, изучающие средневековую архитектуру, вроде Л. Ф. Салзмана, указывают на этот период как на начало перехода от открытых очагов к более сложным системам отопления. К тому же, с XII века в Британии стало расти использование угля вместо дров, а он давал больше дыма и сажи — это подтолкнуло к изобретению дымоходов.

Если копнуть глубже, можно вспомнить, что римляне ещё раньше использовали гипокаусты — систему подогрева пола с дымоотводами. Но после их ухода из Британии в V веке эти технологии забылись. Лишь спустя столетия, с приходом норманнов и развитием двухэтажных домов, дымоходы начали возвращаться. К 1200 году они уже не были диковинкой в богатых домах, хотя в крестьянских хижинах продолжали обходиться без них.

Перенесемся на 400 лет вперед. В 1666 году Лондон выгорел почти дотла, и власти наконец-то взялись за ум. Ввели новые правила строительства, изменили дизайн дымоходов. Они стали угловатыми, узкими, как лабиринты. В обычных домах размер трубы теперь был всего 23 на 36 сантиметров — попробуй протиснуться!

Тут и появились мальчишки-трубочисты, официально — ученики мастеров. Взрослому в такую щель не влезть, а вот худенькому ребёнку — в самый раз. Мастер-трубочист, здоровый мужик, брал себе подмастерьев из сирот или бедняков. За это ему платили приходские власти, которым лишь бы скинуть заботу о детях с плеч. Мальчишки попадали к мастеру не по своей воле: их опекуны или они сами подписывали бумаги перед судьёй, и всё — до взросления они становились его собственностью. Благотворители из работных домов старались пристроить как можно больше таких детей, чтобы не тратиться на их содержание.

У мастера были свои обязанности. Он должен был учить ремеслу, раскрывать его тайны, выдавать ученику вторую пару одежды, следить, чтобы тот мылся раз в неделю, отпускать в церковь и — внимание! — не заставлять лезть в горящий дымоход. Мальчик, в свою очередь, клялся слушаться своего работодателя. Семь лет он гнул спину, а потом становился подмастерьем и мог сам выбирать, у кого работать. Некоторые ученики попадали к мастеру иначе — их продавали родители или перепродавали другие хозяева. Цена варьировалась от 7 шиллингов до 4 гиней. Немалые деньги за детскую судьбу.

Считалось, что шесть лет — идеальный возраст, чтобы начать обучение. Хотя однажды лорд Шефтсбери встретил малыша-трубочиста всего четырёх лет — бедняга был слишком слаб для такой работы, и его случай всех поразил. У мастера обычно было несколько таких мальчишек. Утро начиналось с их звонких выкриков: «Сажа! Трубочист!» Они бродили по улицам, напоминая хозяевам домов об опасности грязных труб. Если их звали, мастер натягивал ткань перед камином, а мальчик скидывал ботинки, лишнюю одежду и нырял за эту завесу.

Дымоход тянулся вверх на всю высоту дома, извиваясь, как змея, а размеры — те же 36 на 23 сантиметра. Мальчишка натягивал шапку на лицо, поднимал над головой широкую щётку и начинал карабкаться. Коленями, локтями, спиной — он полз, словно гусеница, цепляясь за стены. Щёткой он смахивал рыхлую сажу, которая сыпалась на него сверху, словно угольный дождь, а скребком откалывал твёрдые куски. Чистый дымоход — безопасный дымоход, это он знал точно. Добравшись до верха, он стремительно скатывался вниз, прямо в кучу сажи. А потом — собирай её в мешки и тащи к телеге мастера. День за днём, труба за трубой.

В первые дни работы колени и локти у новичков обдирались до крови. И что делал мастер? Не жалел, не гладил по голове. Он ставил их поближе к жаркому огню и втирал в кожу крепкий солёный раствор, орудуя щёткой. Так продолжалось каждый вечер, пока кожа не становилась твёрдой, как старая подошва.

Денег мальчишкам не платили — ни гроша. Жили они у мастера, он их кормил. Спали все вместе, прямо на полу или в подвале, укрываясь мешками и той самой тканью, что днём ловила сажу. Это называлось «спать в чёрном». Мойкой занималась хозяйка: ставила во дворе корыто и оттирала их — в лучшем случае раз в неделю, а то и реже. Один мастер водил своих подопечных мыться в Серпентайн, пруд в Лондоне. Другой, из Ноттингема, заставлял их отмываться трижды в год: на Рождество, Троицу и ярмарку Гусей. Бывало, мальчишка ленился лезть выше или быстрее, и тогда мастер подгонял его по-своему: зажигал внизу немного соломы. Жар и едкий дым заставляли шевелиться. А чтобы парень не задохнулся — не «выключился», как говорили, — за ним отправляли второго мальца, вооружённого булавками. Тот колол первому пятки или ягодицы, подбадривая карабкаться дальше.

Дымоходы бывали разные. Обычная труба — полторы кирпичных длины на одну ширину, но часто она сужалась до квадрата в 23 на 23 сантиметра, а то и меньше. Порой внутри ещё тлел жар от недавнего огня, а иногда и вовсе полыхали языки пламени. Мальчишки застревали — колени упирались в подбородок, и чем сильнее они дёргались, тем крепче их зажимало. Так они могли просидеть часы напролёт, пока кто-то снизу не выталкивал их или не вытягивал верёвкой сверху. Живого или мёртвого, его надо было достать. Приходилось разбирать стену дымохода, вынимая кирпичи. В особенно узких трубах мальчишек заставляли лезть голышом. В других случаях они надевали штаны и рубаху из грубой толстой ткани, похожей на мешковину.

Однажды, в декабре 1909 года, канадская газета «Торонто Сатердей Найт» взяла интервью у бывшего трубочиста Джеймса Сиуорда. Он тогда жил в Вокингеме и только что стал олдерменом городского совета. Джеймс оказался из тех редких счастливчиков, кто выжил после 58 лет работы в этом аду. Начал он в шесть лет. Вот что он рассказал: «Мне было всего шесть, когда я полез в свой первый дымоход. Я был сиротой, попал к трубочисту, и мастер попался жестокий. Я знаю, что такое, когда под тобой зажигают солому и вонзают булавки в пятки, чтобы заставить лезть выше. И знаю, каково спускаться вниз, перемазанным кровью и сажей после того, как карабкался на коленях и локтях. Никто не поймёт, какая жуткая жестокость творилась с мальчишками в те дни. Их вымачивали в солёной воде, чтобы кожа загрубела. В моём случае использовали соду. Иногда мне приходилось торчать в дымоходе по пять-шесть часов подряд».

Джеймс каким-то чудом не только выжил, но и выбился в люди, несмотря на весь этот кошмар. К счастью, в XIX веке такие ужасы стали запрещать. Появились законы о детском труде — не конкретно про трубочистов, а в целом про детей. То, что раньше считалось нормой, теперь кажется дикостью.