В моём роду прабабка по отцу была ведьмой чёрной и сильной…. А прабабушка по матери была женщиной праведной и перед смертью общалась с Ангелами,которые рассказывали ей многое ,но что нельзя никому говорить..Сколько себя помню с детства, у меня сильный Ангел-Хранитель..его голос и помощь в делах когда мне угрожала опасность..Попала я к женщине ,которая лечит.. А она мне и говорит «Тебя привели ко мне..чтоб я отдала тебе свою силу..Тебя держат на плаву».. Я отмахнулась..Бред какой то..Через время вроде как сплю и не сплю…вижу себя со стороны, по бокам стоят ангелы,а перед нами сидит дьявол со свитком..и я понимаю что сейчас идёт решение за мою душу…Сказала нет..Проходит время какое то..вдруг вижу у себя копыта и бесенка маленького..и потом опять видение… Разруха полная,якобы моих рук дело,но почему то в душе радость от своей мощи..и дьявола рядом.. Проходит опять время..просыпаюсь и плачу.. Болит в районе груди..нет не физическая боль..боль оттого что мне не хватает силы..как оторвали что то..моя прабабка по отцу передела мне часть своей силы через платок на голову..а остальное забрала соседка.И я понимаю что то что у соседки, то моё как родное..В моей жизни хорошего мало и я понимаю,что изменилась сильно..я желаю врагам плохого и готова уничтожить..проходит время и я готова их простить.. Моя душа на решении,какое я приму..Совсем недавно проходила мимо зеркала в комнате.. Уже стемнело за окном..и увидела руки большие волосатые..не человеческие, которые потянулись ко мне ..ощутила страх..теперь занавешиваю зеркало…сейчас одна,мужика нет..приходил получеловек-полуволк предлагал заняться любовью..сказала нет..пропал..иногда мне говорят информацию о моей жизни,сто будет,и я знаю что ничего не могу изменить.. Будет так как сказали.. Их лиц я не вижу.. Только ощущаю что то рядом.. И не страшно.. Душа успокаивается..Как мне сказала женщина у которой лечилась.. Заниматься этим буду, людей лечить, хочу не хочу..придётся.. А вот только мне выбирать какой силой..как то так..

Это было давно. Мы были молоды и только переехали в новый дом, который построили с женой.  Сыну было годика два, ночью он спал между нами, вдруг где-то в 4 часа я проснулся, и увидел мужчину в рубашке подпоясанной веревкой. У него была борода и усы, густые волосы,  он был похож на цыгана, одежда на нем говорила о  том, что он не из нашего времени, скорее всего периода конца 19-го века, явно  батрак. Я не громко сказал, дабы не разбудить ребенка:

— Что тебе надо, ты кто?

И тут, он посмотрел на меня, затем на ребенка и исчез, как туман. На утро, завтракая я рассказал жене о том что видел, она ответила, что видела то же самое…

Хочу рассказать нашу историю и возможно кому-то помочь….

Нашему котику «Маркусу» на данный момент 1,7 месяцев он у нас шотландец. Началось всё примерно пол года назад , он начал присаживаться в различных местах дома и пускать маленькие лужицы, на что мне все говорили что его нужно либо кастрировать , либо выпускать на улицу т.к. природа требует своё..  На улицу не хотелось впускать его там обежали дворовые собаки и коты , поэтому мы терпели убирали , купили второй лоток ситуация улучшилась , но как то в один момент все стало просто хуже он перестал опорожняться , и долго долго сидел на лотке но все никак не получалось , пошли к ветеринару и там узнали что когда он начал писать где попало это были первые звоночки о МКБ , нам в кололи мочегонное , мы думали не доживет до утра , мочевой стал как камень … на утро мы побежали в больницу на катетеризацию, но безуспешно , канал был  очень сильно забит и единственный выход предложили уретростомию … Как бы нам не хотелось ее делать ,но кота нужно было спасать..

Что такое уретростомия , объясню по своему .. Если кот не кастрирован , его кастрируют и отрезают пенис вместе с яичками что бы в дальнейшем у него осталось отверстье как у кошечки для мочеиспускания, это отверстие называется стома , так вот как его делают трубочка которая идет от мочевого пузыря ее слегка натягивают и не много выворачивают и пришивают ..

Так вот сделали нам эту операцию , котик долго отходил от наркоза , как смог встать сразу пошел кушать , это уже хорошо ..Мы обрадовались но как оказалось рано… естественно у него стоял катетер и он был в памперсе руки тряслись зрелище ужасное но нужно было менять протирать и т.д. Каждый день ездили в больницу , у это ничего лишь бы только жил…

Моча была с кровью но обещали что это пройдет …через три дня сняли катетер , еще через 1.5 недели сняли швы ,кот продолжает писать долго ,но уже сам факт что писает , нам прописывают давать КотЭрвин , смена рациона питания …прошло 1,5 месяца.. с каждым днем хуже и хуже писает ..  летим к тому же доктору он говорит нужно опять оперировать искать проблему …говорит камни забили проход… Если бы я только знала…. Скажу на перед анализы мы ни какие не сдавали и направление нам не давали…

Прошла повторная операция .. опять все по кругу катетер швы памперсы пеленки уколы…бедный кот… сквозь слезы себе пообещала если и это ему не поможет , то будем усыплять…Кот отошел но по прежнему не писает обычной струей …Но кушает и пьет хорошо , бегает прыгает ничего уже не беспокоит … прошло пол месяца опять плохо , прошу направление на анализы не дают , прошу сказать чем кормить почему он болеет назначьте лечение … Нет …всё безуспешно …мы живем в не большой станице поэтому выбора ветеринара не велик… самолечением уже занимались..

Нашли по отзывам другого врача …. В общем я в таком шоке еще никогда не была… Я далека от этой медицины , все что я знала это со слов доктора , с интернета ну симптомы кота… но когда мне сказали что у нас нет камней я вообще в ступор встала, от чего же он не писает тогда… Мне сказали что не правильно сделана первая операция , а вторую делали что  бы исправить свою ошибку ..но не удалось… бедный мой Маркус … Боже да что за отношение такое.. Вообщем пытались нам сделать бужирование , это так скажем расширение стомы ..но как оказалось там сплошная беда , всё заросло.. побрили пузико через шприц выкачивали мочу т.к. в этот же день не могли сделать операцию , не успевали.. моча была чистая , что означало в ней нет наличия камней.. Сегодня 10.6.20 едем на операцию , это уже будет третья… у нас нет выхода.. нам будут делать стому через брюшную полость..пока плохо представляю что это такое …но мне обещали что его жизнь от этого не измениться , зато он сможет ходить сам опорожняться и как самый обычный кот , обычной струей не по капле .. Но есть единственное большое НО …это третий наркоз за три месяца … и может случиться всё что угодно … и я даже не знаю правильно ли я делаю , я же его мучаю.. я как самовлюбленная эгоистка думаю о том что мне будет плохо без него…но не думаю о нем… может было бы лучше усыпить…

Пока наша история не заканчивается …Сегодня операция ..Я обязательно ее дополню..

Дорогие мои не совершайте моих ошибок даже если это экстренно потратьте пару минут и найдите хорошего врача через интернет хотя бы … не разрешайте сразу оперировать без катетеризации , хороший доктор будет сам оттягивать этот момент , ведь порезать всегда успеют.. И плюс к этому всегда настаиваете на анализах..

[01.07.19, 04:16] Недавно мама задала мне вопрос:»Когда же ты перестанешь, делать всё сама/Когда же ты перестанешь полагаться только на себя?». Причём в тот момент в её интонации и взгляде, я увидела жалость. Я конечно привыкла полагаться, только на себя, но неужели я настолько сильно всё контролирую? Я делаю то в чём уверена, но это прозвучало, так будто я совсем ни на кого не полагаюсь. По какой-то причине у меня засели эти слова в голове и крутятся на протяжении уже нескольких дней. Я всегда старалась добиваться превосходства во всём, плюс недоверие к окружающим и вуаля вот она я.

Я не знаю, что здесь писать, просто эти слова продолжают крутиться и всплывать у меня в памяти, как назойливая муха. В какой-то момент мне стало как-то не по себе когда мама их произнесла, но я ничего не могу с собой поделать. Черта которую я в себе воспитала — это полный контроль над ситуацией. Я стараюсь всё контролировать, когда дело доходит до какой-нибудь ответственности, я никому не позволяю вмешиваться, потому, как четко уверена, что справлюсь с поставленной задачей лучше без просторней помощи. На самом деле, когда мне начинают помогать, у меня появляется стойкое ощущение, что они всё испортят. Из-за этого мне хочется отгородиться от посторонней помощи. Из-за этого ощущения, сколько бы работы у меня не было, я как упёртый баран буду продолжать её делать и не важно, что посторонняя помощь поможет сократить время и сделать всё быстрее.

-Нет!

Говорю я себе, когда вижу как проделанную мною работу начинают просто уничтожать своими руками те, кто от чистого сердца пытаются мне помочь.

Из-за желания всё делать самой, я часто бешусь когда, оказываюсь в ситуации в, которой мне нужна посторонняя помощь ибо есть вещи, в которых я не разбираюсь. Когда меня начинают поучать — это начинает раздражать и задевать моё эго. Мне ещё больше хочется достичь высот и перестать зависеть от других.

 

Лайфхак.

В Сбере внедрили робота, который принимает звонки и очень не хочет переключать на оператора. Мол, я понял что вам нужен оператор, но давайте я отвечу… Вчера звонил по попытке мошенничества, наша интеллектуальная дуэль продолжалась минуты три-четыре.

— соедини с оператором.

— у вас вопрос по карте?

— соедини с оператором.

— спросите меня, я могу помочь.

— соедини с оператором.

… … … в итоге она выдала.

— спросите меня, если я не смогу ответить на ваш вопрос, я переключу на оператора.

— [я, победно ухмыляясь] ну, с этого надо было начинать.

— какой период полураспада радия?

— соединяю со специалистом…

Заехал в строительный магазин. стою, выбираю анкера прямо напротив входа, недалеко от кассы.
вижу, заходит женщина, и прямиком ко мне:

— скажите, где у вас тут краску можно выбрать?

потом, немного оглядев меня (а одет я так, что с консультантом трудно спутать):

— а… вы не продавец, вы — покупатель?

— да, я покупатель.

— ой, ну извините, — и уходит обратно к кассе что-то обсуждать с кассиром.

я как раз взял всё, что мне нужно, тоже иду к кассе и слышу последнюю фразу её разговора с кассиром, после которой она снова с недовольным видом направилась в зал:

— …да спрашивала я у ваших консультантов — они ничего толком ответить не могут. понабрали тут!

подхожу рассчитываться, протягиваю деньги. кассир, улыбаясь, отсчитывает сдачу:

— плохой из вас консультант. вот ваш расчёт больше вы у нас не работаете.

забираю сдачу, и направляюсь к выходу:

— а трудовую-то можно забрать?

кассир, уже едва сдерживая смех:

— обойдётесь!

Хождение по мукам.

Моя невестка, гражданка Латвии, из русско говорящей семьи, национальность русская. Приехала в начале декабря 2019 г в Москву. с ребёнком 5,11 лет к мужу россиянину.Ребёнок имеет российский загран паспорт, выданный в Консульстве РФ в Риге, постоянную регистрацию по месту проживания в собственной квартире отца в Москве.

В Латвии сейчас закрыли все русские школы, решено было переехать в Москву для получения образования на русском языке.

Вроде, всё легально, не должно быть никаких трудностей, но это только в нашем разумном сознании, а на практике, надо оформить ВНЖ для матери с латвийским паспортом.

Кто придумал переместить Многофункциональный миграционный центр в Сахарово, я не знаю, но изощрённость ума вызывает восхищение!

Находится это заведение в 64 км. от Москвы, но это ещё пол беды, там работают безымянные сотрудники в окошках, нет бейджика, невозможно обратиться к начальнику и пожаловаться.

А жаловаться есть на что, эти сотрудники не умеют оказывать услуги, невнимательно проверяют принятое заявление,потом его возвращают с отказом. Предлагают платные консультации, выписывают лишние, не нужные платные экзамены, а потом заявляют, что их можно было не сдавать. При этом на каждый экзамен нужно приезжать опять же в Сахарово, на анализы туда же.

Платное Бюро переводов, которое там расположено, выдаёт документы с ошибками и эти ошибки выясняются при очередном отказе.

Не буду повествовать об этом сервисе долго, одно скажу, что в среднем для подачи заявления на ВНЖ или РВП нужно от 10 до 15 посещений, по времени около месяца, это если все документы в порядке, Вы упорны и всё оплатили.

Подав документы в конце декабря, тебе сообщают, что результат рассмотрения будет известен в середине мая 2020 г.

Понятно, что виза к этому времени закончится, её нужно продлевать, снова платно. Ну, это уже на Покровке 42, туда как на праздник, метро есть, конечно никто не может гарантировать, что с первого раза можно попасть к вожделенному окошку с оплаченными квитанциями, но всё же там есть проблески разумных пределов.

2020 год, особенный, пандемия сделала свои корректировки по срокам, готовую и оплаченную визу выдать некому, УФМС закрыты на карантин. Наконец то невестке прислали смс, что ВНЖ готов, можете приезжать.

Какая там дистанция в автобусе и в Миграционном центре, это я опущу, эпидемиологи аплодируют стоя организации работы Многофункционального миграционного центра!

Прождав 5 часов в толпе мигрантов,в душном без кондиционеров зале, невестка наконец то получила ВНЖ,при получении сотрудник строго предупредил, что необходимо сделать регистрацию по месту жительства в 7-ми дневный срок. В этот же день, проехав 140 км. в оба конца, она явилась в МФЦ, чтобы записаться на приём.

Туда её на порог не пустили охранники, а просила она всего лишь предварительную запись и реквизиты на госпошлину. Отправили записываться онлайн через личный кабинет. Ну, думаю хорошо, мы люди продвинутые, запишем, какие проблемы?

О, не тут то было, нужен СНИЛС, который выдают только после регистрации по месту жительства .

Получается замкнутый круг, хождение по мукам!

С трудом нашли форму, записали сына, все временные окна заняты до 19 июня 2020 г., а это уже превышение 7-ми суток и грозит штраф 5000 рублей или депортацией, на усмотрение начальства.

И вот, настал долгожданный день визита по записи, обещали не штрафовать, что мол указы президента исполняют, ну спасибо им за это послушание!

Собирая все документы накануне вечером 18 июня, невестке попалось сообщение в интернете, что МФЦ прекращает предварительную запись с 19 июня, приём будут вести в обычном режиме.

Можете себе представить сколько было народу в МФЦ? Я тоже не могу…

Попав на приём, казалось, можно вздохнуть с облегчением, но тут то и подстерегает тебя подвох, который называется «некомпетентный сотрудник». Она умудрилась перепутать столько исходных данных , перепечатывая из подлинных документов, что меня начинают терзать смутные сомнения, не слабоумных ли сотрудников набирают. Не только даты рождения перепутали, но и владельца квартиры другого прописали, не соответствующего документам. С такими «профессионалами» надо держать ухо востро, иначе потом привлекут за ложные сведения, поданные в заявлении.

Ура, приняли заявление, забрали ВНЖ на регистрацию, через неделю обещали вернуть с печатью!

Вся эта история, мне напомнила дела давно минувших дней…

Забрали мы к себе бабушку мужа, 93 года, других родственников у неё нет.Возраст не малый, одна она уже не в состоянии управляться с газовой плитой, крутит ручки, а газ не зажигает.

Прелюбопытная была бабуля , сиди в задумчивости и вдруг спросит: » Скажи , голубчик, а что большевики ,ещё у власти?» И потом долго искренне удивлялась, спрашивая сколько ей то лет.

Она конечно на отрез отказывалась переезжать, приходилось кран газовый перекрывать, готовую еду оставлять. Жили мы за городом, в Малаховке, четверо детей, особо не наездишься. Попала наша бабушка в больницу с микроинсультом, вот после выписки мы и решили её везти прямиком за город. Некоторое время она радовалась, что не одна,что в чистоте и сытости. Но потом, может от нового места жительства затосковала или время пришло, плохо ей стало, вызвали скорую. Те, пока ехали, бабушка скончалась.

Врач скорой , не проходя в комнату, прямо из двери констатировала: «Умерла!» и бригада удалилась.

Конечно, я растерялась, обычное дело в такой ситуации. Справки мне никакой не дали, есть на руках только паспорт, фамилия у бабушки другая, амбулаторной карты на руках не было.

Жара +32, август 1984 г., пятница вечер , дома четверо маленьких детей.

Что делать? Надо же как то похоронить, всё оформить… Пошла на станцию скорой помощи, говорю, был вызов, сказали, что бабушка умерла, но не дали никакой бумаги. Как мне получить справку о смерти?

Они мне говорят,да, есть такой вызов, написано, умерла… смена поменялась, те, что были у вас,заступят через 3-е суток. А новые выезжают к больным, к трупам не выезжают!

Я бегала, бегала, выходные на носу, пошла в милицию.

Слава Богу попался хороший дежурный. Пришёл, посмотрел, составил акт, потом вышел на трассу и остановил грузовик. Спросил документы, водитель ему паспорт отдал, а тот убирает паспорт и говорит: «Поможешь девушке бабулю в морг отправить в Люберцы, приедешь ко мне за паспортом, отдам.»

Тот взмолился, говорит я в детский сад еду за ребёнком, пятница, опаздываю. Там никто с ним сидеть не будет. Милиционер набрал телефон детского сада и в приказном порядке воспитательницу заставил ждать, мол ЧП, форс мажор!

Вот так, с его сопроводительным листом и с бабулей в кузове я поехала в морг, а там всё закрыто, нам на проходной дали ключи от морга и мы с водителем сами должны были её на ленту класть,опускать в подвал. Хорошо, предупредили, чтобы мы бумагу из милиции привязали к бабуле. Вот кошмар!

Так это ещё не конец, бабка в морге, а забрать её можно только по свидетельству о смерти, которое выдают по справке о смерти. Дождалась я той смены,что была на вызове, говорят ничем помочь не можем, иди к глав. врачу.

С трудом попала на приём к главному врачу поликлиники, при которой станция скорой помощи находится, объясняю что и как, а тот говорит:» Вам надо было бабушку по месту прописки везти в Москву и там справку о смерти вам дадут.»

Я чуть не упала в обморок! Как, говорю, труп в Москву? На чём? Он говорит на такси… Тут я не выдержала стала орать: «Ага, труп на такси! Кто ж меня посадит с трупом? И как Вы себе это представляете?»

Любой водитель резонно скажет: » До первого поста, а там что говорить? Что бабушку замочили?»

Короче, глав. врач долго упирался, издевался, тут я ему резонно возражаю:» Не может быть такого закона, что справку о смерти только по прописке выдают!. А если бы она была на Камчатке прописана? Я что её должна на самолёт грузить без документов?»

Короче, скандал был на весь Люберецкий район.

Всё это ещё в СССР было,но как показывает практика, ничего не меняется.

Они просто упиваются своей властью каждый на своём месте чувствует себя князем, а мы для них просящие ,надоедливые холопы.

М. Новицкая

Все мои истории из прошлого века, их легко излагать , поскольку всё уже пережито, прочувствовано и я ощущаю себя в них в большей степени участником, зрителем , нежели сочинителем.
Эта история, читатель, из серии «Казусов» и похоже я-виновница случившегося казуса.

Разгар лета. Наша дочь с бабушкой живут на даче в деревне, в 10 минутах ходьбы от Волги. Я и муж прилетаем к ним каждый выходной на Метеоре ( плавсудно на воздушной подушке). Прогулка на Метеоре — великолепна. Впечатление, что ты летишь над поверхностью морской глади( пишу морской, так как Рыбинское водохранилище ещё зовут Рыбинским Морем). Маршрут Метеора: Рыбинск-Коприно(наша пристань)-Мышкин-Углич. Вы не поверите! Билет стоил 1 рубль до Коприно.

Случилось так , что в тот выходной (о котором пойдёт рассказ) все мои родные были в деревне и я одна плыла в Метеоре. Правда рядом со мной сидели соседка по даче, назову её Таисья, с маленькой 5-летней дочкой. Таисья была в интересном положении на последнем месяце. Метеор уже маневрировал к нашей пристани Коприно, когда я случайно в толпе людей, готовящихся к выходу, встретилась с давней приятельницей Алей, и, обрадовавшись, мы засыпали друг друга вопросами и ответами. Толпа выходящих рассосалась, а мы этого не заметили и очнулись , когда Метеор уже мчался в направлении к Угличу. Мою приятельницу Алю встречали муж с маленьким сыном на лодке, но как Вы понимаете, читатель, не встретили. Мало того, моя беременная соседка по даче Таисья, человек сверхлюбопытный, так увлечённо слушала наш приватный разговор, что тоже не успела выйти. И в результате мы: я, моя приятельница Аля, беременная Таисья с 5-летней дочкой, оказались узниками скоростного судна на воздушной подушке. Аля ещё везла с собой кошку в корзинке. Кошка оказалась узником в квадрате(в корзинке, да ещё в Метеоре). Стало очевидным, что вместо 11 часов утра, мы попадём в свою деревню только в 16.00 часов вечера на обратном пути Метеора. Всей компанией мы ринулись к капитанской рубке. Я держалась сзади (меня душил смех).Таисья с животом лежала на лесенке, можно сказать в ногах у капитана и умоляла вернуть Метеор обратно к нашей пристани, угрожая родить в случае отказа. Рядом, как жалобная овечка , рыдала Аля. Даже кошка, почуяв неладное, громко мяукала. Вот мне в детстве казалось, что если отходя от зеркала, быстро оглянуться, то увидишь в зеркале свой затылок. На какой то миг мне показалось, что Метеор начал разворот. Но увы…Капитан был непреклонен и красноречиво молчал. Что ж, мы уселись в кресла. Лица моих попутчиц отражали гамму страдальческих чувств. Желание общаться-испарилось. Я ушла в салон( нос Метеора ) и , наблюдая красоту пенящейся , вздыбленной речной волны размышляла, что видимо Всевышний послал нам это наказание за что то. А может это вовсе и не наказание , а возможность выключиться из привычной жизни на 5 часов и заставить себя подумать о разном, что раньше и в голову не приходило.

Таисья дремала, наверно для её ещё нерождённого ребёнка , это был лучший вариант. В 13.00 Метеор пристал в Угличе. Стоянка длилась час и я предложила всей компании прогуляться. Вы бы видели , читатель, как они на меня смотрели! Страх остаться навсегда в Угличе — сковал их, они приклеились к креслам. Я сознавала свою вину, что да- я самодеятельная» артистка» разговорного жанра и , очевидно, на момент выхода в Коприно плела что то завораживающее, что помешало нам с Алей выйти, ну а Таисью задержала огромная тяга к прослушиванию. Отдаю должное своим спутницам — вели они себя интеллигентно-замкнуто.

Здесь я , уважаемый читатель, слегка пофилосовствую. Помнится , у В.Маяковского есть такая фраза: «Кто над морем не филосовствовал?» Вот и я размышляла в адрес капитана. Он , на мой взгляд, являл собой яркого представителя евроазиата. Мы, русские люди, обладаем сложным характером: то ли мы -восточные европейцы, то ли -западные азиаты? Уральский хребет разделил Россию на Европу и Азию. Но миграция сделала своё дело и россияне вобрали в себя евроазиатские черты характера с дальних времён. Не буду копать историю глубоко, это мне не под силу. В ожидании обратного рейса, я , оперируя подобными мыслями, пыталась уяснить, что это было в выходке капитана — жестокость или жёсткость??? Или невозможность нарушить инструкцию?

На обратном пути капитан прислал за нами матроса и своего помощника, чтобы они принудительно высадили нас на берег и лично скомандовал нам этот выход по рупору, пожелав приятного отдыха. Пассажиры Метеора (это была уже свежая партия) ничего не поняли, за что нам такой почёт. В деревне нас уже никто не ждал. Мобильников тогда ещё не было, а потому явились мы , как гром с ясного неба. Моя семья, привыкшая к моим причудам, представив всю эту ситуацию, смеялась и плакала. Реакцию родственников своих попутчиц я не знаю до сих пор. Похоже они предпочли напрочь забыть это

происшествие. Таисья через неделю родила здоровую девочку. Слава богу ( я переживала).Но вот от сверхлюбопытства она не избавилась и подтверждение тому- любит повисеть на заборе, понаблюдать жизнь соседей, навострив локаторы.

С тех пор , уважаемый читатель, я стараюсь быть внимательной , особенно в транспорте. Это же так важно — успеть сойти на нужной остановке. Полагаю, что эта история типична, но в более лёгком варианте. Можно проспать остановку, проехать -задумавшись. Но стоять уже практически у трапа в состоянии готовности выхода и остаться ?!?. И так прозомбировать своих попутчиц ! Это для меня загадка по сей день, а по научному — Непознанное.

Сержант Стрельцов не даром носил свою фамилию – в армии он был лучшим стрелком из автомата Калашникова. Но так как пока больше ничего не умел делать, а армия имеет свойство демобилизовать своих защитников на вольные хлеба, Стрельцов пошёл служить в отдел охраны исправительной колонии. Новое место работы находилось на окраине посёлка городского типа Озёрный, где он и проживал. За первый месяц службы сержант Стрельцов показал себя с положительной стороны. На службе не пил, на посту не спал, всё делал по уставу, закреплённый за ним автомат всегда был чист и исправен.

На первых же в октябре учебных стрельбах из автомата Калашникова он выбил три десятки, тридцать из тридцати. Начальник охраны майор Карпов оценил это и выдал ещё три патрона.

– Так любой дурак сможет, ещё раз. – сказал Карпов.

Сержанту Стрельцову эти слова были знакомы с армии, и он выбил опять три десятки. Бойцы похвально загудели.

– Да ты в натуре Стрельцов — стрелец! Прямо снайпер. ­– сделали бойцы вывод.

Но майора Карпова этим не удивишь. Он много повидал за свои годы службы, включая постоянно пьяного заместителя начальника колонии по охране подполковника Охрименко, который типа наблюдал за стрельбами из УАЗика рядом со стрелковым полигоном.

– Ладно. – сказал майор Карпов. – Старшина Метёлкин поставь ему гильзу, посмотрим какой он снайпер.

Метёлкин поднял с земли только что отстрелянную гильзу и сунул её рядовому Зайцеву.

– Метнись быстренько. – сказал Метёлкин Зайцеву.

Через минуту гильза уже стояла на земляном вале пулевого приёмника. Стрельцов и это тоже проходил в армии, поэтому даже не стал возражать, что дистанция увеличилась примерно на пятьдесят метров. Майор Карпов смотрел в бинокль, сержант Стрельцов ждал команду «Огонь».

– Огонь! – громко крикнул Метёлкин.

Прозвучал выстрел, бзыннь, услышали все, и гильзу, как ветром, сдуло.

– Молодец. – спокойно сказал начальник охраны Карпов. – Но это неподвижная цель, кто же будет стоять и ждать, пока ты выстрелишь. Метёлкин, выдай ему ещё один патрон.

Начальник охраны Карпов пошёл к УАЗику, поговорил с замом по охране Охрименко и вернулся с пустой бутылкой.

– Готов? – спросил Карпов.

– Готов. – ответил Стрельцов.

Бутылка полетела вверх. Выстрел, осколки от бутылки разлетелись в разные стороны. Из УАЗика вышел поддатый подполковник Охрименко и пожал руку сержанту Стрельцову.

– Молодец воин, такие парни нам нужны, начальник охраны, готовьте документы на поощрение. – сказал полковник и всем стало понятно, что Стрельцов действительно настоящий снайпер.

Ночь, луны не было, лил дождь, ветер завывал в разных тонах на струнах колючей проволоки и кольцах егозы. Стихия бушевала, была гроза. Молнии то и дело освещали мрачные стены бараков и штаб. По обе стороны от основного ограждения рядами вдаль уходила ровная вспашка и почти прямыми рядами блестела от огней периметра. В низинах местами скапливались лужи разных форм. На фоне это мрака выделялся только белый четырёхметровый забор, сколоченный внахлёст из длинных досок и побеленный извёсткой, которая сползала постепенно вниз из-за дождя. Капли дождя мелькали в лучах фонарей, периодически меняя направление от порывов ветра. Два ровных ряда огней освещения периметра колонии уходили вдаль по обе стороны от вышки, на которой стоял Стрельцов.

До смены караула оставалось пятнадцать минут. Стрельцов думал о том, как его поощрят за стрельбы на «отлично» и когда уже закончится это дождь. Стрельцов поочерёдно смотрел то вправо, то влево от вышки. Странно, подумал Стрельцов, поперёк блестящих рядов, шириной с полметра и длинной около двух метров, образовалось тёмное пятно. Лужи нет, она бы блестела, наверно промыло водой, рассуждал он, такое часто бывает. Через минуту пятно ещё удлинилось на пару метров в сторону забора.

Стрельцов стал внимательно всматриваться и заметил, что пятно очень медленно двигается к основному ограждению колонии, да нет, опять всё замерло. Это всё из-за дождя и усталости, думал Стрельцов, но всё-равно ещё раз присмотрелся к пятну. Наверно всё-таки водой промыло, сделал вывод Стрельцов. В караулке хлопнула дверь и залаяли собаки – верный признак того, что на смену выдвинулся следующий караул.

Стрельцов спокойно зевнул и остолбенел – пятно поползло по забору вверх, это было плохо видно на белом, от извёстки, заборе, так как пятно было уже белое. Стрельцов протёр глаза и внимательно присмотрелся – тень пятна была отчётливо видна из-за пересекающихся и встречных огней, и она явно двигалась медленно вверх. Простынь, да это же белая простынь, догадался Стрельцов.

– Стоять! Стоять. – что есть силы заорал Стрельцов.

Пятно упало с забора, простынь сдуло ветром и Стрельцов увидел, что это был осужденный.

– Стоять! Стреляю! – уже более уверенным голосом крикнул Стрельцов.

Но осужденный рванул на забор. Стрельцов выстрелил в воздух, осужденный ещё раз упал назад. Залаяли собаки, Стрельцов услышал, что в его сторону бегут бойцы и ему стало легче.

– Стоять! Стреляю! – более спокойным голосом окликнул Стрельцов беглеца. – На землю, лицом вниз.

Но осужденный не послушался и рванул вперёд и вверх на забор. Стрельцов стрелял в воздух, но беглец не реагировал, а упорно лез вверх, цепляясь за стыки досок. Что делать, что делать, думал Стрельцов, в зону стрелять нельзя, наши ещё в пути, грёбаный дождь и грязь. Так, стрелять в сторону зоны запрещено, только когда перелезет забор, в голове у Стрельцова мелькали строчки устава. Да, вспомнил, только при преодолении основного ограждения, когда осужденный будет находиться на нём или на прилегающей территории с внешней стороны за забором. Точно, только там можно стрелять, вспомнил Стрельцов.

Беглец залез наверх и уже был на заборе, он перекинул ноги через забор и наклонился для прыжка. Пора, Стрельцов прищурил левый глаз. Щёлкнул выстрел. Резкий порыв ветра подхватил эхо, унося его в темноту, беглец качнулся и …, упал назад, обратно в зону. Ветер вернул беглеца домой.

– Это конец. Меня посадят. – тихо, дрожащим голосом, прошептал Стрельцов.

У Стрельцова подкосились ноги, и он медленно сел на пятую точку, сжав, до боли в руках, цевье и приклад автомата. Прибежал караул, изнутри зоны прибежала смена. Беглец лежал на земле без движений. Такого ажиотажа Стрельцов не видел никогда. Он уже плохо соображал и отдал автомат начальнику караула.

– Что с ним? – спросил Стрельцов у начальника караула.

– В висок, на вылет. – ответил начальник караула и Стрельцова стошнило.

Через час приехало руководство колонии во главе с полковником Ивановым.

– Как всё произошло? – спросил начальник колонии полковник Иванов сержанта Стрельцова.

– Я стоял на посту, я, я смотрю пятно, я это, смотрю, он вверх полез, я стой, стреляю, бахнул в воздух, он назад, потом вперёд, я, я, он на заборе, только прыгать, я стрельнул, он назад упал. Я не виноват, это ветер, товарищ полковник, это ветер. – заикаясь ответил Стрельцов.

– Ветер у него виноват. – сквозь зубы сказал полковник. – Застрелил человека, Охрименко, готовься, твой снайпер нас всех сейчас посадит, будем траки для танков отливать в Тагиле.

Все понимали, что это простое убийство при исполнении служебных обязанностей и никто не поверит в побег, так как осужденный находился внутри зоны, до основного ограждения, именно до него. Именно забор, а точнее пять сантиметров толщины доски, являются судьёй и решают будущие судьбы людей. В данный момент всё происходящее предвещало суды, сроки, увольнения, наказания и несмываемое пятно на всё управление. Только один Стрельцов знал, что действовал по уставу и по закону, но доказать это было невозможно – убитый осужденный был в зоне, факт оставался фактом. Стрельцов проклинал ветер и беглеца, у него путались мысли в голове.

Полковник Иванов пошёл на место происшествия. На земле лежал убитый осужденный, сквозное ранение в голову, точно в висок. Точно снайпер, невольно подумал полковник. Телогрейка разорвана и из неё торчал кусок ваты, рядом валялась белая простынь, крови почти не было, дождь делал своё дело. Полковник внимательно осмотрел направление движения осужденного, предупредительное ограждение, колючку, егозу, сетку-рабицу – всё было чисто.

Странно, подумал полковник, а где он телогрейку порвал? Подняв голову вверх, он увидел, развивающийся на ветру, клочок от телогрейки, который зацепился за гвоздь на заборе, на самом верху. Хм! значит сержант не врёт, осужденный действительно был на заборе. Полковник прекрасно понимал, что следы извёстки на телогрейке, ещё ничего не значат, ведь беглец лежал внутри зоны, побег ещё не совершён, только попытка. Полковник Иванов за годы службы уже это проходил и был очень опытный. Он сразу представил обвинения прокурора, который будет говорить про расстрел осужденного, которого, если он даже и нарушитель, можно было бы просто водворить в изолятор, а не убивать.

– Так, посторонних убрать, все по постам. – резко скомандовал полковник. – Со мной остаются ответственный по колонии, оперативный дежурный, начальник охраны, зам по охране, зам по режимно-оперативной работе, старый караул и ты, снайпер хренов. Значит так, пока милиция не догадалась и из посёлка на звуки выстрелов не приехала, быстро берёте его и как хотите перекидываете через забор. Именно туда, куда он лез, то есть за забор, факт есть? Есть! Зэк за забором? За забором? Боец молодец? Молодец! И простынь не забудьте туда же перекинуть. Клок от телогрейки на заборе, Охрименко, ты лично охраняешь. И не дай Бог его ветром сдует, вместе с зэком рядом ляжешь, ты меня понял? Кто будет зэка кидать, форму сжечь, новую выдать. Пулю искать никто не будет однозначно. И только потом начинаете всем звонить и докладывать о происшествии, всем понятно, снайпер, тебе особенно говорю, понятно куда упал беглец?

– Ага, то есть, так точно, товарищ полковник. – ответил Стрельцов.

– Я надеюсь никому не надо объяснять, что все хотят дальше служить? – спросил полковник.

Все прекрасно понимали, о чём говорит полковник Иванов.

– В одном посёлке все живём, рты на замок, узнаю, рядом с зэком у меня ляжете, всем понятно? – сказал Охрименко.

– Хорошо, что дождь льёт, смоет всё. – добавил полковник.

Полковник посмотрел на убитого осужденного, на сержанта Стрельцова и подумал, что зэк далеко не дурак, наверно долго готовился. Выбрал подходящий момент, когда очень темно, новолуние, дождь льёт как из ведра, грязь, смена караула, все условия для побега подгадал. Молодец снайпер, а то нам тут всем бы конец пришёл, включая генерала. Только вот какого хрена я не знаю, что он готовился в побег, сам себе сделал замечание полковник, весь оперативно-режимный состав сегодня на ковёр!

Прошёл самый тяжёлый месяц для всей колонии и управления. Результат расследования был однозначен – сержант Стрельцов предотвратил побег. Генерал лично вручил ему погоны старшего сержанта. И генерал, и полковник, и многие другие прекрасно понимали, что если бы осужденный реально сбежал, то пострадало бы очень много людей. Только один Стрельцов думал о том, почему ветер сыграл с ним такую злую шутку и в душе благодарил неизвестного ему человека, который не забил до конца гвоздь на заборе.

А ветер нёсся дальше по просторам нашей необъятной страны и судьбам людей.

Есть у меня знакомая семейная пара из Узбекистана. Оба эмигрировали в Россию на заработки. Женщина торгует мясом на рынке, а её супруг горбатится разнорабочим у частников. С ними вместе в нашем Орле живут другие их сородичи из ближнего зарубежья. И вот заметил я одну интересную особенность: узкоглазые девки умудряются охомутать состоятельных русских мужиков. Я насчитал три такие пары. Одна узбечка сошлась с юристом из «Сбербанка», вторая-со строительным прорабом, третья живёт с владельцем бара. И я обратил внимание на эту тенденцию в разговоре с моими знакомыми. А они мне открыли небольшую тайну. Оказывается все эти счастливые девушки провели старинный ритуал на удачный брак, который и помог им в делах сердечных. Когда мне его описали во всех красках, мои волосы встали дыбом. Однако я решил поделиться им с другими людьми. Кто знает, может быть, сейчас какая-нибудь одинокая девица сохнет у окошка без любви. А я ей и помогу поймать птицу счастья в делах сердечных.

В майское полнолуние необходимо купить на базаре сушёные яйца барана. О цене торговаться нельзя. Дайте денег столько, сколько запросит продавец. Дома покупку следует положить в мешочек и завязать отрезанной косой темноволосой девственницы. После полуночи нужно одеться в белую простыню и идти в лес, в котором следует отыскать многовековой пень. После того, как Вы это сделаете, нужно положить на него свою поклажу и ходить вокруг по часовой стрелке, приговаривая: «Лес-батюшка, живёт девка с молоком и мёдом, а жениха нету. Возьми дар мой в мешочке, а мне дай молодца доброго. «И так ходить нужно долго. Лес может испытать вас на прочность, но прерывать ритуал нельзя. Кто-то услышит волчий вой, кто-то-рык медведя. Если обряд проводился верно,то к девице не весть откуда придёт лесной дух в образе молодца. Он возьмёт ваши дары и уйдёт прочь. После этого в течение года ждите удачного замужества.

1

Дом был старый, но крепкий. Старик щелкнул выключателем и тусклый свет осветил узкие ступени. Лестница круто уходила вниз и мы стали осторожно спускаться друг за другом в подвал. Первым шел Старик-хозяин за ним я. Впереди стало светлее, и вот мы уже стоим на выложенном гранитными плитами полу в узком пятне дневного света, падающего через маленькое окно прямо у нас над головами. Приятная прохлада окутала мое тело. Мне даже показалось, что я ощутил легкое дуновение ветерка.

— Старинная система вентиляции, чувствуете сквознячок?- Словно услышал мои мысли Старик.

— Да, есть немного!- Я повернулся к нему.- Хороший подвал, большой и сухой. Решено, я покупаю дом.

— Ну что, давайте поднимемся наверх и подпишем необходимые документы. А то нотариус заждался.

— Ничего, подождет. Работа у него такая — выжидать!

Мы не торопясь поднялись на верх. В холле нас терпеливо ожидал нотариус. Старик подписал договор дарения, я отдал оговоренную сумму. Нотариус заверил расписку в получении денег и я стал владельцем старинного двухэтажного дома в старой части города. Надо сказать, что недвижимость в этом районе стоила дорого, поэтому было большой удачей купить здесь дом за достаточно скромные деньги.

Мне нравилась старинная архитектура. Я часто приезжал сюда и бродил по узким улочкам. И однажды я встретил Старика. Мы присели на одну из многочисленных скамеек и разговорились . Я, сам не зная почему, рассказал ему про свои беды. Он внимательно выслушал меня, а потом пригласил к себе не чашку чая. Так я впервые увидел этот дом. Увидел и влюбился. Старик словно читал мои мысли. Он рассказал, что дети его разъехались, он живет здесь один. Дом большой и ему трудно содержать его в надлежащем порядке. Потом немного помолчал и внезапно предложил мне купить дом. Я не колебался ни секунды. Сумма была приемлемой, ниже рыночной и деньги у меня были. Только я попросил его оформить договор дарения на меня, чтобы ни кто не мог претендовать в будущем на мою покупку. Дом достался мне со всей обстановкой, антикварной мебелью, часами, светильниками. На втором этаже была спальня и кабинет. К ним вели двери из большой гостиной. На первом этаже кухня, ванная комната и большущий холл. Ну и , наконец, подвал. Сухой и прохладный.

Я давно вынашивал мысль открыть собственный антикварный магазин. И покупка этого дома в старинной исторической части города была как нельзя к стати.

Нотариус получил гонорар и уехал, а у меня запиликал мобильник.

— Ты где? — Жена всегда начинает разговор с этого дурацкого вопроса. Как будто мое местонахождение имеет для нее первостепенное значение.

— Обедаю.Ты что- то хотела, дорогая?- Я постарался придать своему голосу мягкость.

— Я сегодня задержусь. У Тамары день рождения, поедем с девчонками ее поздравлять. — Она говорила как всегда скороговоркой.

— За тобой заехать? — задал я дежурный вопрос.

— Не надо, лучше проконтролируй Толика, посмотри с ним математику. У него скоро контрольная. Целую! — Она отключилась.

Да повезло мне с Викой. Образцовая Жена, мать и хозяйка, у которой всегда все на контроле.

Когда я приехал домой, сын уже поужинал и сидел за компьютером.

— Как уроки , готовы?- Он что-то промычал не отрывая взгляда от экрана. В последнее время мои настойчивые попытки найти с ним общий язык не имели успеха. И, что интересно, нежелание общаться со мной находило полную поддержку у жены. Мне иной раз казалось, что она специально настраивает сына против меня. Но вскоре я узнал причину такого поведения сына и больше не предпринимал попыток сблизится с ним.

2

Еще пол года назад моя семейная жизнь казалась мне ясной и безоблачной. С Викой, моей женой , я в браке уже 16 лет. Мы поженились когда мне было 22 ей 20 . Инициатива заключения брака полностью принадлежит ей. После полугода вяло текущего общения со мной Вику как будто подменили. Она постоянно звонила, чуть ли не силком навязывая мне свое общество. Подружилась с моей мамой, стала вхожа к нам в дом. Дошло до того, что моя мама стала настойчиво советовать мне не ломаться , а быстренько сделать предложение такой замечательной девочке. Она сходила в гости к родителям Вики и ее решение поженить нас стало еще крепче.Не мытьем , так катаньем они меня все — таки убедили, что от добра добра не ищут и я сделал Вике предложение. Надо ли говорить, что она сразу согласилась быть моей женой и через три месяца мы расписались. А вот моему отцу Вика не приглянулась. Но он предпочел промолчать и не лезть в женские матримониальные дела, наблюдая за процессом охмурения собственного сына со стороны. Когда мы поженились Вика была уже на втором месяце беременности ( как порядочный человек я просто обязан был на ней жениться) и через семь месяцев родился Толик. Общими усилиями родители купили нам двухкомнатную квартиру так, что с бытом никаких проблем не было. Первые лет пять все было замечательно. Я по специальности искусствовед. После восьми лет работы в музее меня неожиданно взяли на работу в большую антикварную фирму. Я занимался экспертизой параллельно консультируя коллекционеров и набираясь практического опыта в этом деле. Через какое-то время у меня появился свой круг постоянных клиентов, в среде которых я пользовался определенным авторитетом. Вика трудилась в риелторской фирме, Толик подрастал. И что интересно, чем больше он подрастал, тем меньше становился похожим на меня. С Викой я не обсуждал этот вопрос, боясь ненароком обидеть жену. А вот с матерью объяснился. Но мама замахала руками. Всякое бывает, ребеночек может быть совсем не похожим на своего отца ( интересно, а на кого он может быть похожим, на соседа ?!), но это совсем не значит, что он не мой сын. И вообще, Виталий, не дури мне голову и не смей травмировать Викулю и Толичка.

После смерти папы, моя мать переписала свою квартиру на внука, тем самым обойдя меня. Когда я задал ей вопрос, почему она оставила квартиру не мне , она заявила: какая разница, ведь Толичек мой сын. И в разговоре ненароком проговорилась, что это ей сделать посоветовала Вика и даже нотариуса привезла. Вот тогда впервые я почувствовал что-то не ладное. Через два года умерла мама. Квартиру стали сдавать внаем, а денежки за жилье шли в карман моей жены, на булавки, как она любила повторять.

Все у меня в семье было вроде хорошо. До того самого момента, когда набрав номер жены я случайно вклинился в ее разговор с каким то незнакомым дядькой. Сначала я хотел отключиться, но потом разговор меня заинтересовал и я непроизвольно нажал кнопку «запись» на моем телефоне. Моя любимая жена Вика сетовала незнакомцу, что у нее нет больше сил терпеть, что она готова хоть сейчас бросить этого постылого идиота ( речь, я так понял, шла обо мне). Затем она спросила не скучает ли ее собеседник по сыну и не пора ли ему все рассказать. На другом конце мужчина хмыкнул и сказал, что нужно еще немного подождать. На том они и закончили.

Вас когда- нибудь кусали осы, и не абы куда , а в голову? Такое впечатление, что по макушке со всей дури ударили кувалдой! У меня в тот момент было ощущение, что меня укусило целое стадо диких ос. В голове стучал отбойный молоток! Ноги и руки стали как ватные, перехватило дыхание. Первое мое желание было перегрызть глотку тому мужику и хорошенько врезать жене, по крайней мере высказать ей все. Потом стал понемногу остывать, понимая, что этим ничего не добьюсь и кроме больших проблем, ничего себе не наживу. Помню я долго бродил по осенним мокрым улицам и снова и снова слушал запись. Казалось, я выучил ее наизусть! Болела душа и мне хотелось поднять голову и по- волчьи завыть в пустоту осеннего неба. Потом я закрылся в своем служебном кабинете, собрал в кулак всю свою волю, что бы погасить эмоции и стал готовить пути отхода.

3

Судя по разговору Вики с неизвестным пока мне мужиком, Толик не мой сын. Я договорился с бюро судмедэкспертизы и в тайне от жены привез биоматериалы для анализа. Через три дня я точно знал ответ : да, Толик не мой сын! ( Ай да Викуля, беленькая и пушистая!) Я теперь понял чем была вызвана спешка с нашим браком. Вика залетела на стороне и ей любой ценой нужно было легализовать свою беременность. Вот она и нашла лошару ( меня) под которого легла и быстренько одурила ему голову. Да, мой отец наверно на подсознательном уровне что-то такое предполагал, коль сразу невзлюбил будущую невестку!

По всей видимости, настоящий папаша не горел тогда желанием стать отцом. Но время течет и все меняется. Видимо Вика опять встретила его, вспыхнула старая любовь-морковь, да еще и общий сынок есть! Лошара свою миссию выполнил, пора его вышвырнуть вон и создать крепкую семью из родных людей. Воссоединится так сказать.

А что, родительская квартира на Толике (стало быть на Вике!). Наша квартира при разводе останется ей ( бедная с ребеночком!), зная гендерный и феминистский оскал наших судов. Машина и все такое , тоже останется ей. Получу какую то мелочь и то, если повезет! Все, я- бомж, она в шоколаде! Она с любимым, отцом Толика, а я ночую под мостом.

Честно говоря, по началу я даже не знал как поступить в этой ситуации. Кое- какие деньги у меня были, ведь я работал. Но как все мужья я оплачивал возможность иметь доступ к телу жены, отдавая ей почти всю зарплату. Этакая помесь банкомата с вибратором! Поэтому перспективы на будущее пока были туманны.

Узнав правду про «сына», я решил узнать, кто ее любовник и начал разруливать эту тему. И здесь меня ждал сюрприз! Ее давнишним любовником и ,стало быть, отцом Толика, был мой шеф. Я банально проследил Вику, когда она отправилась якобы в гости к очередной подруге . И обнаружил, что она встречается с дорогим Аркадием Александровичем, директором антикварной фирмы «Альянс», в которой я работал. Стало быть я и в фирму попал не за красивые глаза! Ай да Вика! Все просчитала. Видимо план с самого начала и был таким. Лошару устроить на работу, чтобы сыночка кормил, а потом можно и пнуть под зад. Хорошая многоходовочка! 16 лет назад Аркадий был женат и фирма и все денежки принадлежали его жене. Понятно, заикнись он тогда о разводе, остался бы с голым задом. Но сейчас, когда его жена умерла (год назад) , осталось уладить какие- то формальности по наследству и можно воссоединится с любимой женщиной и сыном. Благо и Вика не сидела все это время сложа руки, за это время успела прибрать к рукам квартиру моих родителей (видимо в качестве компенсации за прожитые со мной годы).Так что пазл сложился! Все стало на свои места. Ну что же, предупрежден,значит вооружен.

Я не подавал виду, что все знаю. Держался изо всех сил, Стараясь во всем угождать и поддакивать Вике, чтобы усыпить ее бдительность. Стал во всем угождать шефу, словно пытался доказать свою преданность.Наверно при встречах они здорово потешались надо мной, предвкушая момент, когда пнут меня под зад. И в этот момент случилось событие, которое кардинально перевернуло мою жизнь и вдохновило меня на последующие действия.

4

Мой отец всю жизнь проработал бухгалтером в леспромхозе. У него в жизни было только две непреходящих страсти нумизматика и старинная японская поэзия. Мать, как все жены, одно время пыталась как -то бороться с этой, как она говорила дурью , но потом махнула рукой и оставила отца в покое. Папа вечерами сидел за своим столом и перебирал монеты. Когда он умер коллекция исчезла. Никто не придал этому особого внимания. Матери это было безразлично, а я занимался повышением благосостояния своей семьи. Так что про коллекцию никто и не вспомнил.

И вот, как- то вечером мне позвонила моя тетя, сестра отца. Мы с ней недолго поговорили о какой то ерунде. Я от всего происходящего был в подавленном состоянии и не особенно был разговорчив. Неожиданно тетя Оля сказала, что папа не за долго перед смертью передал ей саквояж, с просьбой в последующем передать его мне. Но она замоталась и напрочь забыла об этом. А вот сегодня, залезла на антресоли и в куче хлама нашла его. Саквояж заперт, и что внутри она не знает. Если я захочу, то могу его забрать в любое время. Честно говоря, я не придал этому разговору особого значения. И пообещал при случае заехать и забрать так неожиданно свалившееся на меня «наследство». Дней пять спустя я оказался в районе где проживала моя тетя и забрал папин саквояж. Я привез его на работу и попытался открыть. Но у меня ничего не получилось. Саквояж был сделан из тонких титановых листов и обтянут кожей. Без ключа его можно было вскрыть только с помощью автогена, но в этом случае был риск повредить содержимое, тем более я не знал, что именно находится внутри.

Не знаю почему, но у меня появилось навязчивое желание непременно узнать, что отец хранил в этом саквояже. Но где найти ключ? И тогда я стал размышлять. Коль отец оставил мне саквояж, то он понимал, что без ключа я его не открою. Значит он был уверен, ключ я найду. Я позвонил тете Оле и спросил не оставлял ли отец мне еще что нибудь. Тетя Оля задумалась и сказала, что от отца у нее осталась его записная книжка. Я немедленно приехал к ней и она отдала мне старую записную книжку в кожаном переплете. Ничего интересного я в книжке не нашел, вот только на обложке меня заинтересовали написанные отцом цифры и буква. Цифры обозначали мой год рождения, а с буквы перед ними начиналось мое имя. У меня мурашки пробежали по спине, это было похоже на код банковской ячейки. Я попытался рассуждать логически. Отец последние годы плохо ходил, сказывалось давняя травма. Стало быть и банк он нашел где- то по близости. Отец был педант и понимал , что коммерческому банку- однодневке он доверится не может. По всей видимости это государственный банк, который в меньше степени подвержен коллизиям рыночной экономики. Значит искать его нужно неподалеку от нашей старой квартиры.

Через час я входил в двери N-ого отделения Госбанка. Меня встретила миловидная девушка одетая в черную юбку и белую блузку с зеленым платком на шее. Я объяснил ей ситуацию и она мило улыбаясь предложила мне подождать, а сама скрылась за дверью, ведущей в недра этого храма денег. Мне принесли кофе и я удивился такому необыкновенному сервису. Через полчаса ко мне вышел представительный мужчина и попросил пройти с ним. Я оказался в просторном кабинете в компании начальника службы безопасности банка и старшего кассира. Меня попросили назвать код, а затем попросили назвать инициалы моего отца. Через некоторое время в кабинет принесли длинную узкую коробку открыли ее и оставили меня одного. Внутри коробки лежал сверток, в котором был перстень из белого металла с инициалами моего отца, маленький ключ и фигурка самурая вооруженного двумя японскими мечами. Я машинально примерил перстень и он, как влитой осел на моем безымянном пальце на правой руке. Вернулся хозяин кабинета, я подписал документы о закрытии банковской ячейки и был препровожден к выходу.

Вернувшись на работу я вставил ключ в замочную скважину под ручкой саквояжа. Замок щелкнул и саквояж открылся. Как и предполагалось в саквояже были монеты. Когда я разложил их на столе (предварительно заперев дверь на ключ) меня прошибло холодным потом. Редчайшие российские, советские и иностранные монеты. Несколько испанских макукинов времен конкисты,полный комплект советских монет 1958 года, банкноты и серебряные доллары Конфедеративных Штатов Америки времен гражданской войны, и , наконец, редчайшая российская монета — Анна с цепью. Все монеты имели сертификаты подлинности и документы подтверждающие законное владение ими. Да, это было настоящее сокровище! Я, не новичок в антикварном деле, просто опешил. На вскидку все это тянуло на серьезные деньги и отнюдь не Российских рублях! Честно говоря, у меня было ощущение, что мне все это снится. Я аккуратно сложил монеты в саквояж и стал думать, как использовать неожиданно свалившимся на меня богатство в разрешении моей непростой жизненной ситуации. Можно было просто развестись. Но эти гады украли у меня шестнадцать лет жизни. Украли моего не рожденного сына. Лишили радости отцовства, радости держать на руках моего ребенка, наследника. По сути лишили меня главного предназначения мужчины — оставить после себя потомство! И после всего этого так просто взять и уйти?!

5

Первым делом я купил себе машину. Мне подумалось, что «порш -каена» будет самым подходящим вариантом. Я арендовал для него место на стоянке в двух кварталах от нашего семейного гнездышка. Про покупку дома в исторической части города вы уже знаете. Буквально на следующий день я нанял дизайнеров и бригаду строителей из Беларуси. Через полтора месяца в городе появилась новая антикварная фирма и магазин. Надо ли говорить что вся моя клиентура стала сотрудничать с новой фирмой. А вот дела у фирмы «Альянс» шли все хуже и хуже. Постоянные проверки, отток клиентов к конкурентам и другие беды неожиданно свалились не бедную голову ее руководителя. Стали уходить сотрудники и, наконец, ушла даже секретарша генерального директора. На Аркадия Александровича было больно смотреть. Он потерял свой былой лоск и был лишь тенью когда- то успешного антикварного бизнесмена. В конце концов из всех сотрудников в фирме остался только я.

Вика тоже изменилась! Ее вечерние отлучки становились все реже и короче. По отношению ко мне она проявляла невиданную доселе заботу и нежность. Я же продолжал делать вид, что ничего не знаю и с упоением играл роль дурака- рогоносца.

И вот наконец через подставных лиц я купил себе за городом особняк, построенный на месте кордона лесничего, в окружении великолепного соснового бора и воплотил в жизнь мечту своего детства, завел себе чистокровную среднеазиатскую овчарку. Все это великолепие было записано на мою тетю которая тут же оформила на меня дарственную. Так что с моим новым жильем вопрос был решен. Пора было заканчивать ломать комедию и переходить к заключительной фазе операции «квази лошара»!

Настал момент когда фирме «Альянс» из-за просрочки арендной платы было отказано в аренде помещений. Новая антикварная фирма заплатила за аренду большую сумму и господину директору Альянса было предложено освободить помещения в трехдневный срок. Придя на фирму в последний день я позвонил Вике и попросил ее приехать ко мне на работу. Она удивилась, но просьбу мою выполнила. Мы с ней прошли в кабинет Аркадия Александровича.

Вика что- то почувствовала, но продолжала играть роль непонимающей ничего дурочки. Мы сели за стол и я молча выложил ворох фотографий иллюстрирующих любовные похождения моей жены и моего шефа. Поверьте, там было на что посмотреть! Вы бы видели их лица! Я даже стал опасаться что Аркадия Александровича хватит удар! Вика сидела с каменным лицом, и только по ее щекам текли слезы. Мне даже стало ее жалко. И что бы не поддаться жалости я включил диктофон и в кабинете зазвучал диалог двух влюбленных о перспективах рогоносца-лошары, который выполнил свою миссию.

Я не хотел им мешать наслаждаться записью, поэтому встал и не оборачиваясь направился к двери.

— Виталик!!! — Голос Вики выражал бурю эмоций. Гнев, разочарование и, наконец, страх. — Подожди, ты не так все понял!

Я не обернулся. Блин, как банально. Осталось еще услышать : «Это не то что ты подумал!»

Выйдя к машине я не удержался и посмотрел вверх.

Из окна второго этажа на меня смотрели зареванная Вика и белый как мел бывший шеф. Я вежливо поклонился, помахал рукой, отключил сигнализацию и забрался на водительское сидение. На мгновение мне показалось, что болтающийся на цепочке самурай задорно взмахнул мечами и подмигнул мне. Я завел двигатель, тронулся с места и уже через несколько мгновений влился в поток вечно куда- то спешащих машин.

часть 2

…После купании мы пошли к своей стоянке под деревом (дерево служила своеобразной зонтиком от солнце), переоделись в трусики и надели рубашки с длинными рукавом, уши у нас всех горели огнем, пообедали, был полдень, поезд тогда прибыл к «Пресноводная» в 12 часов 10 минут дня и уже с того времени прошло не менее двух часов, после обеда я с сестрой взяли по топора из рюкзака (их у нас было двое и топор чёрного цвета было отлит или отштампован как одно целое с рукояткой с прорезиновым рукояткой) и наш папа стал распаковал палатку начал их устанавливать, собирать стержень для установки палатки четырехместной под деревом, а я с сестрой начали обратным стороной топора под молоток вколачивать алюминиевые с изогнутом крючком в землю и натягивать палатку, потом после установки палатки, начали собирать брезентовые разобранные раскладушки, достали спальные мешки, ночнушки спортивные куртку и штаны, ночью бывает холодно и спать просто так в палатки могут только дурь, так что спали как полагается туристу.

Потом я с сестрой побежали в соседнее дерево где нас уже ждали наши знакомые мальчики и все впятером побежали на море играть и баловаться, был вечер, а папа с мамой уже готовили ужин на примусе, на примусе готовили еду и родители мальчишек.

(Нельзя сказать что примус лучше для палаточного отдыха, папа часто иногда ходил в лесную гущу кустов где недалеко от нас располагали палаточники-автомобилисты с Москвичами, Волгой и Жигулями, Нивами бензин для примусов, обменивая их на банку сгущенного молока, так что впоследствии. но уже потом, стали использовать сначало камни с подкопом для дров, а потом и печки самодельные сделали из нержавейки и проблем с готовки уже небыло, дрова и ветки в лесу было достаточно, а пока примус с бензином).

Так вот вечером я с ребятами и сестрой строили на берегу из песка замок и ров вокруг замка, солнце уже не так припекало и можно не опасаться что обгореют наши плечи и уши которые и так уже были чуть-бы не красными, вечером покушали. пошли на море искупались, помыли ноги и легли спать -так закончился первый день нашего пребывании на Юге.

Наутро я с Ладой, мамой с папой искупались и позавтракали, утром вода была теплая-теплая, а на пляже прохладно после купании позавтракали и я с папой взяли тележку, взволили канистру и пошли за пресной водой босиком, Ладка пошла с нами по дороге от середины дороги от села Нижнезаморской по направлению к тому месту где дорога примыкается Нижнезаморской с Верхнезаморской и уже подходили, мимо проехала машина, по правой стороне был небольшой белый домик «КИНО», в последствии мы потом сами туда ходили всей оравой ребят смотреть кино, но это будет потом, а пока прошли мимо «КИНО» и миновали перехрестные треугольник промыкавшее дороги пошли дальше и свернули с дороги по тропинке к спуску где фонтаном как краник похоже на знак «?» фонтаном лила пресная вода, несколько отдыхающих с бидончиками воду наполняли в плавках и раздвоенных купальников, потом мы подкатили к «?» крану стоящее на земле и камни в несколько рядов была как-бы дорожка, а вокруг болота (смешно было смотреть на всю это местность зеленных трав и мокрое болото), сухим быть там невозможно, наполнили алюминиевые бидон из под молока высота с пояс, закрыли крышкой с резиновым ободком на петли, зафиксировали замком и взвалили на черную тележку и в обратный путь босиком пошли. одеты мы все были в плавкая, рубашках и кепки, миновали треугольник. «КТНО» и пришли назад в своё палаточный городок в степи.

И снова побежали на море играть с мальчиками в замки. купались и загорали, а папа как я и говорил пошел бензин доставать взамен на сгущёнку для примуса, мама готовила еду.

Продолжение следует…..

часть 1

6 июня 1984 года пассажирский поезд дальнего следовании проехал под автомобильной мост и свернул вправо как-бы зигзагом через две стрелки загудел и остановился перед станции «Пресноводная» и тут от центрального главного пути станции в сторону пребывавшего поезда тронулся тяжелый тепловоз с нескончаемой вереницей желтых. чёрных и белых цистерн.

Нас тогда в КРЫМ водил один из самых красивых теплоэлектровозов в мире «ТЭП60-0451 СССР» вишневого цвета и спереди и сзади красовалась красная звезда, вагоны естественно были цветы хаки, других цветов тогда пассажирских вагонов не было, поезда от «Джанкоя» до «Керчи» могли разойти только на станции.

Открылась дверь и я с сестрой сошлись по лестнице вагона вниз на низенький перрон, вслед и мама сошлась вниз, а папа начал от двери подавать баул синего цвета палатку, упакованную в футляре с завязкой цвета хаки разобранные четыре раскладушки, рюкзаки тоже четыре и алюминиевую бидон из под молока, там воду пресневую  впоследствии водили, потом и папа с чёрной складной тележкой одноосной с двумя чёрными прорезиновой колесами спустился вниз на перрон.

-Всё на месте сказал папа.

Делать всё это надо было быстро, поезд стоял 5-10 минут, папа раскрыл раскладную тележку который больше похоже на тачку в котором песок носят, но только с двумя колесами на одно оси жёстко прикреплена к рама, сдвинул рукоятки которые стал в два разе длинее чем в собранном состоянии, на ретшатой платформе положил всю поклажу, я с сестрой взяли каждой по одной детской рюкзака на плечи, мама тоже, а папа взял тележку и мы начали переходить на другую сторону железнодорожной пути и пошли не спеша по тропинки мимо кирпичного домика и других построек в сторону дороги которые как-раз начинал свой путь со стороны моста через железной дороги в сторону Нижнезаморское от Верхнезаморское и пошли по дороге в сторону Азовское море, мимо нас изредка очень редко проезжали автомобили ещё советского времени Москвичи и Жигули, других тогда не было и мы шли правее от дороги не спеша, болтали и смотрели по сторонам, по обоим сторонам дороги растиляя голая степь выгоревшей на солнце трава который можно увидит только в КРЫМУ, я вздохнул воздух и это еще на перроне, невозможно передать той легкой свежести Крымской природы, она сильно отличалась от Московской природы, дышится в КРЫМУ, ну невозможно объяснить той свободы и лёгкости, после того как вступил на Крымскую землю навсегда влюбился в КРЫМ.

Я тогда был одет в коротенькую синюю джинсовую шорты, белой футболки, кепку, белые гольфы, и коричневые кожаные детские сандали, мои золотистые волосы стрижка каре то и делали что развивались по ветру и мне постоянно приходилось поправлять кепку, голубые глаза с красивыми лучезарные ресницы как у куклы, мне было тогда 10 лет, сестра тоже одета примерно также и ей было тогда 9 лет (она моложе меня всего на год), но футболка была голубого цвета с длинными карие волосы спадающие до пояса и заплетённой в косичку и тоже с голубыми глазами, но ресницы были очень короткими нелучезарные не как как у меня лучезарные вверх как у куклы и у родители тоже были голубые глаза, мама была в легком сарафанчике до колен, а папа в длинной джинсовые брюки белой рубаке в клетку, шли мы подороге то и делал с сестрой то по правой стороне от отца, то по левой перебегали, толкали и смеялись, папа шел ровно по дороге и кулак нам за баловство показывал, придерживал второй рукой складную тележку:

-Не балуйся дети!

Прошли половины дороги и остановились передохнуть, под дороги поперек проходила трубы, а справа свинья рылом грязь копала, папа сказал:

Смотри дети!

Он показал что ниже от трубы под дорогой вышли двое поросят и к свинье подбежало рывшее грязь под канавами от дороги, я с сестрой рассмеялись наблюдая эту возню поросят, идём дальше, такое впечатление что что впереди дороги обрив начинается, я в шутку:

-Смотри сейчас мы провалимся!

Папа рассмеялся, уже издалека видно море огибая полукуполом растилая от горизонта, до горизонта справа и слева, идем дальше показались уже домики по правой и левой стороны дороги, дома были одноэтажные деревенских хаты сложены из глины с соломой высученной на солнце, по средины домиков уже ближе к «обрыву» с лева от дороге стоит одноэтажный деревянный синий «МАГАЗИН», впереди дороги уходящее в право под спуск открываться такая красивая панорама Казантипского залива Азовского моря, справа и слева огибаема берегами и степью как подкова Нижнезаморского долины, Верхнезаморское заканчивалась. мы не пошли вправо по напаравлении дороги, а пошли чуточку левее по тропинкам начали спускаться с холма, дошли до журавля (журавль это колодец с желобками для поилки пасущее тут в долине коров), дошли до шоссе ведущее от села Нижнезаморского долины вправо к Керчи, перешли дороги у которого и машин не видно и как раз по тропинке между шоссе и морем растиляет степь с редкостными деревьями, к нам навстречу выбежали из деревья трое мальчишек (наша Московские знакомые детства), один был мой ровесник Андрей, а двое моложе, Саша был на год с половины моложе моей сестры, а самый младший Серёжа, мы обнялись поздоровились и пошли к дереву по соседству к нашими друзьями, оставили поклажу и папа сказал мне и сестре:

-Так, Денис одевай плавки и пойдем купаться, а палаткой будем заниматься потом после купании!

Ладушка моя сестра одела купальник чёрный, мама была в желтом купальнике с цветочками, папа в черной как и сестра плавки, я в зеленной цвета темный изумруд плавки, предворительно достали автомобильное шину чёрного цвета, накачали велосипедным насосом воздух, взяли полотенце и пошли купаться в море. Как это было прекрасно купаться и баловаться на шине с сестрой в море и на песке!

Продолжение следует…..

Был пикник, прошёл как он,
Свои записи листаю,
Поделюсь — такой закон,
Вам сейчас их зачитаю:

Всех прошу послушать дружно,
Открыв первую страничку:
Про вокзал сказать здесь нужно
И билет на электричку.

Про компанию-ораву
Запись вряд ли поменять,
Мы затарились на славу,
Взяв продуктов сумок пять.

Много было что поесть,
Много всяческого яства,
Всё едва ли перечесть —
Обойтись ну как без пьянства?

Нам на всём тогда пути
Ярко солнышко светило,
По Жванецкому почти
С водкой факт — с собою было…

Сыр, колбаска и балык —
Изошлась я, прям, слюной,
Из баранины шашлык,
Не говяжий, не свиной.

Очень сильно любовались
Солнца яркого закатом,
В речке вечером купались,
Было классно так, ребята!

С днём приходится прощаться,
Ещё б долго здесь сиделось,
Нужно было возвращаться,
Но так очень не хотелось.

Ни один тогда не сник,
Пикнику был рад народ,
Прочитала весь дневник,
Всё! «И.С. июль, сей год.»

часть 3

…После того как мама приготовила завтрак и позвала нас позавтракать, я, сестра и папа взяли тележку и пошли в ближайшее лес которое начинала позади села Нижнезаморское и железнодорожного пансионата и по соседству с Пионерским лагерем в лес за дровами, предварительно взяли и топор один, второй остался в палатке и мама тоже осталась в степи где и стояла палаточный городок, а я с папой и сестрой в лесу пособрали доски и колья деревянные и двинулись в обратный путь, эти колья и доски понадобились чтобы сделать два скамейки и столик обеденный вбитые в землю под деревом рядом с нашей палаткой. то и сделали когда пришли в палаточный лагерь. Всё было готова для полноценного отдыха, пообедали и побежали на море.

Прибежали и Сашка с Серёжкой и я с сестрой, строили из песка замки, играли в рыцарей, благие были уже пластмассовые рыцари фигурки и богатыри и даже железные танки и машинки, все это вокруг расположили вокруг рва и внутри крепости, но на это игра не кончила, продолжали новые сооружении и рвы возводить, папа пришел предварительно и полотенцы наши прихватил со складной табуреткой на пляж и папа мальчишек с Андрюшкой пришли и сказали нам:

-а ну купаться и марш под дерево в палатку!

Благо у нас у всех были только плавки, а у сестры моей купальник и без головных уборов, волосы то и делали что колечиться на ветру, сгорать можно было запросто, весь день на пляже под палящей солнцем и без головных уборов.

Надо сказать как выглядел песчаный пляж Казантипского залива Азовского моря, по левой стороне виднелись, организованный невдалеке пляж с кушетками и зонтами и кабинкой для переодевании железнодорожного пансионата и Пионерского лагеря, надо сказать что чаще эти кабинки для переодевании используют не по назначению, не столько отдыхающие переодеваются там (чаще они переодеваются прямо на кушетку), столько писают там кому попало и срут. Наш пляж где мы отдыхали был дикий и мало кто там отдыхал кроме нас и несколько автомобелистов-палаточников, по правой стороне берега Казантипского подковы видно село Новоотрадное (хоть и далеко, но видно село невооружонным глазом) далее примыкающее химзавода, а по левой стороне Казантипского подковы далее от организованного пляжа была село Песочное скрыто за пляжем (не видно), далее видно строящее тогда Атомная электростанция (видно четыре журавля портальные кранов), далее почти к концу подковы о чудо Солнечная электростанция, столб венчающее круглым золотым шаром, блестит на солнце золотом! Все это мы видим каждый день когда на пляж вылезаем и осматриваем окрестности когда играем или купаемся, а в бинокль можно и не такое разглядеть (у нас был один армейский бинокль черного цвета латунь взявшее с собою, она у досталась у нас еще с войны, год на бинокле выгрированно 1939).

Вот мы искупались, вытерли полотенцами и побежали к палаткам переодеваться с мокрого плавки на сухие, а мокрые плавки и купальники повесили на веревки перетянута от дарева к ветке и повесили наши и полотенцы сушить, впоследствии мы установили деревянные шестокол два и на нем перевесили перекладину для сушки полотенцы и плавок, поужинали и пошли я, Сашка и Андрей в железнодорожный пансионат смотреть кино (кинотеатр был на открытом воздухе и фильм могли показывать только вечером когда смекалось), был там и игровой клуб где играли в больших шахматах и других игр (В Пионерский лагерь хоть и был продолжении железнодорожного пансионата, посторонных сюда не пускают, а от самого Пионерского лагеря дети в железнодорожный шаляются вечерями). После всех эти забав, мы пошли к себе в палаточный лагерь. я, папа, мама и сестрёнка пошли купаться, но на расстоянии, я с папой нагишом, мама с сестрёнкой (за ночь плавки и купальники невысокнуть), но вместе мы никогда не купались голышом, но ночью вода такая теплая была, нку просто умиленние!

После ужина я с папой смотрели звездное небо, звезды были видимо-невидимо, видно целые покров звёзд и млечных путей, у нас еще и книга была с собой «ЗВЁЗДНОЕ НЕБО», никакая астрономия в школе не заменить то что мы видим ночью на небе и смотря звёздное небо и смотрим под электрическим фонариком (их у нас было пять фонарей на батарейках) в книгу звёздного неба, жаль что телескопа у нас не было, кроме армейского бинокля 1939 года. Сестра иногда тоже с нами наблюдала звёздное небо, но ей эта затея не очень нравилась, но тоже была в курсе.

Продолжение следует…..

Каждый человек задумывался хоть раз о своем прошлом, пытался вспомнить моменты своей жизни, так вот, я тоже такой человек. Я самая обычная девушка из села, у меня есть много минусов, но также есть и плюсы. Начнем с самого начала, с глубин моей памяти.

Когда-то у меня была полная семья, мама, отец, сестра и мои бабушка с дедушкой. Но потом она постепенно распадалась, в начале мама часто ссорилась с отцом, отец ее бил, изменял ей, она терпела это долгое время и решила развестись, мне на тот момент было 3 года, сестре 2. Я не помню своего отца, не помню его качеств, но помню ссоры. Наверное, с того момента я начала становится закрытым ребенком. Годы шли, к бабушке и дедушке приезжали гости, их родственники. Перед их приездом всегда была суматоха, надо было убрать всё, дом, двор. Но когда они приезжали, то все улыбались, все были счастливы, ну или надевая маску лицемерия улыбались, естественно, что я как ребенок в дальнейшем также надевала эту маску. Моя история начиналась скучно, но такова эта жизнь, такова я. К чему я это всё? Так вот, после гостей оставалось приятное чувство, потому что гости дарили подарки, а то ещё нужно девочке 6 лет. Уже после того как все уехали я выходила на улицу и играла с местными детьми, во многое мы играли, футбол, в лучников, даже в «Эльфов». Так как на этой улице были фонари, то я играла до ночи, иногда со своей сестрой, а иногда нет.

Хочу рассказать о своей сестре, она очень общительная и жизнерадостная, не то что я.

С моей сестрой у меня были забавные случаи, мы рассыпали растворимое кофе на ковер, полили водой все и ждали, когда вырастит кофейное дерево, оно так и не выросло, но мама была на нас рассержена, мама говорила, что это один из тех случаев, когда мы заработали ремнем. Так же с моей сестренкой случались и другие случаи, иногда я несла за них наказание, я ведь старше. Так вот, самый грандиозный случай это когда моя сестра вылила краску синего цвета в бак, а потом сказала, что это не она, естественно взгляд пал на меня.

Я совсем не идеальным ребенком была, я много врала маме, бабушке и дедушке. Когда я была в 2 классе я украла у своего дяди 200 рублей, ходила по школе и говорила, что сама заработала, естественно из-за этого со мной начали дружить, я покупала сладости им, до этого в школе у меня не было друзей, все просто дразнили меня, обзывали «Жирафом», не очень приятно быть самой высокой в классе. Про школьную жизнь я напишу, но в дальнейшей части моей истории.

Я хочу рассказать о своей бабушке, она была очень сильным человеком, у нее было несколько выкидышей и естественно моя мама была для нее единственной. Бабушка все старалась делать для нашего благополучия, она нас любила, летом сидела с нами, раньше она много работала с дедушкой на собственном поле, оно было большим, особенно в глазах ребёнка. Знаете, бабушка – это как вторая мама, она не оставит в беде, когда меня с сестрой обижали, то бабушка выходила на разборки, чтобы те дети извинились за свои поступки. Бабушка хотела, чтобы меня назвали Марией, так как я родилась перед праздником «Святой Марии», но моя мама, решила назвать меня Анастасией и скажу я так, в начале это имя мне не нравилось, но в дальнейшем я его полюбила. Бабушка была как банк, всегда хранила деньги и ввела расчеты, дедушка просто так ничего забрать не мог, всё шло через бабушку.

Теперь можно рассказать о моем дедушке, он тоже общительный человек, трудолюбивый, но иногда он пил, и из-за этого мог бить бабушку, говоря: «Ты во всем виновата». Раньше я думала, что он не любит мою бабушку, но после одного случая, всё изменилось.

В детстве мне не хватало отца, из-за этого в мальчишках я пыталась найти опору, глупо конечно звучит, маленькая девочка ищет опору, но увы, это так было.

У каждой девочки в школе появляется своя «первая любовь», почему в кавычках спросите вы? Всё просто, это не любовь, а просто симпатия к противоположному полу. Вспоминая школьную любовь хочется ударить себя по лбу и сказать: «Вот дурочка». Бегать за мальчишкой, да-да, за мальчишкой, который любит только себя глупо, а особенно глупо, когда это делает половина девчонок класса. Поэтому если специально искать мальчишку, который будет опорой, то я вас разочарую, это пустая трата времени.

Про школьные годы я помню не очень много, помню только 8 и 9 класс. Из 8 класса хорошо мне запомнилась ветрянка, сижу я такая на уроке и что-то на руке выскочило, я на это не обратила должного внимания, потом спустя 10 минут меня осыпало, однако это было быстро, так что с урока математики меня отпустили, а так как не было медсестры в школе, то я ушла домой. Дома меня мама поздравила с ветрянкой, она у меня по образованию медсестра, и вот перед летом у меня был дополнительный месяц каникул, радость конечно была, но и печальные последствия потом, остались шрамы на лице, как не старайся они не уйдут, так что к моим комплексам добавился один пункт.

Из 9 класса помню ссору с «подругами», мы немного рассорились и вместо того как встретиться после школы, я решила пойти с другой девочкой, в другую компанию, они это не оставили без должного внимания, придя к себе домой они писали отвратительные вещи моему однокласснику, я после этого хотела их убить, каждую ночь засыпала с этой мыслью, зная, что это неправильно. Время шло и вот зима, мы до сих пор в ссоре, до сих пор ненависть меня переполняла. Заходя в школу, после перемены, они начали смеяться с меня, из-за моего внешнего вида. Моя семья не была богатой, но мама с бабушкой старались нас одеть. В тот момент мои эмоции и гнев превысили планку, началась драка, из этой битвы я вышла победителем, моя новая компания поддерживала меня, говоря: «Надо было раньше врезать». Они не любили бывшую подругу. Но потом начались запугивания, они обещали встретить меня в нелюдном месте и избить. Я была очень замкнутой в себе, так после этого стала остерегаться всего, не хотела выходить гулять, у меня появился друг, мой компьютер. Ночью я играла в игры, днем школа и бегом домой, а потом игры, и так продолжалось месяцами. В играх я освобождала весь свой гнев, убивала других персонажей представляя, что это моя бывшие подружки. В итоге у меня появилась своя компания, где меня уважали, это было в играх, каждый день были конференции, мы общались и играли, никто не показывал своего лица, никто этого и не хотел. В итоге агрессии на бывших подружек не осталось, но появилось кое-что другое, я начала очень сильно материться.

Зима прошла, за ней весна и вот последний экзамен, я знала, что буду поступать на медицинский, осталось чуть-чуть и я больше не увидела бы своих одноклассников, это для меня была великая радость. После сдачи всех экзаменов был выпускной, он проходил в сельском клубе, без родителей, естественно была выпивка, у каждого есть моменты, за которые стыдно, так вот, мне стыдно за мой выпускной, он прошел отвратительно, я много выпила и моё поведение было ужасным, не хочу расписывать эту историю моей жизни, так как этот момент я желаю вычеркнуть.

И вот, долгожданное поступление и опять разочарование, поступала на акушерку, мест не было, поступила на фармацевта и оказалось в моей группе была моя одноклассница, мы с ней сдружились. Первый месяц учебы был как в школе, я не понимала куда попала, жила в общежитии, так как из-за учебы надо было быть в городе. Моя группа ко мне относилась плохо, поэтому я окончательно замкнулась в себе. Девочка, которая мечтала о том, чтобы стать медицинским работником замкнулась, стала заикаться, боялась говорить, из-за этого моя успеваемость помахала мне платочком.

И вот, в один день после учебы, к нашим соседям в общежитии пришел какой-то парень, они долго смеялись, я решила пойти на разведку, пройти мимо и посмотреть, я увидела какого-то парня, по началу он мне показался «дурачком», поэтому я ушла в комнату и сидела в телефоне. На следующий день меня позвали в гости наши соседи, я пошла, а там был опять этот паренек, он меня раздражал своим смехом, я его ударила подушкой, он дал сдачи, и вот спустя несколько недель он мне предложил стать его девушкой, до сих пор помню 7 октября, естественно я решила подумать, думала до 9 октября и согласилась, только он забыл, что предложил. Так начинались наши отношения, спасибо моему телефону и играм, которые были на нем установлены. Так как в начале отношений он приходил играть.

Мы очень сильно и очень часто ссорились, выясняли отношения, но в итоге мирились.

И вот второй курс медицинского, началась анатомия, мне нравился этот предмет, я в начале училась на пятерки, куратор удивлялась моим оценкам, она ещё на первом курсе поставила на мне крест.

Но вот наступила осень, ноябрь и когда я еду после учебы в общежитие мне звонит мама, плачет и рассказывает что бабушки больше нет, я в тот же момент остановила маршрутку и поехала в село. Мама плакала, сестра плакала, даже дедушка плакал, я думала, что он играет на публику, но оказалась что он тоскует по бабушке, он ее любил, но увы осознал это поздно.

На следующий день привезли бабушку, очень больно наблюдать затем как плачут родные люди, я не плакала, хотя любила бабушку, я чувствовала себя виноватой, потому что незадолго как ее забрали в больницу я с ней поссорилась, накричала на нее.

Я пыталась поговорить с ней через свечи, задавала вопросы, если огонь свечи в тот момент «танцевал», то значит бабушка говорит: «ДА», а если огонь на протяжении минуты не как не менялся, то ответ был «НЕТ».

После смерти бабушки многое изменилось, у нас не было средств на дальнейшую учебу, поэтому для меня двери медицинского закрылись, и мама решила, что мне надо поступить в педагогический. В педагогическом, в первые дни, все относились ко мне с теплом, никто меня не критиковал и самое главное рядом со мной была сестренка, мы сидели за одной партой, в дальнейшем на практику в детский сад тоже ходили вместе.

На четвертом курсе педагогического мне сделали предложение, тот самый паренек, который раздражающе смеялся, 5 лет отношений и вот, предложение руки и сердца. Со временем я начала понимать, что многое делаю неправильно, пыталась приобретать новые качества, а также отказываться от плохих, таких как вранье, маты. Я пыталась стать общительнее, пыталась видеть во всем радость. Знаете, когда человек не может найти ответ на свой вопрос то лучше обратиться к началу всего, я начала читать Библию, искать ответы на свои вопросы, я многое нашла, что-то ищу до сих пор. Проанализировав свою жизнь, я поняла, что многое делала против Бога, я желала смерти другим, я была жестокой, поддерживала гадания, спиритизм и многое другое.

Ведь сейчас не все счастливы, многие страдают, но не каждый хочет признаться самому себе что испытывает сложности. Неважно сколько вам лет, взрослый состоявшиеся вы человек или ребенок, пытайтесь измениться, это никогда не поздно.

Станислав Малозёмов

ОДИН ДЕНЬ ВОЛОДЬКИ БОРИСЫЧА

Рассказ

**********

Всю ночь у Володьки Токарева изнывал коренной зуб. Прохватило его сквозняком в кабине тракторной днём ещё, а к вечеру щека «подошла» как опара кислого теста, вздулась твёрдым пузырём и стала глянцевой как коробка китайской розовой пудры, которую Наташке, жене, совхоз подарил на восьмое марта. Часов до трёх ночи Володька Токарев честно маялся в постели, надеясь, что пригреет зуб шалью маманиной, да уснёт. Попутно он считал несуществующих баранов, заталкивал голову под подушку и раза три разводил в кружке содовый раствор. Полоскал зуб. Никогда в жизни он и не подумал бы всерьёз, что такая маленькая кость во рту может разбередить всё тело. Болело всё, даже, почему-то, ноги. В три часа безразличная к мукам людским кукушка в часах заскрипела пружинками и, раздвинув пластмассовым клювом дверцы, проскрипела такую отвратительную песенку, похожую не на кукование, а на причитания «бабы яги» из недоброй сказки.

Метнул Володька в кукушку пуховый платок, но долететь он не успел и пластмассовая птица нырнула обратно раньше.

— Бляха-птаха, — без зла заклеймил Володька Токарев кукушку, вывернулся из одеяла и плавно, как балерина, снятая на киноплёнку замедленной съёмкой, переместился к окну. На улице валился сверху медленный желтоватый снег. Казалось, что расхристанные бесформенные хлопья падают, минуя редкие фиолетовые тучи, прямиком со звёзд, блестящих в просветах. И каждая снежинка несёт в сугроб под окнами по капле далёкого золотистого звёздного света.

Хоть и не ко времени, невпопад вроде встрепенулось в нём лирическое настроение, а зуб проникся душевным трепетом Володькиным и притих минут на пять, приспокоился. Плавно, не мотая тело по сторонам, подплыл Токарев Володька к буфету, нащупал вслепую стеклянную вазу, где мать хранила на всякий случай всевозможные таблетки, сунул в горлышко руку, сгрёб в кулак пакетики и пластиночки. В результате кулак получился огромным и без приключений из вазы выбраться не смог. Ваза вместе с кулаком выбралась из буфета, зависла над досками пола и только потом обрела самостоятельность. Она легко соскользнула с руки и на полу уже разлилась стеклянными брызгами. Лекарства при этом как лежали кучкой, так и остались. И не видно было в три ночи ни стеклянных огрызков, ни таблеток и порошков.

— Во! Расшустрился! Чего тебя мотыляет средь ночи? Девки что ли приблызились? — басом сказал отец, не отрывая головы от пухлой подушки.

Грубый голос у него был только спросонок. А так — вполне нормальный, мягкий говор имел батя. Проснулись, ясное дело, все. Мать — Вера Степановна, Николай Антонович, батя, да и младший брат Витька, спавший всегда как убитый, тоже сел на кровати.

— Девки…- съехидничала мама. — Не помнишь, что у сына личного с утра ещё зуб томится, всё нутро раздирает.

Отец смущенно кашлянул и посоветовал утром к Тихомирову пойти, к врачу, который в совхозе был один, но умел всё, что делал практически каждый специалист.

Младший Токарев ничего не сказал, и правильно сделал. У него и днём-то башка не шибко варит. Точнее — язык отдельно работает, а голова сама по себе. В ней, конечно, не то, что у Витьки на языке. Но что именно — покуда ещё семья не разгадала.

А сам Володька Токарев сколько себя помнит — уважал мысли тонкие, отшлифованные природным умом до приятной чистоты. Такие, какие в книгах старых писателей живут. Их, правда разглядеть и понять надо. А вот как раз это Володька Токарев и умел делать не хуже, скажем, совхозной библиотекарши Марии Васильевны, которая университет закончила и среди книг жила как у близких душой и разумом родственников.

Володька Токарев внутри поэтом был, хотя стихи писал редко и сразу прятал их на чердаке в старом дедовском рюкзаке из чистого брезента. Он чуял своё поэтическое существо интуитивно, как птица, которой мама ни разу не чирикнула, что птице положено летать. Он глядел на жизнь не так, как все и видел в ней такое, мимо чего другие умы и взгляды пролетали как ветер вдоль улицы. Без остановок и снижения скорости.

Скажем, Санин Иван, бригадир Володькин, глядит утром из кабины вперед и видит обожженную солнцем бесконечность степи. Серую, скучную. Которую надо перепахать и сделать черной. А Володька едет и нутром чувствует как в полукилометре от него, на высушенной солнцем, негнущейся траве тихо звенят, проживая свои короткие мгновенья, красивые перламутровые росинки. На них сидят разноцветные стрекозы, напиваясь росой, а маленькие мышки-полёвки нагибают коротенькими лапками стебли и слизывают чистейшую, наполненную полезностью росу. Да, Володька был настоящим поэтом, но писал всего пару раз в год по какому-то сверхъестественному наитию, потому, что писать он как раз и не умел. К великому его разочарованию. Да и некогда было стихи слагать и играть рифмами. Утром — на трактор, а вечером дома дел — выше роста. Бате под семьдесят, да и маме не семнадцать давно. Утомилась за тридцать лет на свиноферме и дома уже с напругой женские дела исполняла. Как-то вышло, что и стиральной машинки в хозяйстве не было. А с меньшого Витьки толку вообще и не ждал никто, пока не наиграется он в своём клубном ансамбле на гитаре, то есть, пока не втянет его жизнь в мир взрослых работяг.

И так сидел, прижатый к подоконнику этими мыслями Володька Токарев, держал тёплой рукой щёку и вместе с осатаневшим зубом ждал, когда безразличная к мукам человеческим кукушка в часах точно и вовремя откукует декабрьский рассвет.

Тихомиров, врач, сколько его помнили, приходил на работу вместе с рассветом. В любое время года. Наверное, грустно было ему дома, поскольку после смерти жены в аварии на трассе из города не шесть лет прошло по его личным меркам, а максимум день. А ещё раз жениться он не смог, хотя предлагали вполне достойные, культурные женщины.

— Ты б не шел сёдни на трактор-то, — проходя к печи за сухими валенками посоветовала мама. — Загубишь всю челюсть. Вставную будешь носить. В твоей тарахтелке дырок больше, чем железа. От зуба, говорят, и сердце может заболеть. Не ходи, говорю.

Володька на мать поглядел устало, но головой влево-вправо мотнул бодро.

Пойду, мол, поработаю. Тоже мне болезнь — зуб!

— У Денисыча вон язва желудка, — запил медленные слова Володька Токарев кружкой молока. — И ничего. Живой. Передовик. А как натрясётся в поле — ух, она ему даёт жизни адской! Аж в круг его сгибает. Ничего. Глотнет порошок тихомировский, перетерпит с полчаса и на работу едет. Это мужик!

Отец хмыкнул, молча оделся, валенки натянул и ушел за углем в сарайчик. Вечерняя топка на последнем издыхании держалась, пришло время обновления огня, а топил в доме только сам отец. Хотя такого, чтобы остальным запрещал, не было. Топи, кто хочет. Но нет. Никто у бати любимое занятие не отнимал, даже не покушался.

Володька тоже оделся, бриться не стал, чтобы опухоль на щеке не сердить лишний раз. Допил здоровой стороной рта простоквашу из кофейника. Там кофе не варили сроду, а под простоквашу, ну, просто идеальная была посудина. Пропустил как-то не очень тёплую простоквашу мимо зуба и тоже пошел во двор.

Над старой его Валентиновкой, которая в бумагах районных двадцать лет уж звалась совхозом «Восточный», висела изумительно синяя синева, окантованная по краю земли розовой тысячекилометровой дугой. Было в красоте небесной и розовое от восхода, и тёмно-сиреневое, последние блики ночи, и бесцветное было в середине купола, прямо над головой. Так виделась утренняя прозрачность воздуха и чистота бесконечности.

— Ах, ты ж, так твою! — ласково и громко произнёс Володька набросив голос свой на всё совхозное утро. — Это ж надо ж!

И в соседних дворах от восклицания его вздребезнулись и виновато заорали разноголосые, но одинаково виноватые петухи. Проспали они рассвет.

— Чё сёдни делать будете-то?- крикнул отец из сарайчика, кряхтя и отдуваясь от угольной пыли.

— Косить. Чего ещё? На третьем озере, на Щучьем. — Тоже крикнул Володька Токарев и словил в рот грубого как рашпиль холодного воздуха, впившегося в зуб. Пришлось нагнуть голову к воротнику фуфайки и шарфом пригреть щёку.

— Вот же вам делать не хрена! Вот же не сидится никому по домам. — Отец выбрался из сарайчика, отряхивая блестящую пыль антрацита. — Раньше скажешь, что поехал косить, то я понимаю. Лето. Время покоса сена, а осень — хлебная уборочная. А щас, гляди, декабрь. Серединка самая. А они опять – косить. Косари, ядрёна мать!

— Чего б я насмехался? – возразил бате Володька, прижимая шарф второй ладонью. — Раньше, пять лет ещё тому — простаивала техника. Трактора, косилки. Какой был коэффициент использования зимой? Нулёвый. А сейчас вон и деньги домой несу, и трактор не ржавеет на изморози. Развиваем экономическую эффективность. Сам директор сказал. Во!

— Ну, ну…Грамотный. Эффективность, — Николай Антонович задел сына угольным ведром и пошел к печи. Обеспечивать близких теплом и покоем.

Володька разозлился, что впустую холод ртом хватал. Отец так и скрылся в доме с ехидной улыбкой. Не убедил он батяньку. Плюнул Токарев под ноги и побежал сперва через огороды до грейдера, с него по лысой рощице к свиноферме, а от неё — по протоптанной механизаторами дорожке в сугробе — к воротам МТС.

Сколько бы ни ходил он лет этой дорогой, а всегда радовался тому, как три примерно поколения подряд обустраивали красивую жизнь у себя в селе. И рощу вырастили из осин, берез и елей, не срубили на дрова как соседи из Павловки. И модного асфальта «валентиновские» в меру настелили. На главные только улицы и на площади перед дирекцией. Деревня же. Не Нью- Йорк. А в деревне и воздух должен быть первозданным, природным, с вековым запахом пыли придорожной и травы, которая всегда вдоль колеи растет. Вот это запах! Душе радостно. А от асфальта дымом затухшим годами пахнет и почему-то перекаленной смолой. И в свои двадцать шесть лет уже без подглядок в газеты угадал Володька сам: почему много молодых срывается в город и работает там, где пофартит. Сматываются оттуда, где асфальтом все улицы закидали, где деревьев оставили так, для приличия, чтобы обозначить ими наличие скверов почти городских, со скамейками лакированными да урнами с вензелями. Оттуда бегут, где домов на двадцать квартир настроили, похожих на городские, но без цветов под окнами. Где дворцы культуры типовые, с застеклённым первым этажом и зрительным залом на тысячу мест. А это уже не деревня. Это – имитация города, плохая, пародийная. Но этого молодым ребятам вполне хватает, чтобы заразиться цветастой житухой городской, где и погулять интереснее, и поработать без деревенской тяготы можно легко. Короче, оригинал всегда лучше любой копии. Потому в окрестных деревнях почти все — старики. То есть, все. Кому за сорок.

А Валентиновка уцелела. Осталось деревней. И маленького клуба всем хватало, и танцплощадка деревянная, мелкой сеткой обнятая, юному народу нравилась. Тополя серебристые пробегали вокруг неё и уносились двумя рядами на все сельские улицы. А на них у каждого был свой дом, не скворечник неуклюжий, как у соседей. В котором жил народ без удовольствия.

Потому из Валентиновки не сбегал никто. И совхоз, укреплённый силами и шустростью молодых, был всегда передовиком.

— Когда человек на своей земле не временный, то он и работает всласть, — объявил однажды на каком-то митинге директор Мухин Данил Иваныч.

Володька почему-то это запомнил крепко. Главное — нигде и ни в чем не быть временным. Вот это врезалось в нутро.

Каждый день, добираясь до машинной станции думал Володька о разном, что успел увидеть, а то и хватануть от жизни. Он, может, и побольше успевал поразмышлять, если бы дорожка вела к центральным воротам метров на сто влево. Но работяги давно уже втихаря, ночью безлунной, ломами продолбили в бетонном заборе дыру, куда легко вошел бы двухметровый, в меру толстый механизатор. Каких, правда, в деревне и не было никогда. У дыры имелся и ещё один плюс. Выныривая из неё, каждый шофер или тракторист упирался носом прямо в Доску показателей, а, отвернув взгляд вправо, упирался взглядом в Доску Почета. И это стопроцентно помогало всем переключиться с домашнего настроя на трудовой. Володька Токарев привычно оценил на пятёрку своё место на Доске Почета:

— Вот тебя я сегодня сделаю как ребёнка, — сказал он фотографии Вити Гаранина, вечного передовика, глядевшего в объектив скромно, но строго.

— Что, Вовка, поправился? — спросил бригадир Санин, без интереса обследовав Володькину лоснящуюся щёку. — Зря ты ешь одной стороной. Надо и другую тренировать. Вот такая будет ряха.

Он нарисовал двумя руками в воздухе здоровенный круг.

И громко, не по-утреннему, захохотал из уважения к своему чувству юмора. До того звонко заливался минут пять бригадир, что метров в двадцати отозвалась ему дребезгом пустая цистерна из-под солярки.

— Зуб схватило, — небрежно, по-мужски, сказал Володька Токарев. — Нехай саднит. Не тресну. Где сегодня камыш режем-то? Хочу Гаранина сегодня наказать. Зубу удовольствие доставить.

Бригадир Санин почесал подбородок спичкой.

— Ну, наказать оно может и не выгорит, а рискнуть — рискни. Прояви бодрость.

— Поглянем попозже, — с натугой растянул губы в улыбку Токарев — А то и накажу! Чего мне!

Санин ещё раз почесал спичкой подбородок, глянул на часы и сказал тихо.

-У нас сегодня директор с парторгом на лёд поехали. Проверять будут, сколько мы нарезали. Работа не раньше десяти начнется. Мешать им зачем? Пусть считают. К десяти и двинемся. А ты пока двигай к Тихомирову в больничку. Ещё восьми нет. Пусть он зуб твой выдернет. А то не лицо, а тыква натуральная у тебя. И воспаление на другие зубы перекинется. Тогда не скоро на трактор сядешь. А Гаранин процентов набьёт на тройную премию. Давай, не чешись. Дело серьезное — больной зуб.

Минут через десять Володька Токарев уже скрёб веником валенки до полной сухости на больничном крыльце.

Доктор Тихомиров, молодой парень лед тридцати с небольшим прицепом, шесть лет назад приехавший в Валентиновку после гибели жены по направлению Облздрава, вправлял на кушетке руку слесаря Никишина в плечо. Вывихнул, когда закручивал в тиски заготовку для треснувшей карданной сцепки на Газ-51.

Никишин кряхтел для порядка, обозначая покорность врачу, а Тихомиров говорил ему что-то радостным, полным уверенности голосом. Он вообще был счастлив лечить кого угодно от чего ни попадя. Потому как не повезло Тихомbрову с заболеваемостью и травматизмом в Валентиновке. Болел тут народ редко, а под увечья попадал ещё реже. Потому Тихомиров большую часть дня читал какие-то книжки, стопкой сложенные за серебристым стеклянным шкафом, где в идеальном порядке ждали болезных пузырьки, ампулы, таблетки, ножницы, шприцы и скальпели. Книжки, подсмотрел Володька летом, когда проволока на сеялке соскочила как пружина и разодрала ему спину почти до рёбер. Доктор за пятнадцать минут рану подлечил и заклеил крест накрест пластырем над марлей. Тогда как раз и разглядел Володька, что там на обложках написано. Какая-то социальная психология, политэкономия, основы научной организации труда и рассказы Чехова. Ну, много чего ещё, плюс медицинские книжки.

— Привет, Токарев, — отвлекся доктор. Надежды на то, что придется с Володькой серьёзно поработать, не чувствовалось в голосе его. А глянул-то мельком, без особого внимания. — Каким ветром задуло ко мне?

— Зуб, стервец, — без выражения доложил Токарев Володька, чтоб не терять мужицкий образ крепыша, презирающего мелочи-болячки.

Никишину он плечо поправил так, что Васька сразу начал махать рукой и бодро воткнул руку в рукав телогрейки.

— Спасибо, Иваныч, — пожал бывшей больной рукой Никишин здоровенную лапу доктора.

— Нормально всё. Давай, не шустри там особо, — строго молвил врач напуnственную короткую речь.

— Ну, прыгай в кресло! — подтолкнул он Володьку. И добавил весело. — Мы его мигом загасим.

Ему было радостно от того, что работа есть. Ему было совершенно всё равно, что на человеке править. Зуб, руки, ноги, желудок или кишки. Он и роды принимал так, будто лет пятьдесят трудился акушером. Но, что самое забавное — вылечивал Тихомиров все, всегда и всех. Как это он работает сразу и зубным техником, гастроэнтерологом и гинекологом — никто вообще не вдумывался. Умеет и ладно. Хорошо же!

Он укрепил Володьку в кресле, вколол ему безболезненный укол в десну, минуту что-то там во рту делал и выбросил зуб в маленькую белую урну.

Володька понял, что уже ничего не болит и сказал сдержанно:

— Надо же. Ну, ты, Иваныч, доктор Айболит. Чудеса!

Тихомиров на комплимент не обратил внимания. Он приказал Володьке с кресла пока не вставать, а сам сел на подоконник.

— Слушай, Токарев, — он вращал меж пальцев старый скальпель. — Ты ведь тоже на озёрах камыш косишь?

— Ну, — ответил Володька, разглядывая сверкающее вращение скальпеля. — А чего?

— Ну тогда ты своим всем передай, чтобы они директору сказали. Что на всех вас и на начальника нашего я написал три жалобы: в обком, в прокуратуру и в Алма-Ату. В Совет министров.

— Жалобу? — поразился Токарев Володька. — А на фига? Мы ж ударно косим. С перевыполнением. — Нас награждать надо. А ты — в прокуратуру. Ты чего, Иваныч?

— А того, — перестал вертеть скальпель Тихомиров. — На кой ляд вы его столько нарезали? Я бумаги видел у экономиста. За чернилами к нему ходил недавно.

Это ж весь город Кустанай можно забором из ваших матов камышовых в два ряда огородить. Куда его деваете на самом деле?

— Ну, честно если, то неважно стали брать. Раньше дома все камышитовые ставили. Теперь кирпич — король стройки. Ну, на складе у нас лежит тысяч шесть матов. Из Суховки заказали на той неделе пятьсот. Из Затоболовки на ограду вокруг конезавода тоже тысячи две забирают на днях. Пока всё. Зима же. Весной ещё кто-нибудь купит тысячу-другую.

— Копейки стоят маты? — спросил врач.

— Ну, ясное дело. Не золото. Даже не кирпич. Да деньги хоть и маленькие, а в кассу капают. Так по капле и набирается…

— Ни черта там не набирается, — Тихомиров вдруг разозлился. — Вы хоть весь свой запас за раз продайте, так на те деньги даже «Беларусь» трактор не купишь. Не хватит почти половины. Так на кой чёрт вы его режете со льда, камыш?

— У нас экономист думает. И директор. Значит, есть у них хозяйственный расчет. — Володька Токарев смотрел на доктора с любопытством. Косили камыш уж лет пять как. А кроме врача никто сроду не мучил себя вопросом: зачем режем его так много?

— Про то, что вы срезали я уже молчу, — успокоился Тихомиров. — Я про тот камыш, который живой ещё. Вот на озере Восьмерке далеко он от берега уходит?

Восьмеркой звали огромное озеро, которое в одном месте от берега до берега перемыкалось косой песчаной.

— Метров на сто, — прикинул и сам удивился Володька Токарев. — Летом рыбачишь — не продерёшься на лодке. Плотный сорняк, камыш этот.

— Сорняк? — подпрыгнул на подоконнике доктор, выдернул из заднего кармана брюк папиросу «Север» и закурил, нарушая все суровые инструкции. — Вот я потому и написал не в Минсельхоз, чтобы гербицидов нам дали побольше. А, я, вишь ты, в прокуратуру, в Совмин. Какой это к маме родной сорняк? Вы что, все так думаете? С директором говорил — он тоже как попугай повторяет: «сорняк, сорняк!» Вы ведь уже пятую зиму косите?

— Лично я – вторую, — Володька выбрался из кресла и сел на корточки перед окном. — Но видел и помню когда начали косить. Меня просто не брали тогда по молодости. Провалиться можно. Смотря какая зима, какой лёд.

— Ну так ты мне тогда и скажи, — доктор закурил вторую и приоткрыл форточку. — Куда делись с озера Казаринского те же самые казарки? Они ж табунами плавали и летали. Они жучков отлавливали, которые карася гложут и карпа. Водоросли едят тоннами, которые мутят и отравляют воду. Яд в них слабый. Но прикинь, озеро-то большое. А ондатра, которой здесь пять лет назад невпроворот было, — куда пропала? А она рыбу ела сорную и больную.

Ты зайцев когда на озёрах видел последний раз? Их что, волки сожрали? Нет, это вы, передовики, почти всю живность из озёр вытравили. Лисы тебе попадались на рыбалке, корсаки, змеи водяные?

Вспоминал Володька, взяв голову в руки. Он же хорошим рыбаком был. Любил это занятие.

— Да… Как бы так. Рыбы тоже стало меньше. Щуку выбрасывали раньше как второсортную. Сазана ловили, карпа, Окунь был шире ладони. На Восьмерке

лещ шел, как лапоть. Толстый, высокий. Краснопёрка, чебак. Да… А куда они делись? Я и рыбачу сейчас редко. Клёва почти нет.

Токарев Володька, освобожденный от боли зубной, думать стал быстрее и внятней.

— Получается, что мы им всем жизнь ломаем?

— Природа никогда не делает лишнего. Тем более того, чего делать не надо, —

Тихомиров поморщился и ткнул окурок в каблук импортного сапога. — Я шесть лет назад приехал и только любовался тучами казарки на воде да в полёте. Специально ходил. В городе этого нет. Зимой по пороше на льду идешь — каких только следов не увидишь!

— Чего-то я и не задумывался, — вспоминал Володька Токарев, — так ведь и не переживает никто. Ни директор. Ни народ. Ну, нет ондатры, да и бог с ней. Не баран, шашлык не сжаришь. Чего-то и не слышал я таких разговоров: а пошто, мол, вокруг четырёх из девяти наших озер пусто стало? Выходит, мы сами всю живность вытравили?

— Я егеря Потапова из Савеловки лечил на той неделе. Глаз он веткой поранил. — Так он мне такое показал! До сих пор волос дыбом.

— Браконьеров наловил?- про браконьеров Володька сжатыми губами спросил. Скривился. Не любил он эту вонючую публику.

Доктор грустно улыбнулся.

— Браконьер — ангелок, ягнёночек невинный по сравнению с вами, передовиками и победителями соревнования. Это вы вместе с директором и прислугой его профсоюзной как кувалдами лупите по весам природы, которые, если к ним не лезть — в равновесии всегда. Мы вот болеем, когда ослабевает сопротивляемость организма. Когда баланс, равновесие организма разваливается. Ну, так и природа тоже! Мы ведь копия её. Ей созданы и благодаря её здоровью сами здоровы. А начнём ей на горло наступать, так и самим хреновины всякой выпадет — мало не покажется. Как врач говорю!

Володька Токарев надавил теплым пальцем на окно и прогрел проталину. Через маленькое отверстие в изморози в кабинет заглянула улица. Кончик ветки березовой, дрожащий на ветерке как ресницы плачущей женщины.

— Деньги получаем. Да, блин. Грамоты тоже. В газете про нас писали, что мы и зимой не спим по хатам, а делаем государству нужное дело.

— Да чего ты со своим государством!- Снова разгорячился Тихомиров.- На вот, гляди. Егерь оставил мне две бумажки. А у него таких — пара десятков. Не меньше.

Он достал из ящика стола два документа с печатями, на каждом из них было по три росписи.

— Это вот решение райисполкома о запрещении выкоса камыша на озерах и прочих водоёмах с целью охраны окружающей среды.

— Правильная бумага, — твердо сказал Володька. Бумажку на свет посмотрел. Печать была густая и не просвечивалась.

— А вот это — творение того же райисполкома. Тремя днями позже написанное. Читай.

— Разрешить хозяйствам выкос камыша в зимнее время в необходимых количествах для собственных нужд. — Мама родная, и подписи те же! Володька стал детально изучать печать и подписи. Они ничем не отличались.

— Как это? — прислонился, сидя на корточках, Токарев к углу кабинета.

— Ты лист не вздумай на зуб пробовать.- Засмеялся Тихомиров, врач. — Зуб только выдрали. Зfнёсешь с бумажки заразу и я тебя уже не вылечу.

— Не, ты-то как раз вылечишь, — тоже засмеялся Володька Токарев. Он смотрел на две бумаги и не видел ни печати, ни текста с росписями. Два белых листа так же ярко светились, как запорошенные снегом озёра пустые, без огрызков камыша, присыпанных метелями да буранами. — -Слушай, чего вся дичь почти уходит и рыба? —

Спрашивать было неловко, даже стыдно слегка. Коренной деревенский у приезжего из города про деревню расспрашивает. Позор же! Цирк на арене шапито. Приезжал сюда такой.

— Вот смотри, Вова, — доктор сел за свой стол и достал чистый лист и карандаш. — Я тогда у егеря тоже спросил, а в чем проблема-то? Камыш за три дня вырастает до прежнего состоянии. Это я читал, когда собирался лекарственные порошки из камыша делать. Корневищами в старину всё лечили. Выкопают камыш, корень сушат. Потом перемалывают. Мука, кстати, не хуже пшеничной. А мы, врачи, можем из этих корневищ лекарства делать, прямо хоть вот в таком кабинете. Причём почти от всех болезней.

— И что егерь? — Володька напрягся. Ждал чего-то шокирующего.

— Да что-что! — доктор написал первую строчку. «Мука, лекарства». — Не всякий камыш быстро растёт. Вот срезать его в воде — тогда да. Через неделю вырастет. Это ж тростник. А ещё рогоз есть. Он полезнее в корнях. Но дольше растёт. На вид не отличишь. Специалисты могут. А мы не умеем.

А вот когда его скосили по льду, да придавили сверху гусеницами — он ведет себя как простая трава. Скосишь её летом — быстро вырастет. А достань её из под снега и отрежь верхушку. Или сожги. Черта с два она весной куститься начнет. Так и камыш. Резаный в холодном льду он с воздухом уже никак не связан. А воздух и зимой должен в корни поступать. А тут вы его резанули, конец согнули, тракторами придавили. Всё. Воздух по стеблю не идет к корням. Потому и растёт он с горем пополам. Еле-еле.

Володька задумался и стал напряженно вспоминать, кого из животных и птиц он в последние годы перестал встречать на озёрах. Волков не стало. Они за зайцами приходили. А зайцы убежали неизвестно куда. Уток в прогретых телами полыньях тоже не встречал давно. Ондатра, прогрызавшая в самом тонком прибрежном льду норки и потом добиралась до дна, где и рыбку можно было выловить, и жучков разных — тоже исчезла. Раньше зимой рыбаки прямо посреди зарослей сверлили лунки и носили домой леща, окуня, чебака крупного, вообще перестали на рыбалку ходить. А чего ходить? Бестолку. Не клюёт рыба. Больше вообще ничего не вспоминалось.

— Вот возьму эти бумаги, да отчёты совхозные и поеду в область, — врач Тихомиров что-то ещё дописал и сунул лист в ящик стола. — Пусть сами кумекают, как это правая рука у ихних подчиненных сегодня пишет «запретить», а левая нога завтра рисует «разрешить». Вроде бы как будто кабинеты у них забиты недоумками, неучами и дураками.

— Жалко дичь. Озёра жалко, — грустно произнес Токарев Володька. И хоть стало ему совсем неловко трепать городского деревенскими вопросами, спросил: — Так наука как-нибудь объясняет, что не надо косить камыш-то зимой?

— Наука говорит, что нельзя делать что-то вместо природы. Леса жечь, траву на полях, камыш по льду резать. Родники закапывать на озерцах. Вместо самой природы с ней насильно ничего делать не надо. Нарушается экологическое равновесие.

— Какое-такое? – не понял Токарев.

— Ну, тесная связь всего живого в природе. Человек одурел уже от того, что он «царь зверей» и хозяин Земли. А природа-то не знает, что он царь и властелин всего, что на планете есть. Откуда ей знать? — Тихомиров открыл дверь и курить стал на улицу. Пациента ждал. – Лебяжье озеро за четыре года высохло. Пять метров глубина была. Теперь через него пешком ходим, на машинах катаемся. Так с него зимой косили четыре декабря. А в прошлом году в августе там и не стало даже лужи маленькой. Потому, что все пять родников возле берега задавили гусеницами. И вода пошла другое место искать. А вам чего? Деньги заплатили. Фотокарточки на доску Почёта прилепили. Почет. Уважение ударникам труда.

— Брось ты врачевать, — Володька поднялся, поправил одежду. То место, где был зуб, даже не напоминало о себе ничем. — Иди егерем совхозным. У нас и лесов полно, три речки, озера не все угробили. Иди, а!

Токарев пожал доктору руку и пошел в трактор. Тепло в нём было. Правильно сделал, что движок не выключил. Он ехал по своему следу и почти не глядел на дорогу. Перед глазами стояло бывшее Лебяжье озеро, где до зимы почти жили красавцы лебеди. Сейчас там такыр на дне и жухлая трава по берегам.

— Ладно, ладно, придумаем чего-нибудь. Есть же умные люди, помогут восстановить и озёра, и живность вернут..

На автобазе народ уже собрался и анекдоты травил. Грелись трактора, выкидывая в морозный воздух соляровые кольца.

— Тебе что там, пересадку сердца Тихомиров делал? – съехидничал бригадир Санин Иван Андреич. — Давай, надо косить ехать.

— Я не могу сегодня, — Володька отвернулся. — Мне в город срочно надо.

— Чего? — бригадир удивился.- Врач наш зуб не смог выдернуть?

-Во! — открыл рот Володька. — Выдернул. Но он попутно мне и операцию на мозгах сделал. Перевернул мозги как надо. Неправильно они в черепке лежали.

— Больно? — спросил молодой тракторист Шухов Петя.

— Зуб – не больно. Не заметил даже как он его. А вот мозги переворачивал — это да! Очень больно. До самой души и сейчас болит.

Он поехал в больницу и сказал Тихомирову.

— Ты в портфель все бумажки про озёра в портфель собери. А я за грузовиком сгоняю. В обком партии поедем. Вдвоём — оно легче буде с ними разбираться.

Через два часа они уже были в кабинете завсельхозотделом, показывали бумаги, рассказывали, злились и вглядывались в лицо начальника: — «Что решит государственный деятель?»

— Езжайте, работайте, — сказал заведующий.- Завтра комиссию пришлю. Остановим это безобразие.

Тряслись мужики по ухабистой трассе, но радостно было, не смотря на поганую дорогу. – Дело-то доброе сделали. Причем быстро, без волокиты привычной.

На следующий день никто из города ни приехал. И через день тоже. И через месяц. Вообще до весны не собралась комиссия в Валентиновку. И всё это время больно было душе Володьки

Токарева. Ну, а зуб зажил основательно. Вроде бы как и не болел никогда.

 

Станислав Малозёмов

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО

Рассказ

 

В субботу Прохоров Борис Васильевич как всегда пошел в баню. Жена на это святое дело дала аж трояк. Утро октябрьское было кислое как лицо супруги за неделю до его получки, грязь и сырость за ночь не подсохли, а потому после скучной дороги парился Борис Васильевич долго. В парной он не лез как молодые мужички на последнюю полку, где скручивались уши, и на самой верхней скоблёной серой доске можно было запросто поджарить яичницу-глазунью. Борис Васильевич соблюдал здоровье своё отменное для пятидесятилетнего человека, просидевшего двадцать пять лет в нарукавниках на стуле бухгалтера крупного завода. Он во всем, всегда и везде выбирал серединку. Чтобы ни в верх его не тянуло к недоступному, ни вниз не опускало до неприличия. Сидел он на среднем снизу полочке, где хорошо было как на пляже в Сочи при добром солнце и ворковании прибрежных солёных волн. В Сочи Прохорова Бориса Васильевича аж трижды засылал на двенадцать дней родимый профком. Потому, что он был очень хорошим, внимательным, вдумчивым бухгалтером и всегда сам угадывал, как округлять цифирь, чтобы начальству жилось без нервотрёпки и боязни неприятных разборок в главке.

После заключительного омовения здорового тела, а в нём — здорового духа, пошел Прохоров в буфет и с наслаждением употребил часа за полтора три бутылки «ситро» и штук шесть эклеров, что подняло эффект удовольствия от похода в городскую баню на уровень счастья  от сочинского пляжа и солоноватого ветерка с Черного моря.

Он медленно, упиваясь ароматом «Шипки», покурил на лавочке возле бани и пошел по магазинам. Это тоже входило в ритуал, потому, что в самых разных торговых точках Борис Васильевич был рад тому, что ему ничего не хотелось купить. У него было всё. Любимая работа, привычная жена и замечательная двухкомнатная квартира от завода, в которой кроме супруги он имел аккордеон, на котором с упоением учился играть много лет, и фанеру с электролобзиком, из которой он выпиливал несказанной красоты вензеля. Ими жена украсила всё в квартире. От подоконников до смывного бачка в туалете. Потому магазины он посещал как музеи, где любой наслаждается увиденным, но не имеет цели выпросить домой даже расписное китайскими каллиграфами блюдо для рыбы. Да, собственно, и денег-то Борис Васильевич не так уж много и зарабатывал. Все двадцать пять лет на одном месте в бухгалтерии. Два раза за все годы на червонец зарплату поднимали. И в карманах у него был каждый день законно выданный супругой рубль, из которого он выгадывал почти незаметный остаток. А он, остаток, со временем сбивался в очень приличную заначку, которую Борис Васильевич надёжно скрывал от жены в пустом чехле от фотоаппарата «ФЭД».

Обычно после экскурсий по магазинам Борис Васильевич домой приходил насупленный и мрачный, оседал на кухне, пил чай с сушками и с женой Галиной Анатольевной не разговаривал. А больше и не с кем было. Детей Прохоровы не любили вообще. Чужих, естественно. А потому и своих не завели, опасались их тоже не полюбить.

— Вот ведь парадокс, — мрачно думал он, хрустя сушками. — По телевизору смотришь — везде передовики. Там план перевыполнил, здесь и тут. А я вон летом пилки для лобзика неделю искал по городу. Но купил у спекулянта на толкучке. Срамота.

Сильно переживал человек. Не за себя. У него-то вровень всё. За страну обидно было. Огромная махина. Всех победила и уже к коммунизму подкрадывается. Через десять лет на всех великое счастье прольётся. Каждому по потребностям, а от него — сколько дать сможет. Праздник вечный. А ходили они с супругой недавно, галстук искали бордовый в мелкую полосочку под тёмно-синий костюм в мелкую крапинку. Так вот, нет таких галстуков. Даже в ЦУМе.

И вот этот тур по магазинам совершал он годами именно после бани. Нет, чтобы помыться и сразу домой. Так не мог он. Не хватало для равновесия души именно разочарования после большой дозы удовольствия. Равновесия не хватало. В общем, обошел он плавно универмаг, ювелирный «Агат», гастроном «Север» и уже на повороте к дому своему как всегда спустился в полуподвал. В книжный магазин «Художественная и документальная литература». Здесь было безлюдно и тихо как в аптеке, когда на  грипп не  сезон. Продавщицы по незанятости болтали в уголке о девичьих своих радостях и горестях. А одна, на выдаче возле кассы, перехихикивалась с толстым парнем в очках и при кожаном портфеле «дипломат», редкой в маленьком городе штуковиной.

Прохоров Борис Васильевич потоптался у стенда новинки, полистал «Справочник физики твёрдых тел при низких температурах» в новом издании, да пошел уже к двери. Но вот как раз в этот момент та, которая хихикала с толстым, имеющим «дипломат», нырнула под прилавок и книжку вытащила. Желтый перепёт и буквы с позолотой. Дорогая, ясное дело. А сама хи-хи да ха-ха и отдает книжку очкарику. Тот её мигом — в «дипломат», чмокнул девку в щёчку и вроде как собрался покинуть помещение.

Борис Васильевич оторопел и застыл в неудобной позе. Наклонившись в сторону подпольной сделки и приоткрыл рот от унизительного факта разочарования в советской торговле.

— Смотри-ка, она даже не стесняется. Вроде так и надо. А простой человек лбом бьётся, но Достоевского, скажем, найти не может. Да что Достоевского!

«Новые правила бухучета и счетоводческих операций» где взять? Надо, а нет нигде. Всё, надо полагать, в подсобках и под прилавками. Ладно…

Он секунду подумал, потом подошел и отсёк своим чистоотмытым

телом продавщицу от очкарика.

-Ну! — воскликнул он тихо и приторно. — Здравствуйте, добрый всем денёк!

— Здрассте! — моментально ответила продавщица, не успев изменить

приятельскую улыбку на служебную.

Борис Васильевич легонько поморщился. Чуть-чуть, чтобы только понятно было, что вот эти подприлавочные фокусы сто раз он уже видел и воротит его от них как гражданина и нравственного человека.

— Для себя, конечно, оставляли? Последние? А что было — всему городу распродали! — он аккуратно постучал по «дипломату» согнутым пальцем. — А то я гляжу — на полках нет, под прилавком навалом. Вот думаю, к заведующему, что ли, сходить? Так на кой он мне, заведующий ваш? Хорошая книга, она же лучше самого лучшего заведующего. Или я путаю чего?

Продавщица смущалась, прикрыв ладонью рот. А очкарик вскинул  «дипломат» на колено. Щелкнул кнопочками и достал эту книжку с золоченым названием. Он как-то заинтересованно и странно посмотрел на Прохорова Бориса Васильевича и подал ему книгу.

— Если Вам срочно надо – возьмите, — сказал он  так удивленно, будто Борис Васильевич был собакой, которую научили говорить и читать.

— Это «Поэтика древнеславянской литературы и устных сказаний», — произнес он с такой интонацией, с которой малого ребёнка знакомят в зоопарке с неведомым ранее павианом.

-А я, молодой человек, не из пустыни, не из безлюдной Сахары сюда забрёл, — съехидничал Борис Васильевич с удовольствием, но не глядя на книгу. — Сам вижу, что это не «Справочник электромонтажных работ. Их вон сколько всяких похожих. Половина магазина. А потому и интересуюсь, что «Поэтика». На что мне справочник?

Парень посмотрел на продавщицу жалостливо и сунул книжку обратно в «дипломат».

— Ладно, Катюха, пойду я. Два семинара в понедельник. Надо вникнуть в сказания древние. Дернул чёрт на филолога учиться. Лучше диплом зоотехника иметь. Зарабатывают они — я те дам!

Прохоров Борис Васильевич вывел его взглядом за двери, повернулся к продавщице Катюхе.

— Ну, так что, девушка? Пусто, небось, под прилавком. Последнюю выгребли?

Она, против ожидания, не стала выкручиваться а присела и поднялась точно с такой же книжкой в руке.

— Вот, — вздохнула она. — Это всё. Только я девочке из пединститута обещала оставить. Она просила очень. Экзамен у них по этой теме. Сегодня обещала выкупить.

— Э-эх! — Борис Васильевич взялся пальцами за виски и глядел на юную продавщицу серьёзно, тяжело глядел. — Тогда я совсем извиняюсь. Тогда, я так понимаю, мне не с вами надо сейчас говорить. А с заведующим. Вы не решаете вопроса. Этого вы не можете. А искусственно создавать на ровном месте дефицит, с которым вся страна борется, это — да! Это вы исполняете виртуозно. Как по нотам. Ладно, порешаем вопрос с руководством. Нет у вас возражений? Где тут оно  прячется от трудового народа?

— Тьфу-ты! — вырвалось у Катюхи, но с голосом она справилась, с эмоциями тоже. И она стала говорить медленно и спокойно. – Понимаете, товарищ, я , конечно, сейчас могу эту книгу вам продать. Но вы мне скажите честно — она вам просто позарез необходима? Книга, знаете, специфическая. Особенности художественных систем первых семи веков славянского литературного творчества…Стилистическая симметрия, метафоры, идиоматика. художественное пространство. Я для филологов откладывала, для студентов. Им без этой книжки экзамен завалить — почти сто процентов.

Борис Васильевич дослушал из вежливости и пошел искать заведующего магазином. Он поймал спешащую навстречу продавщицу и на ходу спросил.

— А где, голубка, у вас старшой отсиживается?

— А вот же кабинетик её. Идёмте. Вы же по делу?

— У меня на безделье ни времени нет, ни сил. Дела, дела, только дела!

За столом сидела неприметная женщина в серой вязаной кофточке, слюнявила палец и переворачивала какие-то талоны.

Борис Васильевич сунул два пальца в нагрудный карман, где солидные мужчины содержат удостоверения их высоких чинов, и два раза деловито кашлянул.

Старшая подняла голову и вопросительно сощурилась.

Я не надолго, — сказал он спокойным уверенным баритоном, на который долго настраивался. Пальцев из кармана не вынимал будто размышлял — доставать удостоверение или не стоит мелькать им по пустякам. — Насчёт книги я. Простой вопрос. Её вроде и нет нигде, а она есть. Сами догадываетесь, где её держат. Народу не найти. Но если вам сложно, т       о я могу и через управление торговли. Но суббота сегодня. Отдыхает управление. Да мне, собственно, и не хочется их по пустякам тревожить. Из- за одной-то книжки.

— Что за книга? — спросила девчушку старшая, послюнявила палец и стала листать талоны дальше.

«Поэтика», — продавщица улыбнулась. — Ну, нам их девять штук всего выделили. Студенты друг у друга берут на пару дней, выписывают, что надо.

Я два месяца её ищу, — прижал левую руку к сердцу Прохоров Борис Васильевич. — Ой, что Вы! Больше уже.

Старшая снова оторвалась от талонов и как-то опасливо глянула на Прохорова.

— Скажи Валентине, пусть даст.

Борис Васильевич вернулся туда, где стояли Катерина и Валентина.

— Валь, Зинаида Васильевна сказала  дать одну «Поэтику».

— Ну, вот! А сколько пошумели из-за пустяка, — улыбнулся Борис Васильевич.

— Рубль девяносто, — сказала Валентина и выбила чек. И улыбнулась тоже. Легко. Безвредно.

— А вы говорите — студентам. Да в библиотеках, небось, на «Поэтиках» этих пыли — в палец. А тут выколачивать приходится через руководство. Не по-советски это, девушки.

Он взял сдачу с двух рублей, уложил книжку в сумку подальше от мыла, между мочалкой и веником. Попрощался вежливо да домой пошел.

— Вообще-то надо было фамилию записать, — лениво мыслил он. — В Торге за такие дела  приголубили бы. На минус тринадцатую зарплату.

Дома было тихо. Пахло котлетами и жареной картошкой. Жена подшивала наволочки и пела что-то старинное, заунывное. Борис Васильевич пошел на кухню, согрел чай и сел к окну. Настроения не было.

— А чёрт его знает, чего мне надо? Кто меня всё время в бок пихает? — он принёс сумку. Мочалка всё же «Поэтику» малость подмочила. Но страницы не склеились.

— «Элементы реалистичности обычно сочетаются не только между собой, но и с элементами реальной же интерпретации передаваемого»

Закрыл книжку. Перевернул той стороной где цена и постучал себя по лбу.

Вышла жена с наволочкой. Поглядела на «Поэтику» и без выражения узнала.

— Опять про собак, что ли?

— Сама ты… — глотнул чая Борис Васильевич и бодро шлёпнул книжкой о коленку. — Про древнюю литературу. Нашла собаку, тоже мне… На, отнеси туда, где все лежат. Там уж штук десять есть точно.

— В чуланчик, что ли? — уточнила супруга, зевая.

— В чуланчик, в чуланчик, — Тоже зевнул Борис Васильевич Прохоров. Хорошая была банька. После такой всегда поспать часок хорошо. Он крепко зевнул ещё раз и отхлебнул из чашки.

Слышно было как жена снимает с полки пылесос, убирает молоток, банку с гвоздями и  шепчет себе под нос:

— Ну, куда он их набирает! Читатель. Тоже мне… Берёт и берёт. За три рубля, за пять вон ту купил. Это ж четыре кило колбасы хорошей. Горе моё! Вон их уже сколько. Да, штук пятнадцать! Рублей пятьдесят — коту под хвост! А читать некогда. Когда ему при такой работе читать?

Борис Васильевич поёжился и отхлебнул глоток побольше.

 

СТАНИСЛАВ МАЛОЗЁМОВ

ГОРЬКО

Рассказ

В деревне так говорят: — «Как свадьбу сыграешь — такую семью и получаешь».

Потому на селе женятся и замуж выходят весело, радостно. Гостей много – значит, семья крепкой будет. Ничем не взорвёшь, не сглазишь и дурной молвой не погубишь. Еды должно быть столько, чтобы в гостей она уже через пару часов не влезала, а самогона с водкой самый достаток — когда к концу свадьбы самостоятельно ходить могли бы только более аккуратные в общении со спиртным женщины и не знакомые с «дурман-питьём» малолетки.

Гармошки должны быть. Через  древние проникновенные  голоса их из прошлых времён на молодую семью благодать снисходит. Так старики говорят, которые всегда знают, что и когда надо сказать. В общем, много, всё не перескажешь, разных своеобразий и ритуальных обязательств у правящих свадьбой избранных. Кроме поставленного законно тамады на гулянье  втихомолку «правят бал» отдельные граждане из числа познавших правила жизни до глубин глубоких.

И вот они с утра уже управляли всеми процессами, от правильной расстановки столов до украшения алыми лентами большой, уложенной дощатыми щитами площадки, куда сносили подарки приглашенные.

В общем, в конце сентября 1968 года, сразу после уборки урожая, в последнюю пятницу, собирались стать дружной, на любовь опирающейся семьёй, Илья Пилкин, комбайнер, и знаменитая на весь район доярка Нинка Мятлева.

Вот когда застольная свадьба уже началась — всегда все правильно и всё как надо. Без сюрпризов и неожиданных недоразумений. Когда положено — орут «горько», тосты произносят по ранжиру. Сперва самые уважаемые, потом родители, а после них уже нетрезвые односельчане. И музыка тебе во время, и драка — когда положено, и невесту воруют всегда в нужный момент. Строго по графику, Часа через два, кстати, потом находят слегка пьяную да весёлую и жених её выкупает. Всё на свадьбе деревенской здорово, от души.

А вот перед ней — суета безобразная, разброд, шатания и сплошные нестыкухи. Вот, скажем, Нинке Мятлевой платье подвенечное сшили за полтора часа до торжественной регистрации в районном Дворце молодоженов. Нинка с утра обильно поливала всё окружающее трагическими слезами в холле районного ателье индпошива первого разряда, а тётка её по отцу, Галина Аркадьевна, билась за правоё своё дело с заведующей ателье.

— В квитанции, вот она, бумажка ваша, сказано, что готово будет к двадцать второму. А сегодня какое число, а? — прошибал обитую коричневой кожей дверь кабинета похожий на визг циркулярной пилы тёткин голос.- Вам с директором облбыткомбината хочется на его ковре поплясать в кабинете?! Так я организую вам это развлечение за полчаса. Это, конечно, если вы сейчас же не включите все свои потаённые резервные скорости, не найдёте быстренько заказ и через пару часов кралю нашу не украсите той моделью, какую мы с вами месяц назад выбрали! Излагаю доступно? Вот телефон Василия Степановича, областного вашего царя и бога.

Тетка Галина Аркадьевна потрясла открытым блокнотом перед носом заведующей, после чего всё прекрасным образом воплотилось в идиллию быстрого и качественного обслуживания. Подавленная темпераментом и уровнем знакомства Галины Аркадьевны, заведующая вместе с ней стала  в темпе грандиозного аврала метаться от закройщиков к швеям, в кабинет для уточнений и снова по тому же кругу.

— К двадцать второму, значит к двадцать второму! — добивала тётка заведующую, Субботину Н.Г. Как докладывала табличка на её кабинете. — А вот как вы работаете, так племянница моя может запросто и без мужа остаться!

— Ах, вы мне ещё до свадьбы начали нервы грызть! — скажет жених наш. Вот такой парень, скажу я вам! А потом вообще со свету изничтожите! Тьфу, скажет, на вас! И прав будет.

От этих несуразных предположений Галины Аркадьевны жених, Пилкин Илья, сидевший там же, на подоконнике под сенью десятилетнего фикуса, нервно бледнел и мысленно грубо выражался. Но вслух произносил тихо, чтобы никого не отвлекать.

— Ну, ты ж глянь, чего она такое несёт, чего она, дура, лепечет! Это ж надо такое сморозить, что я из-за какого-то платья скажу «тьфу на тебя, Нинка, и на всех вас тоже тьфу!»  Да по мне ты хоть в фуфайке регистрируйся! Какая разница!?

— Правильно, в фуфайке!- временно прекратила рыдать бегающая с тётками невеста. Как расслышала?  Загадка. — Когда сам в финской тройке, по блату из города доставленной, то ты, жена без трёх минут, хоть в пододеяльник завернись с поясом от рабочего халата — сойдет ему. А люди что скажут? Что у Мятлевых  для дочки денег нет на модель французскую, не всем доступную?

Вообще-то Нинка хорошая была, мягкая, культурная, покладистая и добрая.

Но тут же случай-то какой! Единственный в жизни! Регистрация брака. Торжественная! И гулянка свадебная с самыми распрекрасными гостями. Стресс! Нервы плавятся просто. Но, хорошо, заведующая оказалась умная, к доводам Галины Аркадьевны прислушалась чутко и дала указание — платье доработать в присутствии заказчицы и её, Субботиной Н.Г. Начальницы строгой и справедливой.

Тут же будущую супругу Ильи Пилкина начали всячески тискать в пределах трудовой необходимости три немолодых закройщика. Они вдоль и поперек по нескольку раз изъездили сантиметровой лентой крепкую фигуру Нинкину, крутили её перед собой как пустой стакан вокруг своей оси и даже на табуретку её один раз вознесли. Так, видно, требовалось для ускорения шитья. Потом примерки пошли. Нинка с лицом ошалевшей козы, потерявшей родное стадо, носилась раз пятнадцать за бархатную ширму, где пряталось большое зеркало, после чего её ещё с часик перебрасывали от закройщика к  портному, от него к вышивальщице, которая нитками такого же цвета делала снизу вверх красивые рельефные узоры. Потом — снова за ширму и опять — по кругу. Наконец, когда у всех, кто вершил красоту, да у самой Нинки и даже у Галины Аркадьевны и у жениха глаза вылезли на лоб от ожидания, старания и сотен перебежек – тожественное платье было готово.

В половине третьего молоденькая швея, возле машинки которой стоял воткнутый в кусок пластилина флажок с вышитым словом «лидер», мелкими стежками вручную прицепила прямо в начале декольте роскошный бант с розовым отливом, все счастливо заулыбались. Работники ателье, видимо, установили какой-нибудь яркий рекорд скорости качественного пошива. Жених с невестой светились как самые яркие звезды небесные — тоже понятно почему. А Галина Аркадьевна, тётка невесты излучала лицом радость, поскольку добилась своего и, главное, доброе дело сделала. А это с ней случалось довольно редко. А и действительно: радостной красоты и удивительно приятного фасона вышел наряд невестин.

-Я его потом подрежу, перекрашу в голубое и буду в нём с тобой в город ездить. В облдрамтеатр, — шепнула Нинка пока ещё жениху Пилкину Илье.

—  Во, дурная-то! — ласково оценил мысль невесты Илья и пошел на улицу к машине, запутавшейся в лентах, бантах и воздушных шариках. Шофер отцовской «волги», он же — брат Нинкин Славик, упоительно дрых на заднем сиденье, схоронив лицо под газетой «Известия»

— Жениться мне, штоль? — с удивлением рассмотрел боевую раскраску машины Пилкин Илья и сел на живот другу Славику. — Отдашь сеструху за меня, Славян? А я тебе свой мотоцикл покататься дам. На целый час. А? Отдашь?

— Перетопчешься, — проснулся Нинкин брат, потягиваясь и складывая газету вчетверо. Чтобы почитать в свободное время. От всего. От работы, ото сна, свадьбы сеструхиной, да и других напастей.

Илья со Славиком выросли лучшими друзьями с самого горшочного возраста. В Алданском совхозе на улице Пушкина в домах двадцать четвертом и двадцать шестом. Отцы их тоже дружили по-братски с войны. В пехоте в одном взводе — все четыре года. Не убило обоих и поехали они жить в деревню, где деды раньше жили и прадеды. В Алдановку. В совхоз Алданский. Это его с пятидесятых теперь так зовут. Между дворами не было забора и всё, кроме жён, было у друзей, прошедших без ран и смерти жуткие военные дороги, общее. От чего оба они испытывали гордость и удовольствие.

Славик с Ильёй были всегда вместе. Нинка, родившаяся на четыре года позже. обоих считала родными братьями с того дня, когда научилась ходить. И носило её всюду, куда решали пойти, поехать на велосипедах, поплыть на лодке или покататься между вагонами от станции Алданская до вокзала городка Шатёрск и обратно. Сообразила Нинка, что Илья чужой  поздно почему-то. Годам к шестнадцати. В связи с этим внезапным открытием у неё на три года так испортилось настроение, что обиделась она на Пилкина за невольный обман и стала его презирать, ненавидеть и испытывать к нему острейшее отвращение. Она завела дневник и всё, что думала о лжебрате скрупулёзно туда вносила. Попутно все заметили, что стала Нинка дерзкой, ехидной и своевольной. Делала, что хотела. Родителям хамила мимоходом, а в школе хоть и училась хорошо, но учителей истязала тем, что злорадно и напоказ нарушала школьные правила. Губы красила, форму не носила, слушала на географии, например, музыку из транзисторного приёмника «Романтик», ну, и так далее и тому подобное.

А вот после девятнадцати что-то в душе нежданно взорвалось, и открылось после взрыва Нинке неожиданное: настоящий брат Славик навсегда братом и останется, а вот Пилкин Илья, который ей никто и которого она презирает за всё сразу — вот он может однажды взять, как шутили в деревне, все свои ноги во все свои руки, и исчезнуть из села. Унесет его к чертовой матери какая-нибудь очередная комсомольская путёвка, которые райком комсомола пачками развозил по деревням. И Пилкина Ильи, ненавистного, больше никогда в её жизни не будет. Это открытие потрясло пока не успокоившиеся гормоны Нинкины, заставило их кипеть и через край выплёскиваться в виде града слёз, которыми она три дня подряд, не вставая, смачивала сено в стогу за сараем. А на четвертый день сила неведомая сбросила её с сеновала и унесла к Илье, который во дворе перетягивал цепь на велосипеде. Нинка полчаса говорила ему самые гадкие гадости, после чего иссякла, заплакала неслышно и без слёз, да и прижалась к Пилкину Илье. Постояла, собрала в горсть всю дерзость, накопившуюся за последние годы, и призналась ему в любви таким тоном, каким могут произнести суду самые трудные последние слова приговоренные  к смертной казни.

А к свадьбе дело подошло как-то шибко уж обыденно. Вечером в предпоследнюю субботу августа отец Ильи Пилкин Николай Ильич помылся в баньке своей, приоделся в модные бостоновые штаны и поплиновую рубаху военного цвета «хаки», выкопал из старого тряпья в сарайчике бутылку столичной  и пошел к Нинкиному отцу Гришке Мятлеву. Ну, это он только для него и мятлевской жены Варвары был Гришкой. С женой он жил, с Николаем под пулями бегал и на пузе ползал ниже колючки, сливаясь с песком, травой и грязью. А для остальные алдановцев Гришка был только Григорием Егоровичем, главным человеком в Алданском. Директором. Уважаемым  за много лет и почти  родным. Только  Пилкину одному приходился он и не другом страшной, украденной войной короткой юности, и не соседом дорогим,

А второй своей половиной. И жена, с которой Мятлев жил в радость и с обоюдным удовольствием, никогда не возражала против такой расстановки приоритетов.

Вернулся Николай Ильич Пилкин через полтора дня, в воскресенье под утро. Он разбудил сына и, стараясь не уснуть стоя, высказался так:

— Иди, Илька, к своей и женись. Решенный вопрос. Это мы с Гришкой одобряем. Потому, что и любите вы друг дружку, и на морде у обоих нарисовано, что хотите вместе жить. Дом мы вам с Гришкой построим. Хотите — позади наших избушек перед огородами, а хотите — построим там, куда пальцами ткнёте. Ну, пойди к Гришке и подтверди, что он не против.

Он не стал ответа ждать, а чтобы жену не беспокоить прошел в пустую комнату, где хороший диван стоял, упал на него и растворился в хороших, конечно, снах.

— Батя, прям счас и бежать жениться? — зевнул Пилкин младший, пытался снова уснуть, но благословление отцовское, ожидаемое, кстати, сон отшибло всё равно. — А к дяде Грише мне зачем? Не на нём, чай, женюсь. И вместо сна стал он размышлять, где лучше место для дома выбрать. С этими раздумьями он аж до самых первых петухов дотянул.

А дней за десять до свадьбы сели все за круглый стол у Мятлевых в светлице и стали составлять список гостей. Угрохали на это дело весь вечер, но гостей набрали где-то всего под сотню. Фильтровать народ было труднее всего.

— Райком, мать его, запретил руководству совхозов устраивать пышные праздники. Стукнет, не дай бог, кто-нибудь, что я половину деревни собрал, да и поеду на бюро получать пинков за нескромность и партийную расхлябанность. А так бы я мог и всю деревню собрать.

— Да, по шее получишь. Директор же, — огорчился Пилкин Николай Ильич. — И меня подтянут до пары. Хоть я простой главный прораб стройконторы.

Короче, решили кроме родственников и близких друзей своих да жениха с невестой позвать передовиков, парторга, председателя профсоюзного и комсомольского секретаря и уважаемых деревенских стариков.

— Правильно, — сказала Нинка Мятлева. — Как раз человек сто и набирается.

— А потом самоходом народ попрёт как водится, — развеселился Пилкин Илья. — Так что ты, дядя Гриша, один пёс, попадёшь на разборки в райком!

— Чего радостный такой? — прикрикнула Варвара Мятлева. — Вот отменим к свиньям собачьм вам свадьбу и празднуйте её в городе, в кафе «Мороженое». Вам и на лимонад ещё должно хватить .Бутылки на три.

Все развеселились. Поболтали ещё часок на вольные темы да и разошлись довольные. Треть дела сделали. Теперь зарегистрироваться торжественно и свадьбу провести с размахом, чтоб гости надолго запомнили.

Утром женщины стали открытки пригласительные подписывать. Григорию из района зампред исполкома пригнал на Волге полную сумку хозяйственную. Там открыток чуть ли не тысяча была.

— Во даёт Сёма.! Провокатор! — Мятлев долго смеялся. – Думает, мы столько народа позовем, а меня потом на бюро! Вот жук! Хотя это он, видать, без задней мысли, от души.

Григорий Егорович раз пять перечитал список. Всё вроде бы нормально было в нём. Но какой-то нервный червь сомнения грыз душу и потому неспокойна была душа Мятлева, волновалась и тужилась подсказать хозяину, где он чего не додумал.

— Ё!!! — неожиданно он вкатил себе с размаха ладонью в лоб. — Ванина-то нет! Ванина забыли! Пиши, Варя, ему открытку! Нет, не надо. Я его лично по телефону позову. Это ж дорогой мне человек. Ангел мой хранитель. Не он бы, так..

— Гриня, угомонись! — Жена стукнула кулачком по столу. — Ты ещё на общем собрании расскажи, почему Ванин тебе дороже отца с матерью, упокой, господи, их души, дороже дочери да жены. Блин! Надо — звони иди. Но молча. Мы и так все знаем, что без Ванина агрономил бы ты сейчас в колхозе далёком и задрипанном. Если б, конечно, живой сейчас был…

Мятлев хмыкнул, пригладил волос и пошел в контору. Звать дорогого ему человека, действительно спасителя от беды неминуемой, на лучший из семейных праздников — свадьбу дочери.

Ванин, второй секретарь областного комитета партии — чин огромный по областным меркам. К нему на приём за месяц вперёд записываются. А в те годы, когда у Григория судьба резко крутнулась и понесла его вверх, сидел Ванин в кабинете председателя исполкома Покровского района. И это он после трех встреч с Григорием быстро сообразил, кто ему нужен в заместители. Да через месяц согласований забрал Григория Егоровича вот из этого самого директорского кресла в Алданском себе под крыло. А директором Мятлев как-никак, а седьмой год уже вкалывал и давно себе место среди самых уважаемых занял. А Ванин так технично надавил на него, что Григорий плюнул, да согласился.

— Если что, вернусь обратно. Кого после меня посадят — уберут. Моё это место.

Прежнего зама своего попросил Ванин начальство забрать инструктором райкома. Послушный был зам, но глупый и без искры в груди.

Перевез Мятлев семью в Покровку. В большой райкомовский дом. Работать начал лихо, с задором и потому с Ваниным скоро сложилась дружба. Не вынужденная рабочая, а мужская, настоящая.

— И чего тебя на совхозе столько лет держали? — искренне изумлялся Ванин после пары рюмок коньяка в конце рабочего дня. — Ты же минимум — районный масштаб. Минимум! А то и в области запросто потянешь лямку не короче, чем у завсельхозотделом.

Он действительно поражался тому как много Мятлев знал и мог. Реакции его мгновенной и точной удивлялся. Любое сложное дело Григорий исполнял так, будто кто-то сверху подсказывал ему на ухо — как и что.

И всегда светило бы над головой Григория Егоровича солнце ясное и ласкало безоблачное небо голубое. И перспективы манящие уже подогревались солнышком жарким и  авансом забрасывали порции радостного тепла в душу. Но было так год всего. Ну, чуть, может, больше. А потом внезапно для него самого, совсем неожиданно для Ванина и всех приближенных, включая жену, судьба Гришина простыла, приболела, закашлялась до полного задыха и стало ей на время всё равно, что будет с хозяином.

И сломала Мятлева за год  руководящая должность. Скомкала его охромевшая и больная судьба и выбросила из обоймы руководителей. Вбок, в сторону. Близко к помойке и отхожим местам. Да, впрочем, и многих других. Тех, кто не догадывался, что невинная с виду и обязательная  в среде руководящей забава — беспрестанная выпивка, одним не даёт заболеть и утонуть в бутылке, а других превращает почти в калек. Безвольных рабов «московской», «столичной» и пятизвездной отравы с красивым именем «коньяк армянский  пятилетней выдержки». Кого-то похожий набор после года искренней страсти к нему, гробил насмерть, кого-то просто опускал ниже колен тех, кто ещё недавно был позади по росту и хлипче перспективами. Мятлеву повезло, но относительно. Он не помер, а только опустился ниже всех пределов и с должности, как ни защищал его Ванин всюду, слетел.

И ведь как просто и легко оказалось уронить в грязь лицом даже сильного мужика. А Григорий и был сильным. Только вот, когда мотался он по хозяйствам с инспекцией или по другим делам, когда вопросы решал сложные на заседаниях и украшал собой всякие важные президиумы, то после них не принято было расходиться без обеда или ужина. Руководители всегда уходили куда-нибудь перекусить и «попить чайку». Это традиция была. Не блажь.

Не распущенность. Это было одним из незыблемых правил руководящего клана.

В те времена никто, наверное, не понимал, а, вероятно, что от учёных не долетали до народа утверждения, что алкоголь у кого-то почти  ничего не меняет в организме, а многих прихватывает за горло как клещами и обращает в раба своего. Которого истязает, мучает, лишает всего, превращает в калеку. Но

сам клещи никогда не отпустит. И человек превратится в ничто.  Которое не нужно никому. Кроме тех, кто догадается или выяснит у врачей, что пленник водки тяжело болен. И спасет его только медицина. Как и всех больных. С гастритом, почками и сердечной недостаточностью.

После «чайка», бывало, так худо становилось зампреду Мятлеву по утрам, что бился он лбом о стены, рвал на себе рубаху, не снятую на ночь, и клялся: ни в жизнь, никогда, ни с кем и  даже в день Великой Октябрьской  Революции не опрокидывать в горло первую рюмку. После которой будет и пятая, и двадцатая. И боль всюду. В душе, теле, сердце, печени и совести, если она ещё оставалась через пару лет активного питья.

Но как пломбир под июльским солнцем таяли клятвы Григория Мятлева под обиженными взглядами «своих». Райкомовцев, тружеников исполкомов разных, директоров совхозов, давно знакомых ему по долгой и непростой хозяйственной работе. Застегнуться на все пуговицы и стать живым непьющим памятником означало одно. Человеческого дружеского контакта с деловыми, нужными людьми точно больше не будет.

И вот пришло время «Ч», которое уже нельзя было ни изменить, ни перенести.. Стал зампред Мятлев после очередных посиделок вынимать из портфеля рано утром бутылку, которую из дома с собой прихватывал, когда по совхозам ездил. Закрывал дверь в гостинице-люкс на ключ и «поправлял здоровье». Стакана водки сначала хватало. Он бодрел, свежел и был как пионер готов выполнить любой завет мавзолейного вождя Ленина В.И. Но потом стакана стало не хватать и дела приходилось вершить под шафе. А получались они уже не так четко, быстро и умно. Пили в любую погоду «на капоте», когда провожали до околицы Григория Егоровича из подшефного совхоза, заглатывали почти смертельные дозы в баньках после солидных совещаний. Многие после этого деловито работали, выделяясь из не пивших вчера только красными глазами. А Мятлев однажды пошел ночью, когда у одного парторга дома собрались после совещания «на чаёк», в нужник. И пропал. Искали его до утра и нашли в поле. Километрах в трёх от села. Трое соседей парторга рассказали поисковой бригаде, что в пять утра он ломился во все двери. Забыл, откуда пришел. Просил водки или самогона. Одному мужику, у которого дома спиртного не было, дал по морде, а последний, механизатор Проскуряков, вынес ему четушку самогона, после чего заместитель главы района пошел в поле. Там он уснул, а когда его нашли, выпил самогон и обматерил всех совхозных руководителей за сволочное отношения к районной власти.

Кто стукнул в райком — неизвестно. Но после короткого разговора на бюро его тихо, без шума освободили. Ванин потом бегал к первому секретарю, в грудь себя бил, на поруки брал, клялся держать Мятлева под пристальным взглядом.

Но не уговорил.

— Бюро решало, не я, — сказал первый, не глядя на Ванина. — Пусть  завяжет с этим делом, раз организм её, проклятую, не выдерживает. Тогда приходи. Самолично назначу. Обещаю.

И начал Григорий Егорович снова от печки плясать. Вернулись они с женой Варварой и Нинкой в Алдановку. Варькины братовья денег дали на стройку кирпичного дома из четырёх комнат. За месяц и построили. Переехали когда ещё тепло было, в сентябре. Ванин из райисполкома позвонил директору совхоза новому и сказал, чтобы ему привели Мятлева на разговор.

— Слушай меня, Гриша. Жить хочешь? — сразу спросил он. Не поздоровался даже. — Тогда езжай сейчас в город на улицу Пролетарскую, дом 17, кабинет номер девять. Там Алексей Свиридов. Неделю поживешь в гостинице. А Алёша поставит тебе семь специальных капельниц. От него уйдешь и никогда больше пить не будешь. Если, конечно, сам решишь.

— Решил, — ответил Мятлев. — Спасибо, Сергей Данилович.

— Я тут до тебя с директором перетолковал. Будешь работать вторым агрономом пока. А там видно будет. Не переживай. Выберешься. Поможем.

Съездил Григорий Егорович в город на неделю и вернулся другим человеком. Вернее — прежним. Каким был до взлёта в исполкомовское поднебесье.

Стал Мятлев окончательно выбираться из болота, откуда его вовремя потянули Ванин с Алексеем. Рюмку на праздниках поднимал. Но символически. За год глотка не сделал.

— Ну, у тебя воля, Гриня! — удивлялась жена Варвара. — Как у космонавта.

— Сравнила тоже! — радовался вместе с ней Григорий Егорович. — Никакой воли. Не хочу — не пью. И не буду. Воля тут каким боком? Выпил своё с запасом.

Агрономом он поработал с полгода, а потом Ванин перебросил его заведующим шестым отделением совхоза. После того как заведующий Фёдоров уехал к сыну в город. И здесь Мятлев за год сделал из отстающего зернового отделения лучшее по совхозу. За год всего.

— Ну, вот, а ты боялась, дурочка! — долго смеялся в телефонной трубке Ванин.- Орёл! Мужчина!

И через неделю директор совхоза убыл в район управлять отделом в заготовительной конторе. А на Григория пришло из области обкомовское  предписание-распоряжение. Назначить его директором совхоза. Два с половиной года всего прошло. Такая малость. Сел Григорий Егорович в своё кресло, которое  новый директор не менял. Он вообще ничего не тронул в кабинете. Понимал, видно, что Мятлев сюда обязательно вернётся. Сел он, значит, в кресло, достал из правого ящика стола свой чернильный набор, пресс-папье, маленький портрет Ленина на откидной подставке. Поставил всё это туда, где раньше стояло. И заплакал. Хорошо, что не было никого. Засмеяли бы. Мужчины плакать не должны ни с горя, ни в радости. А тут как раз и Ванин позвонил. Поздравить.

— Давай! — сказал он — Дыши как дышал. А там видно будет. Ты всё же масштабный работник. Покрутись пару лет ударно — верну в район. Хотя самого меня через пару месяцев пересаживают туда, куда и  взгляд не дотянется, и шапка свалится. Аж вторым секретарём обкома партии. Во как, брат. А ведь не просился, не намекал.

— Спасибо, — глотая перегородивший горло комок, произнес восставший из руин и пепла Мятлев. — Спасибо душевное, что не забыли обо мне.

— Так мужик ты толковый, — серьезно закончил разговор Ванин. — Чего тебе пропадать по глупости? У нас у всех её полно. Только разная у каждого. Живи. Вкалывай. Меня не забывай тоже. Ну, привет семье!

Григорий стал чаще в район ездить. Крутился по всем серьёзным организациям специально. Изображал пустяковые потребности и просил всех подсказать решение. А на самом деле и надо-то ему всего было,  чтобы все его увидели живым, здоровым, деловым как раньше.

— Пусть видят, что я в порядке. Хуже никому от этого не станет. Спасибо Ванину.

Пять лет прошло. Ванин правил всей областью, Мятлев держал совхоз в тройке лучших. Урожаями поражал своими, качеством молока и свинины.

И прошлое утонуло. Григорий Егорович чуял нутром, как скребётся оно на волю, душу царапает, но рассуждал жестко.

— Это тебе, сука-водка, пожизненное заключение. Ты меня чуть не похоронила. А я, вишь ты, добрый. Упрятал тебя на задворки души, но пощадил. Убивать не стал.

В конторе Мятлев долго держал трубку «вертушки», настраивался. В обком звонить на самый верх — это вам не по-маленькому в сортир сбегать. Хоть и звонишь высокому, но другу, можно сказать.

Ванин взял трубку сразу. Обрадовался. А когда узнал, что Нинка замуж выходит, обалдел натурально.

— Да я же, бляха, её такой куклой помню. В кармане можно было носить! — Засмеялся он искренне, по-доброму.

— Я Вас, Сергей Данилович официально приглашаю ко мне домой на празднование свадьбы. Двадцать второго к восемнадцати часам местного времени. От имени молодых приглашаю и от жены Варвары. Вы запишите. У Вас столько забот в обкоме. Можно и запамятовать.

— А вот на календаре и записал. Это получается — через десять дней. Постараюсь, Гриша, вырваться. Спасибо за приглашение! Ну, Нинка! Ну, коза!

Всё. Жди. Благодарю, что позвал! Ну, пока. Отбой!

Десять дней мелькнули как скорый поезд мимо стоящей на переезде машины. Мгновенно. И уже вернулись с регистрации молодожены. Совсем другие люди приехали. Взрослые. Семья. Муж с женой. Нинку уже не стесняло непривычное пышное одеяние и фату она сдвинула набекрень. Прекрасно чувствовал себя в образе мужа и Пилкин Илья. В голове его струились невнятные пока ещё мысли о семейном счастье, а карман пиджака топорщился от твердой корочки свидетельства о браке.

Тёща со свекровью носились вместе с молоденькими девчонками от пятнадцатиметрового стола, стоящего посреди двора под брезентовым навесом. Бегали они до кухни и обратно, путаясь под ногами у серьёзных электриков, делающих  не просто освещение, а сложную праздничную иллюминацию. Потому на тёток и девчонок добродушно злились и покрикивали.

— Только сами не ешьте пока! А то народу не останется ничего!

— Кто ест? Сдурели вы, пацаны! — урезонила электриков Нинкина подружка Наталья, дожевывая кусочек окорока. — Нам нельзя. Мы ж на работе. Вы, смотрю я, лампочки свои не едите! А пора уже. Время ужина.

— Дура ты, Натаха! — радовались специалисты по электрификации. — Потому мы тебе дадим откусить только одну лампочку на сто ватт. Иди бегом сюда, а то прокиснет!

Весело было перед началом свадьбы. Радостно. Торжественно. Хорошо.

Славик, брат Нинкин, от души выспался на заднем сиденье «волги» пока буйствовала суматоха в ателье. Поэтому сил у него скопилось — девать некуда. И он тратил их на развешивание динамиков, из которых гостей будет заливать замечательная музыка. Магнитофон Славик пристроил возле розетки на крыльце дома. А вот динамиков всяких у него было штук пятнадцать, поскольку охмурил его пяток лет назад радиолюбительством совхозный киномеханик и вдвоём они собирали то приёмники, то передатчики, из которых делали рации для механизаторов и даже спаяли натуральный радиоузел в клубе. Из него на весь совхоз местная библиотекарша вещала утром и вечером о новостях своих да районных. А так же о всяких предстоящих событиях. От дней рождения до коммунистических субботников по облагораживанию родимой Алдановки. Так вот Славик придумал так сделать, чтобы музыка на свадьбе не с одной стороны долетала до последних столов, а окружала гостей. Чтобы весь празднующий народ ел, пил и радовался за молодую семью, находясь внутри музыки. Чтобы  проливалась она дождём прекрасных мелодий

Сверху, струилась снизу, как бы из-под земли, и как нежный ветер овевала народ с боков. Славика видели то на крыше, то на столбе возле ворот. Потом он залез в погреба — свой и соседский, поставил там по большому громкоговорителю, а в маленькие ямки, которые выкопал под столом и вокруг него, тоже разложил по динамику. Он радовался, что хватило провода и задумка реализовалась.

Вскоре пришли почти все деревенские собаки, которым ветер подробно доложил всю мясную кухонную программу. Собаки поменьше, суетливые и взволнованные сразу же стали беспорядочно бродить по двору, ласково заглядывая в глаза братьям своим большим и наступая им на туфли и босоножки. А крупные экземпляры такими глупостями не занимались. Они солидно расселись вдоль забора, подстелив под себя хвосты, и погрузились в спокойное ожидание. Они знали, что всем на праздниках огрызков достаётся столько, что хозяева их потом пару дней не кормят. Не лезет ничего в собак сразу после больших мероприятий с изобилием еды.

Мужчины возрастом от восемнадцати до семидесяти совместными усилиями истязали глубоко народную футбольно-хоккейную тему, а юные невестины подружки, не отвыкшие толком от школьной формы, торчали тонкими хворостинками посреди двора в неудобных пока «взрослых» платьях. Они как-то испуганно перехихикивались и сверлили завистливыми взглядами незнакомую взрослую женщину в потрясающем наряде и с лицом подружки Нинки Мятлевой.

После четырёх, с опозданием в рамках приличия, дружно подтянулись знатные люди, передовики производства. Механизаторы и животноводы. Все были в костюмах, украшенных всевозможными значками, медалями, а Ляпин, выдающийся комбайнер, имел на лацкане орден «Знак Почета». Передовики пришли солидно. Молча. И лица их отражали внутреннее состояние души. Состояние было уважительным и торжественным. Четверо из них несли огромную коробку, опоясанную почти по всей территории лентами. Ленты сходились в толстые пучки, зажатые в большие кулаки механизаторов.  Они аккуратно приземлили коробку перед площадкой для подарков и все свободные от дел подбежали и прочли надпись: Телевизор  «Рубин-102». В деревне было всего три телевизора. У Мятлева и ещё двух рекордсменов-хлеборобов. Но Илья с Нинкой не собирались жить у Мятлевых, поэтому подарку этому были рады больше, чем другим.

В пять часов общий невнятный гул перешиб скулящий стон тормозов директорского «УАЗика», хлопнули дверцы и окрестности расцвели от серебряных переливов  аккордеона. Это привезли клубного худрука Шевцова, присланного в совхоз по распределению, странного человека, который с радостью играл часами на всех больших праздниках, Но ни на одном из них не выпил ни капли спиртного, несмотря на творческую натуру и душевную утонченность. Играл он часа полтора, ни разу не повторившись. Богатейший был у худрука репертуар.

Около семи часов вечера Варвара, жена Григория Егоровича, вышла из дома на крыльцо и крикнула сестре мужа, плясавшей что-то цыганское.

— Аркадьевна, мы тут все в доме. Родители, значит. Тебя не хватает. Посоветоваться надо.

Надежда Афанасьевна Пилкина, и директор Мятлев сидели с усталыми лицами за круглым столом, уперев локти в розовую скатерть, а кулаки в подбородок. Николай Ильич пристроился на подоконнике и сосредоточенно грыз ноготь. Варвара села рядом с мужем.

— Чего думаешь, Галинка-малинка? — спросил её брат Гриша. — Удобно будет начать без Ванина? Или обождём-таки ещё маленько?

— Да ты что, Гриня! — воскликнула Галина Аркадьевна, описывая круг невдалеке от стола. — Почти сто человек во дворе, да за забором двадцать. Жених с невестой целоваться хотят. Аж не могут уже терпеть. Там уже горько всем гостям-то! Да и нажарили всего. Остынет потихоньку. Надо садиться да начинать!

— Ну, допустим, они-то нацелуются ещё. Аж надоест. Жизнь вся впереди, — тихо проговорила мама Ильи Пилкина Надежда Афанасьевна. — Тут другой вопрос. Людей чего мурыжим? Свадьбы так не делаются. Бестолково. Полный двор гостей. И семья такая ж будет бестолковая. Ни уму, ни сердцу.  Чего ждём? Большого начальника твоего? Шишку! Свадебного генерала! Да он, небось в областном театре премьеру с почетной ложи смотрит сейчас. Или в Москву срочно вызвали на ночь глядя. У них, у верховных, всё не как у людей. А мы тут над гостями измываемся. Не говоря уже про молодых.

— Он сейчас кем служит, Гриня? — Пилкин старший ноготь-таки отгрыз и выплюнул за окно. — Вроде как второй человек в области он теперь? То есть, занят под самое не хочу. Он, может, никак совещание со своими раздолбаями не закончит. Или с Первым секретарём великую думу в две мудрых головы думают

— Ага, как же! — вставила ехидно Галина Аркадьевна. — В сауне, небось, пиво пьют все областные командиры. Устали же за день. Горы сворачивали, реки вспять пускали. Умаялись.

— Вот ты, Гриша сам прикинь картинку, — Пилкин Николай разыскал на пятерне ещё один ноготь, чтобы погрызть. — Ну, будто не его пригласили, а тебя.

Ты ищешь и берёшь подарок, потом с трудом отбиваешься от неотложных забот обкомовских, прёшься почти за сто километров с улыбкой на лице, поскольку знаешь, что тебя очень ждут. Что гость ты почетный и долгожданный. Приезжаешь, а все кругом вдрызг, на столах объедки, парни по углам девок тискают, а молодые устали исполнять команду горько и удалились на время передохнуть. Одни объевшиеся собаки бегают и тётки-посудомойки. Во дворе — пьяные за столом, мордой в салаты воткнутые. Из трезвых только собаки вот эти и магнитофон на крыльце. Как себя чувствовать будешь? Почетным и долгожданным, или будто на тебя из окна ведро помоев вылили?

— Ты, Коля, прямоугольный такой! — обиделась на мужа Надежда Афанасьевна. —  Как дверной косяк. Разве ж в еде да в питье дело? Он что, пожрать едет, накваситься до зелёных человечков в глазах? Он уважение Грише выказал, когда согласился. Гриша у него в долгу по самый похоронный оркестр. До гроба в долгу. Кабы не Ванин, то и свадьбы сейчас не было. И ты, Гришка, копал бы силосные ямы штыковой лопаткой на третьем отделении. Я, Варя, так говорю или нет?

И она поднесла к глазам краешек шелковой розовой скатерти. Не было платочка.

— Не, а я к чему клоню! Не слышите никто меня?  Пилкин нервно отгрыз маленький кусочек ногтя и катал его пальцем по ладони. — Я ж к чему клоню? Обождем ещё! Невелики персоны, гордость тут свою как флаг над головами не носим. А Ванина обождать надо. Он — общее наше спасение как-никак. Да и времени — десять минут девятого всего. Сейчас подъедет. Чувствую.

Мятлев, директор, невестин отец, медленно поднялся. Подошел окну и уперся лбом в стекло. За окном было темно и прохладно. Сентябрь-таки. Перед собой вместо палисадника и вялых георгинов, да осыпающейся желтой акации увидел он просторную комнату, райкомовский зал заседаний. Стол, красной тканью покрытый, члены бюро  на стульях. А в торце стола тогдашний первый — Шагалов. Он глядит из темноты в упор на Григория, стоящего перед бюро в позе виноватого и говорит зло: — Такую шваль как Мятлев мы на любой мусорной свалке найдём. А вот они, со свалки которые, партию и дело общее позорят. Исключать не будем тебя. Ванин упросил. Спасибо скажешь. Но от работы его заместителем мы тебя освобождаем. Есть кто против? Нет! Свободен, Мятлев.

— Черт знает что. Чего оно вылезло-то? — сказал директор, отворачиваясь от видения. Он размял пальцами виски. Сел. Закурил.

— Эй, да что вы все подурели одновременно? — весело заворковала Галина Аркадьевна, сестра Гришина. — Вот проблему слепили на ровном месте! Тоску развели. Похороны у нас или свадьба, черт возьми? Обождем и никаких вариантов! Все подождут. Делов-то! Пошли на улицу, пусть гости сами скажут — ждать Ванина, генерала нашего, или начать «горько» орать и хлестать водку под курочку в тесте? Ну, пошли, пошли!

— Во, шалая! — вздохнула Надежда Афанасьевна Пилкина, но тоже встала и пошла за всеми во двор.

А сестра директорская уже доходчиво разъясняла народу ситуацию. По её версии выходило, что уважаемому Сергею Даниловичу припасено первое слово и первый тост. Как крёстному отцу этой замечательной свадьбы. Потому, что это он упросил обком вернуть Мятлева на своё место. А то жила бы Нинка в Покровке, а Илья в Алдановке. И разошлись бы пути их и любовь не разгорелась. Да и ответит Ванин далеко не на любое предложение. У него их — мильён в месяц. А нам вот не отказал. Уважил. Подождать, в общем, надо! Как, народ?

— Одно слово — «надо»! — крикнул за всех передовой механизатор-орденоносец Косенков. — Мы и трезвые потанцуем — аж пыль столбом встанет. Да, девки?

— Ещё как попляшем! — хором подтвердили веселые женские голоса.

Славик врубил пластинку с фокстротом «Лисичка». Все, кто смог разбились по парам, а подружки Нинкины тоже стали ритмично топтаться посреди двора, смущенно хихикая и стараясь на ходу не слететь с высоких «шпилек».

В комнату, куда вернулись родители и Галина Аркадьевна, лениво вошли молодожены. Нинка швырнула фату на подушки кроватные, а Илья Пилкин расстегнул жилетку на финской «тройке», облокотился о косяк, закурил и стал разглядывать родных и близких.

— А вот без этих штучек, без экспериментов с высочайшими покровителями никак нельзя было?

Надежда Афанасьевна, мама Пилкина Ильи расхохоталась, показывая новые золотые зубы. — Ты вон смотри, чтоб твоя женитьба экспериментом не стала. Вот об чём заботься. А взрослых, ответственных людей понимать учись. Без тебя уж серьёзный народ решил, что делать, не печалься.

— Ну, глядите сами. Ваши деньги, значит ваша и правда, — Илья выбросил к потолку толстое кольцо дыма и вышел.

В половине десятого Мятлев старший тоже во двор вышел. Народу, конечно, поубавилось, но не так чтобы опустел двор. Кто-то ещё за воротами анекдотами перебрасывался. Ржали человек десять. Не меньше. Только дружков Ильи не видно было.

— Да они к Самохину, к деду пошли самогону хлебнуть, — объяснил Пилкин. То ли муж, то ли жених всё ещё. — Придут после двухсот граммов.

Директор Мятлев остановился возле девственно нетронутого стола, взял из вазы светившееся изнутри янтарём яблоко, погрел в ладонях и волчком крутнул его между тарелками  с закуской. Гости глядели на него молча. Понимающе. Врагов не было среди них. Враги по домам сидели.

— Ты, Григорий Егорыч, скажи, когда подойти, мы и подойдем к сроку. Да, мужики? — громко сказал старик Ромашин. Уважаемый. Отработал своё по первому классу. — Как он подъедет, ты к Сашке Прибылову пошли кого, так он нас всех быстро и оббежит. Тут же объявимся!

— Такое, понимаете, дело…Тонкое. Сразу всё не объяснишь, — подключился Николай Пилкин, отец жениха. Но на Егорыча не обижайтесь. Ему самому неловко. Но он Ванина позвал, а тот слово дал, что приедет. Вот Григорий наш и стоит как  витязь на распутье. Направо пойдешь — неизвестно что будет. А налево свернешь — вообще ничего не ясно.

— Да чего уговаривать? Понимаем ситуацию. И Егорыча знаем как мужика слова. Обещал дождаться. Вот и ждёт…

— Ты, Егорыч, Славку пошли  к кому-нибудь  из наших когда «генерал» прибудет. Долго ему на машине проскочить? А нам недолго и обратно собраться. Да, мужики? Да, бабоньки?

— А то! — крикнули все вразнобой.

В двенадцать часов ночи две старых семьи и одна новая сидели молча под навесом. Под фиолетовой лампочкой из гирлянды. От неё подал мертвенный мутный клин слабого света на жену молодую. Или на невесту. Она зевала откровенно, не прикрыто. А фиолетовый свет делал в эти мгновенья лицо её покойницки умиротворенным.

— Не, я не верю! Не может быть, чтобы он просто из вежливости тебе не отказал. Свадьба всё же! Событие. Да и слово своё такого ранга человек держать просто обязан. На кого ж нам, бедолагам, равняться? — Рассуждала Варвара Мятлева.- Ты-то с ним вообще как, Гриня? Нормально? В друзьях?

— Да нормально. В друзьях, — Мятлев ответил устало, грустно и стал рыться в карманах. Папиросы искал.

Ну, это самое! — поднялся Илья Пилкин, муж всё таки после ЗАГСа. — Нинка, слышь!? Брачную ночь всё равно бы мы без Ванина  у изголовья и со свечкой провели? Верно? Хрена он бы торчал у нас в спальне? Потому скажу я, что свадьба, конечно, на сегодня накрылась, но первую брачную никто не отменял. А, Нинок?

Он взял Нинку на руки и унёс в спальню с хохотом и громкими поцелуями.

— Одно на уме! — фыркнула мама Надежда Афанасьевна. — Ну, дурной!

Ну, так а мне что, завтра поутряне народ собирать, или как? — спросил Нинкин брат Славик, накидывая большие полотняные куски ткани поверх салатов и фруктов.

— Само собой. Прямо с девяти и собирай, — Григорий Мятлев нашел-таки папиросы. Достал одну. Смял в кулаке и ссыпал пыль табачную под ноги. — Суббота же завтра. Только трём учительницам на работу. Так что можно прямо с утра. Погуляем пару суток. Не люди мы, что ли?!

В моём посёлке городского типа на удивление не было много легенд и мифов. Самый популярный был о том, что раньше на месте школы стояла психушка, и даже некоторые доказательства были. Наша раздевалка находилась в подвале. По виду очень старое помещение. Самое интересное, приблизительно комнат в этом подвале примерно 15-20. В комнате где все переобуваются было 4 двери. Первая дверь вела в комнаты с вешалками и тир (да, в нашей школе иногда проходят соревнования по стрельбе). Вторая в кладовую техничек. Третье в место где хранятся продукты в мешках(картофель и т.д.) Ну а четвёртое именно то из-за чего появился этот миф. Это был длинный коридор, примерно 50-75 метров. По бокам этого коридора находились входы в какие-то комнаты, по коридору их было довольно много. В самом конце металлическая дверь посередине. Что на самом деле в этих всех комнатах не знал никто. Ещё там почти всегда горел свет, даже если никого внутри не видно. Ну пожалуй самое странное что иногда в этом подвале были слышны крики, причём женские, и не особо громкие. Но я почти уверен что это просто была наша фантазия, но удивляет то что слышали я и все друзья которые там находились, из-за этого мы всегда в панике оттуда убегали)
Хотите верьте, хотите нет, но я этот миф запомнил на всю жизнь)

часть 4

…Утром как обычно проснулись, сняли спортивные синие рейтузы, и кофточку в котором мы все ночью спали, переодели трусики на плавочки и купальники, взяли полотенцы, складной табуретку на котором полотенцы кладем и пошли искупаться, позавтракали и я с сестрой и папой пошли за пресной водой с бидоном и тележной по шоссе в сторону домика «КИНО» о котором я уже писал во втором главе и как и тогда были одеты рубашки и плавки босиком, а на голову надели кепи от солнце к крану-болото пресной воды «?», вернули в палатку и я с сестрой и папой пошли в сторону села Нижнезаморское мимо деревянной обычной колодца с барабаном и ведёркой в сторону автобусной остановки и на рынок, располагалась она недалеко от железнодорожного пансионата, покупали в основном морковь, помидоры и огурцы и арбузы и карточки и лук (помидоры Крымские были просто объеденее и сладкие и больше и их солить не нужно было и так вкусные, не то что московские кислые), накупили продуктов и прошли босиком как всегда к палаточный городок, надо сказать что по колючкам ходить и бегать не так просто, занозу можно посадить иногда, я даже сел на камень у дороги, поджал ногу и начал из стопы занозу (высокщую иглу от колючей травки вынимать, потом у палатки йодом помазали точку на стопе от прокола мазать), со времени мы уже привыкли все к колючкам, только мама никак к ним не привыкнешь, даже на песочный пляж ходила в резиновых шлепки. а я, папа и сестра босиком и даже в пансионат железнодорожный я с сестрой и мальчишками босиком вечерами ходили, одевали сандали только вечером когда перед сном купались и мыли ноги.

После того как пришли к палаткам и все к обеду приготовили и пообедали, я с сестрой и мальчишками отправился с папой в село к бабке за коровьем молоком со стеклянной трехлитровой банкой с целлофановой-пластмассовой крышкой и там я с сестрой познакомились с внучатами бабки в селе Нижнезаморское (домик её как-раз стоял напротив зеленой остановки, недалеко, автобус сюда в село нижнезаморское от Керчи приезжал три раза, а то и четыре раза в день) и так познакомились с её внучатами Оксаной и Володькой (их отца тоже зовут как и сына дядя Володя), Оксанка была ровесницей моей сестры, но выше меня на голову, высокая она была для своего возраста, а Володька был ровесник Серёжи, с дружились, они даже к нам в палаточный городок приходили и мы все ходили купаться на море, я как и все в плавках. сестра в закрытых купальниках, Володька тоже в плавках, а Оксанка в белый трусики купалась, без верха ибо ей как и сестре было тогда 9 лет, а выходя на берег как голая, белые трусики намокалась и становилась прозрачной и все можно разглядеть у неё (мы правда ей об этом не говорили), играли на пляжах сидя на песке в карты, в дураках и в девятку, а то под кустом около палаток в карты и в магнитных дорожных шахматах, шашки и в домино тоже играли.

Как-то на наш берег приплили дохлый дельфин, мы не долго думали. брали за хвост и оттаскивали их сначало на первый мель который был нам по колено, а потом и на второй мель который уже был нам по голове, но можно ощутить землю песок под водою носочком ног и пускали дохлого дельфина и вольны относила его в сторону организованного пляжа с обосранными кабинками для переодевание, там им то что надо, не то что на нашем диком пляже, которые мы периодически очищали от всякой неприродного мусора проходимцев, так мы поступали и с осетрами дохлыми, а один осётр так провонял и облез на берегу, ну трупный запах, что мы брали свои деревянные мечи и так дубасивали его га пляже по мозгам и рёбрам, и смех и грех, а потом закапывали их песком, теперь уже ничего не воняло. но нам пришлось точить мечи в песке и в воде омывать после такой процедуры с осётром, ведь воняло. Вечером как и обычно ходили в железнодорожный пансионат смотреть кино под открытым небом, бывали мы изредка и в платное «КИНО» у дороги , но днём.

Продолжение следует…..

ОСНОВАНО НА РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЯХ.

Мы остановились где то. По всюду деревья, дома, то деревянные то кирпичные, ровный шум мотора нашего «самурая» мешал спать соседям. Те вздрогнули. Бедные, они даже не знают, как им повезло. В этот вечер мы не собирались оставаться на даче. Не думали чудить. Лазить с веранды на балкон, рискуя сломать себе шею, что было вполне себе не оправданно и не осознано. Нет, мы просто собрались на Ману и решили заехать по пути на дачу и взять все, что нам для этого было нужно. Две палатки, пару спальников, пару одеял, большая подушка, носки теплые и не очень. Шорты одни для плаванья, другие для ходьбы. Одна футболка, одни штаны, купальник исключительно для Сашки. Спрей от комаров, кальян, газ, туалетка, зажигалки всех цветов, пару ножей, вилки, ложки, Дошик на утро воскресенья, сосиски сразу по приезду, кура на субботу, свинина позже и еще потом в ночь с субботы на воскресенье. Забыл про кофты, по паре штук на брата, заряженные телефоны и повер банки, две, повторяю две булки хлеба, энтузиазм в глазах, улыбка во все тридцать два или меньше, а так же фонарик который на глухо забыл Тема. Еще двадцать две бутылки пива, плюс для Сашки с десяток сверху и самогон, который увы в этот раз не получился. Но мы не отчаивались. Я узнал, что мы поедем на Ману, еще в четверг и как всегда относя к этому нейтрально, отдых на природе я люблю, но там всегда скукота голимая» благо есть друзья, которые помогут скрасить вечерок другой. Пока я зарабатывал деньги, честным трудом, ребята забивали багажник продуктами и всем необходимым. Самурай сел на коленки, а тут еще и этот заезд на дачу, где после ему пришлось изрядно потрудится, что бы доставить нас в целости и сохранности. Мимо пролетали, поля, деревья, коровы, двадцать километров «гравийки» Урчание в животе и в конечном итоге полосатый шлагбаум. Три сотни с человека, «здрасти» – приехали. Произвели оплату. Проехали, нашли место, я тем временем уже почти спал. Мотор был заглушен и зевающие лица, стали покидать машину. Моя дверь открылась. Тема резко толкнул меня в бок, дескать просыпайся.

— Что б твои дети, тебя так будили! – ответил я ему, сквозь сон.

Мы все выбрались из машины, нас окутал мрак и холод. Свет от фар падал на траву. Мы начали суетиться, скидывать шорты и натягивать штаны и кофты. Ставить палатки. Тема собрал мангал, откопал решетку, мы с Деном почистили сосиски, вышло всем по три. Накрутив горелку на газовый балон, Тема легко и непринужденно разжег огонь. Сашка покромсала огурцы и помидоры. Стол был готов. Мы сели ужинать, а кто то и обедать примерно в час тридцать ночи. Мошкара не достает, пиво и сосиски, что может быть лучше? Денис достал самогон, купленный с проверенных рук, но в этот раз у них, что — то пошло не так. Самогон отдавал лекарствами. Мы выпили по две и решили забросить эксперимент со своим организмом. Сашка пила пиво и правильно делала. Слегка расстроившись и изрядно околев, мы отправились спать. И как всегда, в любом месте в любой компании, я проснулся рано в часов семь. Утрешняя хмарь, застилало небо, лицо помято, голова болит, тошнотики берут, состояние такое себе. В сланцах по росе, иду в общественный туалет. Странно, но в самый ближайший от нас, ходили «сука» все кто только может и не может, прямиком через наш «лагерь». Пришлось отстоять очередь, мне грезил белоснежно белый унитаз с золотым ободком, за 300 то рублей за сутки с человека. Но нет, меня ожидала дырка, вырезанная в стене. Россия – матушка. Закончив свои дела, я вернулся в палатку и лег снова. Меня окружали самые разные звуки, просто оргия звуков. У соседей играла музыка, с другой стороны бесились дети, в соседней палатки храпел Ден. Я молил всех богов, что бы Сашка наконец треснула его в бок, что бы он слегка притих. Но нет, она как оказалось, привыкла к его храпу. В итоге после часа моих мучений и кручений, я нашел позу в которой мне стало так комфортно и немного отпустила головная боль, что я смог даже уснуть. Дома, я бы так сделать не смог. Мне снилось, что мы все проснулись, светило солнце, я вылез из палатки и спросил огромную таблетку обезбола. После я проснулся. Услышал голоса из соседней палатки, это общались Ден с Сашкой. Я спросил сначала у спящего Арчи, если ли у него таблетки от головы. Он промычал что то вроде «Нет». Сашка отреагировала сразу. Таблетка была доставлена точно в срок. Утро началось у нас в час дня. Соседи, кажется не ложились, удивилась Сашка. Наверное только дети спят, добавила она. Мясо и салат из огурцов и помидоров, лучший завтрак. Сначала все замариновал наш шеф бургер. Он же Арчи. Он же Артем. Он же Вася. Для Вас он просто Тема. И так Арчи замариновал курицу и свинину. Первой упала на решетку филе курицы. Положил на одну сторону, подождал, положил на другую, снова подождал, поднял, покрутил, посмотрел. Открыл решетку, отковырял курицу на тарелку. Не стал даже надрезать, приготовилось или нет. Он был чертовски уверен в себе. Делал все на опыте. Курица была готова. Вкусная. Смешиваем кетчуп и майонез еще можно добавить зеленый лук, но мы не стали. Макаешь ешь, по кайфу. К трем часам распогодилось. Солнце то выглядывало из за туч, то снова пряталось, связи нет. Была только у Арчи и Сашки. Без интернета. Телефоны черт возьми где, ни связи, ни цивилизации, вокруг лес и горы и река между ними. Еще бы охотничий домик, удочку и ружье, как сказал Тема и на недельки три остаться. «Только я, река, удочка и хариус».

Мне так приспичило и я решил искупаться, несмотря на холодную воду, ныряешь в одном месте, тебя сносит течением, заплываешь обратно около соседских палаток, за метров двести от своих. Вода холодная, да так что сводит все ниже пупка. Непередаваемое ощущение как на следующий день скажет Денис. Вышел из воды, меня атаковали слепни, позже мы снова взялись за мясо, на очереди свинина. И как обычно, за мясо взялся Тема. Он шваркал туповатым ножиком по волокнам, мучился, долго и упорно, пока я не вспомнил, что где то был второй нож. Наконец мясо было нарезано, замариновано и отправлено под нашего «самурая». Так же из под него, монотонно или обрывисто тискали пиво. Большая пачка семечек, разошлась практически за пол дня. Потом Сашка приметила лавочку и стол. Стол стоял в гордом одиночестве. Лавочка в компании девушек и заправских теток. Арчи долго подстрекал нас, дескать сходите за лавкой. Чертыхнувшись и сопровождая свой поход, фонтаном красноречия, я отправился за лавкой. Я подошел к лавке и обратив на себя внимания теток я спросил, не нужна ли им лавка? Те отшутились, дескать давай пять рублей. Не было настроения шутить, не люблю разговаривать с людьми, самый неразговорчивый отправился за лавкой. Ну точно. В общем махнув рукой тетки отдали лавку. Ден ударил меня дружески по затылку. Какого хрена ты затупил? Надо было предложить обнимашки. Но обнимашки небыли предложены, мы все же ушли с лавкой. Потом пошла очередь стола. Притащили и стол. На одном готовили, за другим ели. Сидели на лавке. Арт «всю дорогу» сидел на кортах или на досках или на земле. Пока жарили свинину, я сидел у костра, солнце давило на спину, жарило будь здоров. Позже после мяса, пива и кстати говоря самогонки, что парни поехали и купили в деревне, у провозглашенной Тети Тани, я завалился на траву и уснул. Проспал так неопределенное время, слюна засохла на щеке. Дождались когда солнце спрячется за горизонт, лучи которого бегали по реке. Мы сходили переоделись в более теплую одежду и начали пить, более позднее, когда стемнело, Дену пришла идея по загадывать загадки, Сашка ее быстро реализовала. Позвонив младшему брату, она попросила его, накидать каких нибудь загадок из интернета. Ленька быстро сообразил и отправил нам уйму загадок. Сашка загадывала, мы пытались отгадывать. Ден отгадал больше всех. Мы с Арчи особо похоже и не задумывались. Потом слегка подпив коктейлчика из колы и самогона я давай рассказывать истории и перемывать кости. Вспомнили сплавы по Мане и Кану. Вспомнили Мельника. Позже, Сашка ушла спать и только слышала из палатки Арию, Сплина и Цоя и наше шушуканье, о том о сем, о старом и забытом. Выпив литр самогона на троих, в качестве коктейлей. Пошли спать. На утро не болела голова, я не чувствовал себя плохо, все путем. Проснувшись увидел, что Сашка не спит. Вскипятили воду. Налили чаю. Сашка сварила уху. Я сидел без дела. Спину жгло. Забили кальян. Сашка перегрела газовую горелку, что сопло аж повело и сплавило. К часу проснулись парни. Поели супу. Голимая вкуснятина. Сказали все Спасибо. От безделья я забрался в палатку, лег спать. Снова уснул. Душно. Проснулся, не успел Ден закрыть палатку да бы устроить там баню, как я из нее вылез и снова со слюной на щеке. Пошли искупались все втроем. Поскольку Сашка не умеет особо плавать, она не рискнула. Проплыв двести локтей и испытав незабываемые ощущения, пошли загорать. Прилегли все кроме меня. Я занимался тем, что пинал баклуши. Мешал апельсиновый сок с недопитыми лекарствами. Не пьянеешь даже. Не обжигает горло. Не греет. Не происходит совсем ничего. В четыре все подорвались, сгорели. У меня только спина. Собрались. Свернули палатки, выбросили мусор, который кстати можно оставить вдоль дороги и его заберет дядька на велосипеде с тележкой. Едем дальше. Уложили все в машину и помчали обратно. Двадцать километров гравия, едем быстро, но аккуратно. Первой увидели беху в кювете, позже паркетник, видимо колесо «на выстрел» и шину размотало в хлам, водитель не сразу среагировал. Дорога реально жуткая. Но мы выбрались (тьфу –тьфу – тьфу) без происшествий. По пути заехали в магазинчик за мороженкой. Потом снова дачи, дерево и кирпичи. Помог полить морковку и лук. Заточил вишни с куста, как я люблю. Сходили в туалет, отправились дальше. Город, девочки в юбочках, пыль и цивилизация, щелканье клавиш на клавиатуре, смс и звонки и сообщения МЧС о погоде, маски и пандемия, снова на работу и спать в одиннадцать и будильник на семь. Сначала завезли Сашку. Потом нас с Деном. Проведали Наталью Михайловну. Разошлись по домам. Дома вымыл посуду, постирал вещи, помылся сам, пожарил гренок, посмотрел разное и лег спать. Завтра, снова рутина, гнет и зашквар урбана.