Среди «грехов», предъявленных Никите Сергеевичу партийными коллегами при отрешении от власти, было много вздорных, но один — неоспоримый, о котором, впрочем, до сих пор открыто не говорят - Леонид Максименков, историк.

Как известно, Россия потеряла Порт-Артур (а точнее, весь полученный в долгосрочную аренду Квантунский полуостров, на котором помимо крепости построила еще и город-порт Дальний) в результате войны с Японией в 1904–1905 годах вместе с Южным Сахалином и Курильскими островами. Сталин царизм не любил, но эти потери публично называл «национальным позором». Избавление от него пришло в 1945 году: по итогам Второй мировой СССР утраченное вернул: и Курилы, и Сахалин, и Порт-Артур (точнее, весь Квантунский полуостров).

Так почему же СССР передали Порт-Артур Китаю?

В 1949-м после свирепой гражданской войны власть на континентальной части Китая завоевали коммунисты во главе с Мао Цзэдуном — было провозглашено создание Китайской Народной Республики, которую СССР признал первым. Москва не афишировала до поры, но позже не скрывала деятельного участия в судьбе «нового Китая»: речь шла и о финансовой помощи, и о военно-технической, и о направлении советников. После установления в Китае «новой власти» Кремль сделал и широкий «территориальный жест»: в 1950-м Квантунский полуостров был безвозмездно передан КНР (Порт-Артур, правда, в «подарочный пакет» не вошел). В шифрованной переписке Сталина с Мао (в которой советский лидер выступал под фамилией Филиппов) проблема Порт-Артура затрагивалась (товарищ Филиппов даже выражал готовность вывести из него советские войска), но Мао и китайская сторона (оценив, надо полагать, все лукавство такого предложения) выступали категорически против этого.

По инициативе Мао (формально) и по благословению Сталина (фактически) аренда военно-морской базы стала бессрочной (и советское военное присутствие соответственно). «Внешний мир», к слову, такое решение воспринял спокойно.

И вот на таком безоблачном фоне летом 1954 года в череде проработанных в Кремле документов неожиданно возникает как проблемный вопрос о денежном довольствии наших военнослужащих и гражданских лиц в Порт-Артуре. Министр финансов СССР Арсений Зверев в меморандуме № 1–218/2сс от 9 августа 1954 года сообщает ЦК КПСС:

«Валютными планами по неторговым операциям и операциям Госбанка СССР на 1954 год, а также дополнительными решениями правительства СССР, принятыми после утверждения валютных планов, расходы на финансирование частей Советской Армии в Китае и выплаты с рублевых вкладов военнослужащих предусмотрены в сумме 284 млн рублей. За первое полугодие текущего года указанные расходы составили около 120 млн рублей. Эти расходы производились за счет остатков китайской валюты в кассе Госбанка СССР <…>. В настоящее время остатки китайской валюты исчерпаны» (сумма в рублях не должна обманывать современного читателя. Это были так называемые золотые рубли, в каждом из которых было 0,222168 грамма чистого золота).

Министр сообщает далее: «Во втором полугодии текущего года расходы на содержание советских войск в Китае составят около 160 млн рублей <…>, необходимые средства могут быть получены только со счета по товарообороту с Китаем… В связи с тем что внутренние китайские цены примерно в 3–4 раза выше цен на экспортируемые из СССР в Китай товары, возмещение расходов по содержанию частей Советской Армии в Китае поставками товаров из СССР по ценам торгового соглашения не соответствует принципам эквивалентности в расчетах и приведет к потерям для СССР в сумме около 100 млн рублей в 1954 году».

Два момента после знакомства с запиской главы Минфина становятся очевидны: во-первых, уже с первых дней своего существования народное правительство и братская Коммунистическая партия Китая манипулировали ценами, а значит, валютным курсом; во-вторых, применение сухих формулировок бухучета к стратегической проблеме — советскому военному присутствию в Порт-Артуре — свидетельствует о радикально новом подходе. В чем состоял этот новый подход, вскоре выяснилось.

«1.О передаче КНР совместно используемой военно-морской базы Порт-Артур.
Во время пребывания правительственной делегации СССР в Китайской Народной Республике следует поднять перед правительством КНР вопрос о выводе советских воинских частей из совместно используемой военно-морской базы Порт-Артур и о переходе указанной базы в полное распоряжение Китая. Постановку данного вопроса мотивировать следующим образом:

1. Статьей 2 Советско-Китайского соглашения о Китайской Чанчуньской железной дороге, Порт-Артуре и Дальнем от 14 февраля 1950 года предусматривается вывести советские войска из Порт-Артура непосредственно после заключения мирного договора с Японией, но не позже как в конце 1952 года. Учитывая, однако, обстановку на Дальнем Востоке, сложившуюся в результате американской агрессии в Корее, 15 сентября 1952 года правительство СССР по просьбе правительства КНР согласилось продлить срок пребывания советских войск в Порт-Артуре. В нотах по этому вопросу продление срока вывода войск объяснялось тем обстоятельством, что Япония отказалась от заключения всестороннего мирного договора и заключила сепаратный с США и некоторыми другими странами, в результате чего создались опасные для дела мира условия, благоприятные для японской агрессии <…>».

Возникают резонные вопросы: а разве за два прошедших после 1952 года СССР присоединился к подписанному в Сан-Франциско «сепаратному мирному договору» с Японией? Или СССР подписал отдельный мирный договор с бывшим государством-агрессором? Нет и нет. Приведенные в пассаже аргументы никуда не исчезли, более того, со временем, как мы знаем, усугубились. Однако директива Президиума ЦК излагает иное видение ситуации: «За истекшее с 1952 года время положение на Дальнем Востоке изменилось. Прекращены военные действия в Корее и Индо-Китае, что способствовало улучшению обстановки на Дальнем Востоке. Кроме того, ставя этот вопрос, советское правительство исходит и из того, что за последние годы вооруженные силы Китайской Народной Республики и ее обороноспособность значительно укрепились».

Окончательный срок завершения вывода советских войск и передачи базы Китаю предлагался 30 апреля 1955 года или «другой приемлемый для китайского правительства срок» (забегая вперед: китайцы в итоге выберут 31 мая). Помимо этого, советская делегация должна была торжественно объявить, что «все сооружения, восстановленные и построенные Советским Союзом в Порт-Артуре за период с 1945 года, будут переданы правительству КНР безвозмездно».

В протоколах Президиума ЦК этот фантастический документ, предусматривающий сдачу китайцам ценнейшего стратегического объекта и отказ от гигантского имущества, получил гриф высшей секретности: «Особая папка».

В засекреченном виде он и оставался свыше полувека. Сегодня «Огонек» знакомит с ним читателей впервые.

Логике не поддается
В одной из бесед Хрущев признается Мао: «Вы знаете мою точку зрения. Я был при жизни Сталина против смешанных обществ. Против его старческой глупости о концессии на фабрику ананасных консервов. Подчеркиваю, старческой глупости…»

Так прозвучал «авторский комментарий» к принятым, успешно реализованным, но не поддающимся никаким логическим объяснениям решениям: все наработки прежнего советского лидера в отношениях с Китаем новый ликвидировал одним махом, скопом — не только базу в Порт-Артуре, но и упомянутые выше и с таким трудом создававшиеся совместные предприятия тоже.

В порыве все «начать с чистого листа» Хрущев был удивительно последовательным: после политического решения передать китайцам Порт-Артур Президиум ЦК спустя три месяца утверждает постановление с длинным, но конкретным заголовком «Предложения Министерства обороны о порядке передачи Китайской народно-освободительной армии обороны Ляодунского полуострова, вывода и расформирования соединений и частей 39-й армии и Порт-Артурской военно-морской базы на территорию Советского Союза». Список передаваемого китайской стороне вооружения занимает 11 страниц убористого машинописного текста (обозначено как «имеющееся в наличии и исправное» и как «различное вооружение и приборы». На сотни миллионов рублей. Разумеется, золотых). Это — своего рода «досыл» к пакету радикальных предложений, с которыми Хрущев летал в Пекин в октябре 1954-го.

Спонтанно принятые решения (позже хрущевскому десятилетию соратники Н.С. прилепят ярлык «периода субъективизма и волюнтаризма») в самом деле не поддаются рациональному объяснению. Получалось, что на конкретные вопросы, требовавшие однозначного ответа, Никита Сергеевич, а вместе с ним и вся держава отвечали одновременно и «да», и «нет». И проявилось это впервые рельефно и зримо именно тогда, в 1954-м, на китайском направлении.

Судите сами: уже взяв курс на ликвидацию военно-морской базы в Порт-Артуре, Президиум ЦК во главе с энергичным и креативным Первым немедленно, не переводя дыхания, образует комиссию для… «выработки 10-летнего плана военно-морского судостроения и плана строительства авианосцев». То есть, сэкономив 100 миллионов на зарплате военным, разгромив в мирное время 39-ю армию и подарив китайцам вооружений и имущества на 40 млн, Хрущев тут же задумывает программу по модернизации флота, включающую создание авианосных соединений. Не задумываясь при этом, где и как новые корабли будут базироваться и обслуживаться…

Монументальная страсть
5 января 1955 года министр обороны маршал Советского Союза Николай Булганин (в недавнем прошлом председатель Моссовета и Государственного банка СССР) докладывает ЦК КПСС о мемориальной части проекта по сдаче Порт-Артура (была и такая): «Памятники намечается сделать монументальными, долговечными, с облицовкой местным прочным естественным камнем <…>. При сооружении памятников предполагается все основные материалы приобрести на месте и только недостающие завезти из Советского Союза (бронза, специальное стекло и др.)».

Общая стоимость проекта по предварительным расчетам — около 10 млн рублей в валюте (примерно та же сумма, которой не хватало на зарплату советским военным, служившим в Порт-Артуре, в соответствии с выкладками министра финансов СССР). Строительство предполагалось осуществить в течение первой половины 1955 года, то есть до ухода наших войск. Президиум ЦК утверждает эскизы пяти монументов и даже надписи на каждой из сторон памятников.

В форте № 1, например, задумали ставить монумент «Героям обороны Порт-Артура». Нa лицевой стороне надпись: «Русским солдатам, матросам и офицерам, героическим защитникам Порт-Артура в 1904 году, — народы Советского Союза». На левой стороне: «Здесь 15 декабря 1904 погиб герой обороны Порт-Артура генерал КОНДРАТЕНКО Р.П.». На правой: «Здесь стояли насмерть солдаты 25-го Восточно-Сибирского полка и матросы с броненосцев "Победа", "Пересвет"». На тыльной: «Мужество и стойкость защитников Порт-Артура будет жить в веках».

На «Электрическом утесе» — обелиск с надписями: «Героям-артиллеристам "Электрического утеса" — защитникам Порт-Артура — от Советского народа»; «Героизм и мужество защитников Порт-Артура — потомкам в пример» и (на стороне, обращенной к морю) «Юго-восточнее, в трех километрах, 13 апреля 1904 года на броненосце "Петропавловск" погиб на боевом посту герой обороны Порт-Артура вице-адмирал С.О. МАКАРОВ». Два памятника планировали поставить в городе Порт-Артуре: общий мемориальный (с надписями: «Слава советскому народу и его вооруженным силам, обеспечившим победу над империалистической Японией и отстоявшим мир на Дальнем Востоке» и «Да живет в веках великая дружба народов Советского Союза и Китайской Народной Республики») и персональный — «Вице-адмиралу Степану Осиповичу Макарову, герою обороны Порт-Артура в 1904 году — от народов Советского Союза». Наконец, последний, пятый — на военном кладбище («Погибшим советским воинам»).

Для кого предназначались эти надписи, да и сами памятники? Ведь советский «ограниченный воинский контингент» выводился подчистую, патриотического паломничества из СССР на утесы, батареи и кладбища не предполагалось, равно как и местного туризма (к тому же о переводе на китайский язык в инструкциях к документам ЦК не было ни слова). Этот вопрос, впрочем, судя по документам, никого в Кремле не занимал.

Вывод советских войск в итоге пройдет в срок. Небольшой аппаратный диссонанс прозвучит лишь в конце сюжета по «утилизации Порт-Артура»: китайская сторона предложит опубликовать текст соглашения о передаче, но уже новый министр обороны СССР Жуков (к этому моменту Маленкова сковырнут из премьерского кресла, Молотова начнут задвигать из МИДа, Булганин станет премьером) предложит ограничиться кратким сообщением для печати. Жуков, надо полагать, прекрасно понимал, что на самом деле представляла собой сдача без боя крупнейшей советской военно-морской базы, и позориться с деталями не хотел.

Политическое похмелье
Рассказ о первом международном перформансе неповторимого хрущевского «стиля» будет неполным, если не сказать пару слов о политическом похмелье решений по Порт-Артуру. Оно наступит очень быстро: уже через год-полтора Москва начнет лихорадочно искать место для новых военно-морских баз, ведь надо же было где-то размещать подводные лодки, да и авианосный проект стоял в повестке дня.

Сначала Хрущев попытается «приводниться» на Средиземном море — в адриатических бухтах Албании, даже подпишет соглашение о строительстве базы во Влоре (с албанцами в итоге ничего не получится — разругаются бескомпромиссно и надолго). Потом Н.С. опять обернется в сторону Дальнего Востока и уже к весне 1958 года станет забрасывать Мао Цзэдуна шифровками с предложением восстановить советско-китайские базы, начать строить радиолокационные станции и даже создать «совместный» (!) военно-морской флот. С базированием не просто в Порт-Артуре, а с размахом — по всему тихоокеанскому побережью, от Владивостока до вьетнамской границы.

Скоропостижные стратегические инициативы оформлялись в обычном ключе: с формулировками «с учетом обмена мнениями на заседании Президиума ЦК», под грифами «Особая папка», с неизбежными пунктами «создать комиссию», «представить продолжения», с градом шифровок, начинавшихся словами: «Совпосол. Пекин. Вам следует срочно встретиться с тов. Мао Цзэдуном или лицом, его заменяющим, и передать ему устно от своего имени или "сославшись на поручение ЦК КПСС и Советского правительства", следующее…». Заканчивались директивы вечным: «об исполнении телеграфьте».

Реакция Мао Цзэдуна на поток кремлевского военно-стратегического планирования была предсказуемой — тихое бешенство с элементами издевки. Этот «нарыв» вскроется летом 1958 года при личной встрече Мао с Хрущевым в Пекине (тогда без обиняков поговорили и о Порт-Артуре, и о нерушимой дружбе, и о совместных базах и обществах, и о Сталине с Молотовым и иже с ними). В Кремле решат стенограммы этих переговоров уничтожить.

Много лет спустя, правда, некоторые документы все же выплывут на свет — в коллекции из десятков тысяч страниц, которые скопировал бывший первый заместитель начальника Главного политуправления Советской армии и Военно-морского флота генерал-полковник Дмитрий Волкогонов. Тайно вывезенная после его кончины из России, сегодня эта коллекция лежит в открытом доступе. Правда, не в Москве, а в Библиотеке конгресса США в Вашингтоне. Протоколы первой и третьей беседы Мао с Хрущевым летом 1958 года опубликовал профессор Владислав Зубок (в журнале «Новая и новейшая история», № 1, 2001 год). А вот стенограммы «порт-артурских» переговоров 1954 года засекречены по сей день, и остается только гадать: что же еще в них могло быть?

Читатель может задать законный вопрос: а что с теми пятью памятниками в Порт-Артуре, которые по решению ЦК должны были соорудить к маю 1955-го (на них ведь и валюту выделили, и эскизы утвердили, согласовав даже надписи на каждой из сторон монументов)? Ответ печальный: худо-бедно соорудили один, на кладбище. Ничего общего с проектом не имеет. Утвержденные Президиумом ЦК тексты на русском языке на нем не выбили. Как говорится, коррективы внесла сама жизнь...