Эту историю про двух влюбленных, можно услышать в холодные и долгие тибетские вечера в зимнее время. История про любовь, которая была так сильна, что не только преодолела сопротивление родителей, но сумела победить саму смерть, сохранив вечную преданность в любви.

Первый раз их встреча произошла на берегу реки, куда они приводили на водопой своих яков. Они приходили туда каждый день, пока однажды не осмелились заговорить друг с другом. Заговорив, они не могли уже друг с другом наговорится. Неохотно расставшись, они условились завтра встретиться на этом же месте. И были влюблены друг в друга уже к следующей встрече.влюбленные у воды

Последовавшие за этим недели были для них полны тревожных ожиданий и любви. В то время о браках в старом Тибете семьи договаривались всегда заранее, обычно с самого момента рождения своих детей, и поэтому незапланированные союзы всегда считались большим позором. Влюбленные тщательно скрывали от близких свою любовь, но все равно, они встречались каждое утро на берегу реки.

Как-то раз юноша был встревожен больше обычного, в ожидании, когда придет его возлюбленная. И когда услышал, наконец, ее шаги, то задрожал всем телом. Едва обменявшись приветствиями со своей возлюбленной, он открыл ей свой секрет, державший его в таком напряжении. Оказалось, что он ей принес серебряную сережку, фамильную драгоценность, которая была инструктирована красивой крупной бирюзой.

Девушка задумалась, увидев такой подарок, ведь если она его примет, то должна поклясться хранить вечную преданность в любви. Но все же, она распустила свою длинную косу, и юноша вплел сережку в ее черные волосы. И она отдала себя с этого момента во власть любых последствий.

И конечно она не сумела скрыть от испытующего материнского взгляда свои первые порывы любви. Была вскоре обнаружена и сережка. Старая женщина, поняв, как у ее дочери уже все далеко зашло, решила, что спасти честь семьи помогут только самые отчаянные меры. И она приказала своему старшему сыну убить человека, посмевшего вмешаться в дела их семьи. Ее сын очень неохотно подчинился приказу матери. Он думал, что только немного ранит пастуха, но мать ничего ему не сказав, решила перестраховаться и смазала стрелу ядом. Возлюбленный ее дочери умер в тяжких мучениях.

У девушки с горя помутился рассудок, и она решила освободиться навсегда от своих страданий. Добившись разрешения у своего отца посетить похороны своего любимого, она тут же побежала туда, так как его тело уже положили в погребальный костер. Но никто из семьи этого молодого человека не мог зажечь костер, несмотря на все их отчаянные попытки.

И тут к месту, где разжигали костер, приблизилась девушка и к удивлению всех присутствующих сняла с себя накидку и бросила на дрова, от чего немедленно вспыхнул огонь. Затем она сама бросилась в огонь, горестно вскрикнув, и тот мгновенно поглотил их обоих.

Все кто присутствовал на похоронах, от ужаса просто оцепенели. Скоро весть о страшной трагедии дошла и до матери девушки, которая немедленно бросилась к месту сожжения. Она прибыла на похороны сильно взбешенная еще до того, как в костре остыли последние угли, и решив, что ее дочь не может оставаться с этим человеком даже после смерти велела, чтобы их соединившиеся в огне тела были разделены друг от друга.

И чтобы это сделать, она послала слугу за местным шаманом, который поинтересовался, чего возлюбленные при жизни боялись больше всего. Выяснилось, что юноша боялся до ужаса змей, а девушка испытывала непреодолимое отвращение к жабам. Поймали змею и жабу и положили их рядом с телами. Кости чудесным образом немедленно раздвинулись. Затем мать девушки велела похоронить останки на разных берегах реки, чтобы навечно оставить возлюбленных порознь.

Но скоро на новых могилах стали расти два молодых деревца. Очень быстро они превратились в красивые густые деревья и переплелись над потоком своими вытянутыми ветками. И всем кто это видел, казалось, что деревья тянут друг к другу свои ветки, как бы пытаясь ими обняться, а дети, играющие рядом, с испугом рассказывали, что спутанные ветки шелестят очень похоже на шепот влюбленных. Разгневанная мать девушки приказала срубить оба дерева, но вскоре на этом месте выросли новые. И так происходило каждый раз при попытке сделать это вновь. Так они доказали свою преданность в любви и после своей смерти. Их любовь продолжает цвести на этом месте до сих пор.

Тошнота подступила к горлу внезапно. Я резко нажала на тормоз и через секунду почувствовала удар в задний бампер: живот уперся в руль, тело мгновенно покрылось испариной. «Ну вот, приехали, — подумала с досадой. — Только этого мне не хватало». В боковое зеркало увидела, как из догнавшей меня «Ауди» вышел невысокий крепкий мужик лет на пять старше и решительно направился в мою сторону. «Главное — спокойствие», — я резко выдохнула, натянула на лицо виноватую улыбку и опустила стекло.

— Твою мать… — осекся мужик, заметив меня. — Девушка, что же вы творите? — смягчился он. «Господи, благодарю тебя, что посылаешь мне не только подонков», — я поняла, что предстоящие разборки пройдут без рукоприкладства и матов.

— Там все ужасно, да? — кивнула я в сторону заднего бампера.

— Выходите — сами увидите, — нахмурился он.

Придерживая уже слегка округлившийся животик, я вышла из машины. Он отступил на шаг, с изумлением рассматривая меня.

— Е-мое… Ты что, беременная? — внезапно перешел он на «ты». — А муж куда смотрит, б…?! — не сдержался все-таки..

«Все больше на других баб…» — ответила про себя, молча изучая место «стыковки».

— Ну, моя-то тоже пострадала, — попыталась использовать общепринятый способ защиты.

— Ага, скажи еще, что в этом я виноват, — покачал он головой. — Будем ментов звать или сами разберемся?

— Сами, — согласилась.

Мужичок с тоской посмотрел на мой живот и вдруг… подставил локоть:

— Тогда приглашаю в ближайшее кафе — там все и обсудим.

Его жест был настолько неожиданным, что я ни с того ни с сего расплакалась.

— Что, сильно ударилась? — побледнел он, снова переходя на «ты».

— Нет-нет, все в порядке, — отмахнулась я. — Это нервное…

Мы сели за столик:

— Меня, кстати, Виктором зовут, — представился он.

— Рита, — кивнула я.

— Не голодная? Хотя, господи, что я спрашиваю: конечно же, тебе надо как следует поесть.

Он махнул официанту…

— Какой месяц? — поинтересовался Виктор, имея в виду мое положение.

— Шестой, — жуя, ответила.

— Как же муж тебя одну-то отпускает? Еще и за рулем…

— Нет мужа, — пробубнила в ответ. — Ушел, когда узнал, что я беременна. Вы же, мужики, сложностей боитесь…

— Только давай без обобщений, пожалуйста! — оборвал он меня. — А живешь с кем?

— С мамой, — вздохнула я. — Она меня теперь убьет.

— Ну, ты даешь! — рассмеялся Виктор. — Сама скоро мамой станешь, а родительницы боишься. Ладно, не дрейфь, мы ей ничего не скажем, — подмигнул он. — Есть у меня один знакомый — мастер на все руки. Думаю, за пару дней с твоей лошадкой справится.

— Спасибо! Добрый вы, — у меня на глаза снова навернулись слезы. — Вашей жене повезло больше, чем мне, — сокрушенно вздохнула.

Он покраснел и нахмурился.

— Думаешь? А вот супруга так не считала: забрала ребенка и махнула за бугор — тамошние мужики ей больше приглянулись.

— А что так? — удивилась я.

— Работа моя не устраивала… — пожал он плечами. — Я столяр, делаю мебель на заказ. Мне нравится, денег хватает, а вот она стыдилась почему-то: все пилила, мол, диплом имеешь, а вкалываешь простым работягой. Дочку жалко — вырастит теперь такой же фитюлькой, как и ее мать, — вздохнул парень и отвернулся.

Мне стало жаль Виктора: классный ведь мужик — чего его жене не хватало? Я коснулась пальцами его запястья:

— Не расстраивайся, в жизни ничего не происходит случайно: ты обязательно встретишь любовь.

Виктор расплатился с официантом, и мы отогнали наши машины в мастерскую его друга.

— Куда теперь, домой? — поинтересовался он.

Я кивнула и неожиданно для себя улыбнулась: прошло всего пару часов с момента нашего знакомства, а я испытывала неподдельную симпатию к этому человеку.

— Я провожу, — категорически заявил он, — а то еще снова куда-нибудь вляпаешься.

Не знаю почему, но его покровительственный тон был мне приятен. Дня через три мы с Виктором созвонились и поехали вместе забирать мое авто из ремонта.

— А у меня для тебя сюрприз, — заявил он. — Только для этого надо ко мне в гараж зарулить — там мастерская.

В гараже пахло деревом и лаком, на полу валялась стружка. Он стянул покрывало — под ним оказалась детская кроватка.

— Ты что, сам ее сделал? — отчего-то разволновалась я.

— Нравится? Для твоего ребенка… — он покосился на мой живот. — Я еще не закончил, но к сроку успею.

— Да мне не скоро, — я махнула рукой и покраснела от волнения.

…Из роддома меня встречали мама и Виктор. Он бережно взял у меня из рук моего сынишку:

— А мы тут пока с твоей мамой знакомились, — признался, не глядя мне в глаза.

— Мама?! — опешила я.

— Ритуся, детка, — родительница обняла меня, — что ж ты сразу не сказала, что у тебя… — она пыталась подобрать нужные слова, — новые отношения? — и, целуя, шепнула в самое ухо: — Умничка, твой Виктор просто замечательный!

Егорка заснул, мама тоже удалилась в свою комнату, мы остались одни.

— Витя, я тебе очень благодарна, — начала разговор. — И, если честно, ты мне очень нравишься. Но у меня ребенок, и ты не должен связывать себя… — я путалась в словах и внезапно нахлынувших чувствах. — Ты еще можешь встретить свою судьбу!

— Да брось ты, Марго, — сказал он, прижимая меня к себе, — Ты теперь и есть моя судьба! Вернее, ты и Егорка…

Бабушка застав свою плачущую навзрыд внучку, естественно поинтересовалась, что у нее случилось. Причину своего расстройства девушка сначала раскрывать не хотела. Но ведь от любопытных старушек невозможно что-нибудь утаить. Внучка после долгих уговоров сдалась и поведала о своем горе. Оказалось, что она сильно поссорилась со своим молодым человеком.

Девушка думала, что бабушка будет ее успокаивать, и говорить что-то вроде: «Господи и нашла же чем нервы себе портить», «Да он у тебя еще сто раз прощения попросит», «Да он и одной твоей слезинки не достоин» и тому подобное. Но ее ожидания не оправдались, бабушка сказала улыбнувшись:

— Ты по этому поводу так особо не убивайся, а вот плакать ты можешь сколько угодно твоей душе, этими слезами ты лишь укрепишь свою любовь. Ведь плакать от любви не страшно.

Девушка подняла с недоумением свои заплаканные глаза.

— Как бы тебе это объяснить? — задумчиво сказала бабушка. Она в своих объяснениях никогда не признавала заумных теорий и опиралась на свой опыт и практику. – Представь себе, что время это просто вода. И если бы твоя любовь была засахаренной, приторно-сладкой, она не выдержала бы испытание временем. Опустила бы ты ее в воду, и весь сахар в ней и растворится. И став пресной она приесться тебе довольно быстро, а равнодушие для любви это гибель.

А если любовь встречает на своем пути ссоры, препятствия и слезы, это действует как засолка. Вот смотри, продукты то засаливаются в воде. Например, свежий огурец не пролежит и двух дней, завянет, а вот соленый будет храниться намного дольше. Так и слезы твои нужны для засолки вашей любви, продлевая ей жизнь. Да и мне кажется, что настоящая любовь не может быть без слез, это неотъемлемая ее часть.

И бабушка ничего не став больше объяснять словами, взяла просто листочек бумаги, и сложив его пополам, вырезала слезинку-капельку и отдала ее внучке, предложив развернуть листок. Девушка развернула, и на ее ладони красовалось идеальной формы маленькое бумажное сердце. Так что не бойтесь иногда плакать от любви.

Уходя со сцены, поймал на себе влюбленный взгляд стоявшей за кулисами Ксюши. Мельком взглянул в зеркало: ну просто дьявольски хорош, что тут еще скажешь! Высокий, пластичный, с выразительной мимикой и живыми темными глазами… Звезда институтской команды КВН.

Совершенно ясно: надеяться на то, что обращу внимание на нее, вполне заурядную барышню, для Ксюши было бы глупостью. Думаю, она и мечтать о таком не смела. Ей всегда хватало того, что могла находиться за кулисами, подавать мне сценические костюмы и после выступления восхищенно восклицать: «Все чудесно!», «Коля, браво, браво!»

Уходя со сцены под привычные овации, я мельком взглянул на рыжую конопатую девчонку.

«Ну и наградила ее природа! — подумал, саркастически улыбаясь. — Такая забавная…»

Я звезда, я устал, я заслужил бутылочку-другую пива… Надо бы позвонить Лильке. Эта влюбленная кошка готова бежать ко мне в любое время суток по первому зову и делать все, что только пожелаю.

Телефон Лили оказался вне зоны доступа.

«Наверное, зарядить забыла, вот овца!» — подумал с легкой злостью и огляделся в поисках объекта для удовлетворения нормального мужского желания. Ну не привык я себе ни в чем отказывать! Да и с чего бы, когда парень хоть куда? Марина, артистка нашей команды КВН, — та еще фифа. К тому же отец у нее — декан факультета. Тут можно так вляпаться, что завязнешь по уши. Значит, отпадает. Анька влюблена в Пашку, тоже глухой номер.

Может быть, Ленка? Нет, эта остра на язык и слишком умна. Не люблю умных баб — зачем мне проблемы? Еще поднимет на смех при всех. Нет уж, увольте! Хм… И все? Неужели облом?! Ксюша привычно раскладывала реквизит по ящикам. Веер… Скакалка… Толстая книга… Потом она вздохнула и захлопнула крышку. Подкравшись на цыпочках, я закрыл глаза девушки ладонями. Ксюша дотронулась до моих рук, провела мягкими пальцами по моему лицу…

— Коля?! — сразу догадалась она.

— Ах ты, Рыжик! — нежно пробормотал я и обнял растерянную и оцепеневшую от неожиданности и внезапного счастья девчонку.

Обаять девушку никогда не составляло для меня особой проблемы. Не раз проделывал это на спор с пацанами, потому перебоев с дармовой выпивкой не имел. А в данном случае все вообще проще простого — Ксюша без памяти в меня влюблена. И давно.

«Не, ну так не очень интересно! — сказал себе мысленное, но тут же добавил: -Хотя… Почему бы нет? На безрыбье, как говорится…» Ночной город жил своей жизнью. Стрекотали цикады в ближайшем сквере, гулко кричала какая-то птица, раздавались загадочные шорохи и скрипы…

Ксюша как-то сразу обмякла в моих объятиях, горячо и часто целовала и говорила, говорила, говорила… О том, что давно любит, что будет всю жизнь помнить эту ночь и ни на что не претендует…

«Лучше бы помолчала!» — подумал с досадой, начиная чувствовать себя последней сволочью. Просто так, мимоходом, воспользовался чувствами очень хорошей, влюбленной девчонки. Надо же, со мной такое впервые — раньше угрызениями совести не страдал. Если бы еще сегодня утром кто-то из друзей сказал о такой моей реакции на признание в любви, расхохотался бы ему прямо в лицо! Утром в институт на первую пару мы шли вместе, Ксюша льнула ко мне, что-то счастливо рассказывала… Но я ее не слышал. Ночь закончилась, а при свете дня веснушки на физиономии девушки не вызывали никаких романтических чувств. Девчонка, надо признать, так себе, посмотреть не на что. На ступенях перед входом в университет стояла Марина с подругами.

Увидев меня и Ксюшу, она театрально взмахнула руками и с надрывом продекламировала:

— Нет повести печальнее на свете, чем повесть… о любви красавца Николая и рыженькой Джульетты!

Приятельницы красотки угодливо захихикали, а я нервно выдернул руку из-под локтя смущенной Ксении и быстро вошел в здание нашего универа. …Ксюша в тот же день бросила университет и выехала из общежития. Но домой не вернулась.

Порвала все контакты с подругами и удалила свои страницы из соцсетей.

…Прошлой ночью мне приснился сон, в котором Ксюша, счастливо улыбаясь, несла на руках пухленького рыжеволосого малыша. Ветер развевал ее волосы, и они щекотали щеку счастливо хохочущего ребенка… Прошел год после исчезновения Рыжика. Я теперь не играю в КВН — пропал кураж. Зрители перестали мне верить, а искусственными ужимками избалованную публику, увы, не удивишь. Везение куда-то ушло, уверенность в себе — тоже. Кое-как продолжаю учиться — скорее по инерции.

Но самое странное и неожиданное то, что каждую девушку теперь сравниваю с Ксюшей. И это сравнение почему-то оказывается отнюдь не в пользу признанных красавиц.

Она — такая настоящая, живая… Где ты, Рыжик?..

Как только мы с ним познакомились, и буквально спустя встречи две, я поверила в том, что он моя судьба. клянусь: я никогда не встречала таких парней. он очень интересный и смешной. он тот, к кому я не могу подобрать не единого прилагательного. С ним я настоящая. не нужны глупые маски, не нужны мысли о том, что сказать. достаточно, просто быть самой собой. Мне казалось, что он будет у меня хотя бы, как друг [на что-то большее я не могу рассчитывать, ибо на это есть миллион причин]. Но теперь у меня его даже, как друга.

Да, чёрт возьми, у него есть девушка. но я же прошу общения. не надо меня любить, не надо, серьёзно. просто давай дружить, общаться, говорить о небе и о детстве, смеяться и проводить вместе вечера. Я так сильно этого хотела. хотела этого настолько сильно, что потеряла. но, как ни странно, потеряла не из-за своей глупости, а из-за его [а может это и нельзя назвать глупостью], но он сам решил, что так будет лучше. Сказал это не прямо, не завулиарованно. Он просто выбрал её. даже когда перед ним не стояло выбора. Я сняла свои розовые очки и отложила их на самую дальнюю полку. Таких парней я никогда не встречала, но он же встречал таких девушек, как я. Напишу ли я ему ещё? Вероятно, нет. Да, мне больно после сегодняшнего. и пока боль саднящая. надеюсь, она пройдёт. Но я отказалась от моих чувств к нему [слава богу, что они на том этапе, когда я их чётко могу контролировать] и забыла обо всём, что случилось.

***

Не знаю, как лучше начать. Рассказать всю историю с самого начала или просто начать изливать душу. Его зовут Вася. И мы с ним познакомились примерно в марте. Хотя “познакомились” сказано до безобразия громко. Подписались друг на друга в Инстаграме, лайкали друг друга, иногда отвечали друг другу на истории. Мне кажется, что так бы и продолжалось до бесконечности, когда в один день он не прицепился ко мне «под мухой» и не начал звать меня гулять. На что я ему ответила, мол когда будешь трезвый обсудим. В то время, у меня были ещё очень серьёзные проблемы в отношениях с парнем [ну, мы и расстались с ним через два дня]. Вот так и произошла наша первая встреча. Просто спустя 20 минут я чётко поняла, что мне с ним легко. Мы с ним тогда гуляли три часа и просто не затыкались.

Было ощущение, что я ждала этого человека всю жизнь. Он весёлый, интересный и мой. Несомненно, это мой человек. Вторая и третья встречи были такими же. Мы с ним болтали обо всем. И он, и я понимали, что не может быть так легко с человеком, которого видишь второй или третий раз. Но нам было легко. Мы тогда ещё не знали, что четвёртый раз станет переломным. В тот четвёртый раз обстоятельства сложились так, что мы сидели у меня. Сначала я его накормила, попили чаю, а потом решили никуда не идти и посмотреть фильм. А потом он остался у меня на ночь. [Стоит сказать, что у него есть девушка. На момент этой четвёртой встречи у них были проблемы, на грани расставания. Перед этим они расстались на недели две.] Мы смотрели фильмы всю ночь, смеялись, пили чай, говорили обо всем. В часов пять утра решили пойти спать. Легли ко мне в кровать и потом началось. Толкались, забирали одеяло, щекотали друг друга, обнимались. Он хотел тогда меня поцеловать. И мы продолжали толкаться и обниматься. Но он сказал “Давай все это оставим в этой ночи”. Тогда мы с ним заснули в обнимку. А на утро нам и сказать друг другу было нечего. Мы оставили. После этого мы встретились только один раз [с этого последнего раза прошло три недели].

Я ему какое-то время не писала, он мне потом написал и сказал, что скоро будет видеться и постоянно гулять. Но фотографии с девушкой начали мелькать чаще. У них все хорошо. Он, вроде как, мне нравится. Но мы даже никак встретиться не можем. Думаю, что вот и пришёл конец особо не начавшейся истории.

Сегодня я продолжаю тему невыдуманных жизненных историй. Я пишу о них потому, что может быть кому-то, они помогут не попасть в какую-либо не приятную, а в некоторых случаях роковую жизненную ситуацию, или не упустить принятия правильного решения или же ещё что-нибудь. Ну и конечно же просто почитать и отвлечься от своих будничных дел. И так начнём, читаем новую историю…

Разочаровываясь в одних людях, мы клянемся себе, что больше не полюбим. Но жизнь такая странная штука…

В это агентство меня привела бывшая однокурсница Жанна. Она же познакомила меня с Вячеславом. Представляя, сказала: «Это Татьяна. Прошу любить и жаловать!»

— С удовольствием, — пожимая мою руку, игриво отозвался тот. — Не полюбить такую девушку? О, это невозможно! Я почувствовала, как у меня зарумянились щеки. Уж очень импозантным мужчиной был этот Вячеслав: уверенный в себе, холеный, а еще от него приятно пахло дорогим одеколоном И костюм его был не из дешевых и туфли. В общем, я успела рассмотреть его с головы до ног.

Впрочем, он меня тоже. Так началась моя трудовая деятельность в сфере турбизнеса и одновременно с этим — страстная и драматичная история любви. Не смогла я устоять от соблазна принадлежать такому мужчине. Хотя знала, что Владислав восемь лет как женат, что у него есть шестилетний сын, которого он никогда не оставит.

Мне было стыдно красть любовь у другой женщины, той, что имела на неё законное право. Той что тоже хотела быть единственной и неповторимой. Но увы… Страсть была сильней меня. Поэтому я избрала для себя роль женщины второго плана или дублёрши жены, как называла это Жанна. Она знала о нашем романе.

Прошло почти полгода. И тут я заметила, что со мной происходит что-то странное. По началу думала, что это гормональный сбой, однако задержка оказалась слишком долгой. Пришлось отправиться к гинекологу. Тот определил беременность сроком восемь недель. Я была в ужасе. Рожать от мужчины, который не может стать моим мужем? Это исключено.

Прежде чем отважиться на аборт, решила поговорить с мамой. И тут услышала то, чего не ожидала: рожай. Вырастим. Меня твой отец с двумя детьми взял, даст Бог и тебе повезёт… На следующий день состоялся разговор с Вячеславом. Услышав, что я хочу оставить ребёнка, он пришёл в негодование:

— Ты подумала как будешь его поднимать? Или на меня этот груз взвалишь?- Груз?! — Оскорбилась я. — Как ты можешь называть ребёнка грузом?! Впрочем, поступай как подсказывает совесть!

— Я тебе никаких обязательств не давал, поэтому участвовать в воспитании этого ребёнка не собираюсь. Тебе всё понятно?

— Понятно, — кивнула я и горько усмехнулась. — Знаешь, а мне не хочется, чтобы ты воспитывал моего ребёнка. Иначе он мог бы вырасти таким же уродом…

Вот так и закончилась придуманная сказка. Спустя семь месяцев я родила Анютку. Родила здоровенькой. А как только исполнилось пять месяцев, стала искать работу. За Анютой согласилась приглядывать моя мама.

Фирма, куда я пошла работать находилась далеко от дома. Иногда ездила на маршрутке, чаще — троллейбусом. То и дело встречала в нём одного парня. Он всю дорогу на меня таращился. Как известно, обжегшись на молоке, человек дует на воду. Вот и я тоже, помня свой горький любовный опыт, делала вид, что мне все мужики безразличны.

Сима младше меня лет на десять. А еще мы познакомились с ней на работе. Сима достаточно долго была моей подчиненной. Тем не менее, в итоге у нас сложились дружеские, практически сестринские отношения. Сима оказалась очень открытым и добрым человеком, несмотря на то, что жизнь обошлась с ней довольно жестоко. Ей не было и тридцати, когда она осталась с двумя малышами без мужа, погибшего в аварии.

Сами понимаете, когда Симочка поделилась со мной радостной новостью о том, что она выходить замуж, я сначала обрадовалась, а потом задала резонный вопрос:

— А откуда взялся этот жених?

Встречаемся мы довольно часто и я не слышала о каком-либо мужчине, ухаживающем за подругой.

— Понимаешь, — замялась Сима, — Это родня меня с ним познакомила. Очень достойный человек. И мальчишкам отец нужен, — и она беззащитно улыбнулась.

Сразу скажу, Сима имеет высшее образование, достойную специальность и не похожа на «забитую женщину Востока». Но, что говорить, край у нас многонациональный и порой землячества очень активно навязывают волю старших своим более молодым сородичам.

— Давай, рассказывай, что приключилось, — сказала я, понимая, что начинаю закипать.

Оказалось, что буквально на днях какая-то тетушка из дальних родственников, приехавшая погостить к Симе, обнаружила, что племянница не замужем. Она подняла на ноги всю родню и в минувшие выходные пригласила к Симе домой потенциального жениха. Им оказался вполне преуспевающий мужчина. Руководитель предприятия. Вот только возраст этого дядечки давно уже перевалил за шестьдесят.

— С ума сошла? — довольно бурно отреагировала я на ее рассказ, — Зачем тебе старик? Ты молодая. Красивая. А за ним, что — через пару лет ночные горшки будешь выносить? Подруга, ты точно не из тех женщин, которые готовы из-за денег за старика выйти. Да и зарабатываешь ты сейчас прилично. Поговори со своей теткой. Хочешь я сама с ней поговорю?

— Не кипятись, — улыбнулась Сима, — ты же знаешь, ты для меня как старшая сестра. Вот я и советуюсь. Но хочу сказать, что этот « старичок» мне и правда понравился.

Я только фыркнула.

История получила продолжение через неделю. Сима пригласила меня в гости и я, увидев шикарно накрытый стол, поняла, что готовится сватовство «часть вторая».

— Сейчас ты его увидишь, — заговорщически прошептала подруга. — Он уже едет. И, кстати, после моего рассказа о тебе, очень хочется познакомится.

Я пожала плечами, и тут в комнату вошел высокий седой мужчина. Стройный и подтянутый он, поздоровавшись с Симой, подошел ко мне и хитро улыбнулся:

— Ну и как вам старый жених?

Я рассмеялась. Жених оказался хорошо знакомым предпринимателем и ученым. Я несколько раз встречалась с ним по работе и всегда поражалась его обаянию. Знаете, есть такие мужчины, которые независимо от возраста создают вокруг себя необычайно притягательную ауру сильного человека.

— Рада встретится, но я думала, вы женаты.

— Жена умерла десять лет назад, но я предпочитал носить кольцо. Вокруг столько женщин, — он пожал плечами, — а я никого не хотел видеть. Но когда тетушка Симы показала ее фотографию, я словно проснулся. А насчет ночных горшков не переживайте. У нас в семье генетика хорошая.Я родился когда моему отцу было за пятьдесят. Так получилось, что его первая семья погибла на войне. И это был второй брак. Прожил он до девяноста и до последнего дня был бодрым и здоровым. Да и выглядел молодо. Так что, даете свое благословение? А то Сима вас практически старшей сестрой считает.

С тех пор прошло пять лет. Могу сказать, что неравный брак Симы вполне успешен. А недавно за чашкой кофе она призналась:

— Знаешь, он такой потрясающий мужчина во всех отношениях, и я очень рада, что ему уже за семьдесят. Он и сейчас очень привлекательный. А представь, сколько бы у меня было конкуренток, будь он лет на двадцать моложе?!

Так что любви все возрасты покорны.

Мы с Катькой в очередной раз поссорились из-за какого-то пустяка. Она отодвинулась от меня на самый краешек нашей табуретки,отвернулась к окну, а я — к телевизору. Сидим, посапываем.

— Ну, всё, — Говорит печально Катька. — Это не жизнь, надо разводиться!

— Сейчас нельзя, — убеждённо отвечаю я. — Подумай, как мы учебники и конспекты будем делить. Она вздохнула.

— Ну ладно, так и быть. Ещё немного поживём, пока накопим на второй комплект учебников.

Ещё немного пожили, на учебники накопили. Потом снова поругались. Разбрелись по разным углам комнатки: она — к детской кроватке, я — к телевизору.

— Ну всё, с меня хватит. Давай разведёмся! — решительно заявляет она.

— Ты что, — невольно кричу я, — собралась делить финскую стенку?!

Она нехотя кивнула, пожав плечами:

— Ну, ладно. Ещё немного поживём, пока очередь подойдёт на вторую стенку.

Пожили мы ещё, очередь на стенку подошла. А семейного согласия по-прежнему нет никакого. Опять, можно сказать, поцапались. Она тарелку в сердцах разбила, я — выключил телевизор. Потом она убежала в другую комнату, кричит оттуда:

— Изверг! Видеть тебя больше не могу! Разойдёмся сегодня же!

— На старости лет сказались?! — ору я. — По-твоему, это шутка: квартиру, машину и дачу делить?!

Только Катька что-то мне ответить собралась, как наша дочь выглянула из своей комнаты. Зевнула и говорит:

— Хватит вам здесь шум поднимать! Учтите, что я сама с Толиком расхожусь. Дачу я заберу, машину он, а квартиру мы и без вас разменяем. Хлопнула она дверью, а мы с Катькой на кухню вышли, сели на одну табуретку, посидели.

— Ну что ж, Катя, — говорю я ей, — теперь не возражаю. Делить нам больше нечего. Можно и расходиться.

— Дурачок же ты… — задумчиво отвечает она. — А про внука что, забыл, что ли?!

Мы ещё немного помолчали, подумали, а потом всё ж-таки разошлись. Она -к плите кашу манную готовить, а я — в ванную стирать пелёнки…

В школе я была влюблена в одного парня, но в то же время я его ненавидела, ибо мы с начальных классов часто ссорились из-за разных пустяков. Одну нашу ссору я никогда не забуду. Тогда нам было по семнадцать лет. У нас опять завязался спор из-за очередной незначительной мелочи. Страсти накалялись, интонации становились все выше и я со всей дурью ляпнула ему: «Я люблю тебя!», а он быстро и злобно ответил: «И я тебя!». После этого мы быстро сели на свои места. Ненависть переполняла меня. Когда злоба начала развеиваться, я заметила, что в нашем всегда буйном классе подозрительно тихо. Посмотрев вокруг, я поймала ошарашенные взгляды моих одноклассников. И тут до меня дошло. Меня моментально охватил жар, а лицо стало красным в считанные секунды. Я бросила взгляд в сторону того парня. Тот стоял, положив свою голову на парту таким образом, чтобы не было видно его лица. Его уши пылали. Вот так два идиота нашли друг-друга.

Ленинград, 1941 год.

…Они остановились возле дома. Высокий черноволосый красавец и стройная девушка. «Любочка, выходи за меня замуж! Хочешь, внесу тебя в квартиру?» — Георгий, подхватив ее, побежал по ступенькам. Через пару месяцев Люба Соколова станет женой студента театральной школы Георгия Арановского. Впервые она увидела его на лекциях по актерскому мастерству, которые читал Сергей Герасимов. Соколова случайно узнала, что набирается курс при «Ленфильме». И поступила туда, оставив пединститут. Почти сразу у них с Георгием начался роман.

«Мама сказала, что жениться в мае — не к добру, — рассуждала про себя Люба.

— Но что с нами может произойти? Мы

— две половинки, которые нашли друг друга. Нет, свадьба в мае — это счастье».

Через месяц началась война. Мужа из-за плохого зрения на фронт не взяли. Вместе с Любой они рыли противотанковые рвы, работали на заводе слесарями, зарабатывая по 250 г хлеба.

…Когда началась бомбежка, она поволокла Георгия в подвал на себе. От голода и истощения муж еле передвигался. Глаза слипались. Но Люба знала: заснуть

— значит умереть. Она тормошила Георгия: напевала, что-то говорила, держала за руку… И не заметила, как задремала. Что было потом, она помнила с трудом. Долго пыталась разбудить мужа, отказываясь понимать, что он уже умер. Из того подвала ее вывела незнакомая женщина.

Куда идти? Что делать? Зачем жить? Ответов не было. Двадцатилетняя Люба в тихую семейную жизнь: с утра до поздней ночи хлопотала по хозяйству, стирала, убиралась, готовила еду на всех.

Двум девушкам поступило предложение от двоих молодых людей стать спутницами их жизни.

Один им сказал:

— Я не могу предложить ничего кроме своего сердца, и одна из вас может войти в него, если согласится разделить мой нелегкий путь.

Другой же промолвил:

— У меня есть огромный дворец, в котором со своей спутницей я хочу разделить радость жизни.

У каждой девушки было свое представление, как выбирать в любви. Подумав, одна из девушек ответила:

— Предложенное тобой сердце, странник, для меня слишком тесно. Оно все поместится на моей ладони, а я хочу сама войти в обитель и ощутить свет и простор, которые мне принесут счастье. Я думаю, что выбрав дворец, мне не будет в нем ни скучно, ни тесно. В нем ведь будет много простора и света, а значит и счастья будет много.

Предложивший дворец молодой человек, взял девушку за руку и сказал ей:

— Твоя несравненная красота достойна богатства и великолепия моего дворца.

И он увел красавицу в свой прекрасный дворец. А вторая девушка протянула свою руку тому, кто предлагал только свое сердце и тихо промолвила:

— Человеческое сердце самая уютная и теплая обитель в мире. И с этим святым обиталищем не сравнится размерами даже самый красивый и огромный дворец.

И пошла эта девушка в гору по трудному пути с тем, с кем захотела разделить свою радость и счастье. Дорога была нелегкой. Много испытаний и невзгод они встретили на своем пути, но никогда не покидало ее ощущение счастья, и в сердце любимого ей было всегда спокойно и тепло. И в его маленьком сердце ей не было никогда тесно, потому что оно излучало на всех такую любовь, что становилось огромным, и место в нем находилось всему живому. И в конце своего пути, на самой вершине спрятанной под облаками, она ощутила такое тепло и увидела такой лучезарный свет, почувствовала такую необыкновенную и всеобъемлющую любовь, что поняла – какое человек может испытать счастье, если его путь проходит через сердце.

А девушка, которая выбрала богатую обитель, недолго радовалась свету и простору дворца. Она быстро поняла, что дворец имеет границы, каким бы большим он не был. И стал ей дворец напоминать золоченую прекрасную клетку, в которой тяжело пелось и дышалось. Она металась между колонн, выглядывала из окон, но нигде не находила выхода. Все на нее давило, угнетало, душило. А ведь там за окнами было нечто такое, что прекрасно и не осязаемо. И те необозримые просторы, не могли сравниться ни с каким великолепием дворца. И девушка поняла, что того далекого счастья ей никогда не испытать. Но через что именно ведет дорога к этому счастью, она так и не поняла. Она только сильно опечалилась. И эта печаль окутала ее сердце черным пологом, и вскоре сердце перестало биться. Выбрав себе золоченую клетку, она в ней и умерла от тоски.

Люди забыли, что они как птицы, и могут летать. Они забыли, что есть такие необъятные просторы, опустившись в которые никогда не утонешь.

Нужно прилучаться к сердцу, прежде чем делать выбор. Ведь ледяная строгость ума более расчетлива, чем чувствительна. Ведь как выбирать в любви правильно, подскажет только сердце.

Не бывает близкого счастья, за ним нужно идти по длинному, долгому и трудному пути. И в этом и есть смысл человеческой жизни.

Я ехала на работу сонная и хмурая. Вчера опять поругалась с сыном-старшеклассником по поводу его плохой учебы. Всю ночь не смыкала глаз — корила себя за неумение ладить с собственным ребенком, за неспособность убедить его в том, что учиться он должен для своего будущего. И вот сейчас, поутру, в троллейбусе, дремала, прикрыв глаза и полностью расслабившись. И тут услышала негромкий, мягкий, как будто знакомый, но давным-давно забытый голос:

— Это ты, Наташа? Правда? Ну, здравствуй!

Передо мной стояла кондукторша — женщина лет сорока пяти, невысокого роста, худенькая, с короткой стрижкой и крохотными золотыми сережками в ушах. Неужели теми самыми сережками — из нашей ранней юности? А глаза… Они были по-прежнему молодыми, ясными и радостными.

— Оля! — воскликнула я, чуть приподнимаясь с сиденья, будто желая обнять давнюю подругу. — Ты мне не снишься?! Почти тридцать лет прошло! Как у тебя дела. Олечка, расскажи!

А было так. В незапамятные времена, целую жизнь тому назад, две закадычные подружки — одноклассницы — Оля и я — обитали в коммунальной квартире, в крохотных соседних комнатках, двери которых выходили в широкий общий коридор бывшего купеческого особняка. Мы вместе учили уроки, слушали пластинки на стареньком проигрывателе, рисовали акварельными красками незамысловатые картинки, играли в куклы. А еще всеми силами старались заманить в свою девчоночью компанию соседа Антона — мальчика годом старше, красивого и чуть высокомерного. Однако тот предпочитал общаться с друзьями-мальчишками — ходил с ними на рыбалку, катался на велосипеде, вел бесконечные споры о технике. При этом Антон прекрасно понимал, что нравится своим юным соседкам, и часто подшучивал над нами, приглашая в кино по очереди то Олю, то меня. Ему забавно было наблюдать, как одна из нас расцветала от радости и удовольствия, а другая хмурилась и молча уходила в свою комнату тайком поплакать и горестно повздыхать. Летом все дворово-коридорное сообщество — и девчонки, и мальчишки — допоздна сидело на скамеечке во дворе, под старой березой. Антон приносил гитару и начинал довольно неплохо исполнять перед благодарными слушателями модные в то время песни Высоцкого.

Иногда ребята подпевали, но не очень слаженно. Летние каникулы казались бесконечными и включали в себя прогулки в парке и на набережной, игру в бадминтон, купание на ближнем пляже, разговоры обо всем на свете. В такой веселой и дружной компании у меня и у Оли были равные шансы завладеть вниманием Антона.

В тот памятный год, когда нам исполнилось по четырнадцать, лето выдалось особенно жарким, дымы от лесных пожаров окутывали город. Мы по несколько раз в день бегали на Волгу — загорать и купаться. Плавали наперегонки, ныряли, перебрасывались в воде мячиком. Брызги, веселье, визг! Однажды Антон не то в шутку, не то всерьез крикнул:

— А ну, девчонки, кому не слабо переплыть Волгу вместе со мной? Взамен обещаю вечную любовь! Ребята засмеялись, начали толкаться и дурачиться. А Оля вдруг подошла к Антону, взглянула в его карие глаза и сказала просто:

— Я переплыву.

Все вдруг затихли. Антон как будто не поверил ее словам, усмехнулся, произнес небрежно:

— Ну, ты героиня, Ольга. Ценю!

Потом взглянул на девушку пристальнее и понял, что все очень серьезно, что отступать и отказываться уже нельзя: брошенный вызов принят. Дело чести. В пятнадцать лет такими словами не разбрасываются.

Острая тоска, зависть и ревность защемили мое сердце. Я плавала не очень хорошо, боялась глубины и никогда не решилась бы на такую авантюру. Но Антон обещал свою любовь той, кто рискнет плыть с ним вместе. А разве любовь не дороже жизни? Разве за нее не стоит умереть?

Нет, все-таки не стоит. Жизнь ведь одна, единственная и бесценная. А любовь, говорят, может приходить и уходить… Поэтому куда честнее будет и самой не соваться, и остановить этих двух ненормальных, образумить их, уговорить.

— Ребята! Да вы что? — запальчиво крикнула я. — Опасно же! Не доплывете. Здесь больше километра! А глубина-то, какая! Разве вы не боитесь?

— Я боюсь, — честно сказала Оля. — Но со мной поплывет Антон, а с ним мне ничего не страшно.

— Да здесь переплывать запрещено, — упорствовала я. — Смотрите, теплоходов сколько, и баржи ходят, и катера…

Но бесшабашная подружка не пожелала отступать. Она, думаю, успешно вживалась в роль бесстрашной амазонки и верной спутницы Антона, чтобы он любил и восхищался.

— Подумаешь, теплоходы, — сказала Оля нарочито громко. — Волга широкая, разминемся как-нибудь. В крайнем случае, пропустим их, на спинке полежим, отдохнем. Правда, Антон?

— А как же вы потом возвращаться будете? — продолжала настаивать я. — По городу в купальниках разгуливать неприлично — еще милиция загребет.

— Вдоль берега побежим, будто спортсмены, — ответил Антон. — Там же почти везде пляжи, а потом через мост и сразу к вам.

— Да хватит, Наташка, стонать, — сказал кто-то ехидно. — Завидно, что ли, стало? Пускай плывут. Героев на берегу все равно не удержишь. Давайте, ребята, вперед — без страха!

И Антон с Олей двинулись к воде. Вся прочая компания стояла на берегу и наперебой желала отважной парочке ни пуха, ни пера. Я, однако, не переставала надеяться: а вдруг испугаются, а вдруг вернутся? Но сердце мое тоскливо сжималось и подсказывало: нет, они уплывут вместе навстречу своей любви. Ну почему же я первой не шагнула к Антону, не предложила плыть вдвоем со мной? Испугалась? Или моя любовь все-таки была не настоящей — просто детской влюбленностью, перемешанной с азартом соперничества и любопытством: а кто же победит? И когда платой за любовь был назначен риск, возможно, даже смертельный, вот тут-то и стало ясно, что она для меня не столь важна в сравнении со спокойной и благополучной, размеренной жизнью. Жизнь за любовь я не отдала бы!

Страшно даже представить себе, какая огромная глубина на середине Волги и как черная бездонная пучина может разом поглотить ослабевшее тело, и уже не будет ни солнечного света, ни искрящихся волн, ни красивого мальчика, улыбающегося мне. Тут и призадумаешься: а что же все-таки может сравниться с радостью жизни? Интересно, о чем думала и что чувствовала Оля, входя в воду? И почему она выбрала риск?

Между тем юные пловцы были уже довольно далеко от берега — за линией красных буйков. Плыли уверенно, неторопливо, и с берега казалось, что им легко, что они доплывут играючи. И все-таки замирало сердце от их бесшабашной бравады и удали, от страха за ребят, как будто балансировавших на лезвии бритвы.

Вот две темные точки — головы Антона и Оли — как будто слегка покачиваются на волнах от только, что прошедшего теплохода. Это, наверное, страшно, когда волна накатывает на уставшее тело, и, кажется, что не хватит сил взлететь на ее гребень, что она накроет, увлечет вниз, лишит дыхания…

Но, оказывается, бояться-то следовало совсем другого — непредвиденного. Откуда-то со стороны спасательной станции вдруг вынырнул юркий катер и на полном ходу понесся прямо к пловцам.

— Эх! — раздосадовано воскликнул кто-то из мальчишек на берегу. — Это их, наверно, спасатели в бинокль выследили. Теперь им мало не покажется.

Катер подрулил к двум незадачливым спортсменам-авантюристам. С берега было видно, как их поднимали на борт, читали какую-то длинную нотацию, а потом везли к дебаркадеру «спасалки».

Опечаленные зрители уселись на песок, сожалея, что красивый подвиг вдруг превратился в обыкновенный фарс. Теперь им оставалось только поджидать друзей: должны же были спасатели отпустить их, в конце концов. Только одна я радовалась в душе вопиющей неудаче отважной парочки.

Я тихонько лелеяла злорадную мысль о том, что после такого бесславного заплыва вся вечная любовь Оли и Антона растает бесследно, как белый гребешок волны от недавно прошедшего теплохода. Минут через двадцать на мостках спасательной станции показались две понурые фигуры. Оля с Антоном медленно подошли к компании, сели на песок рядышком с друзьями, и Антон, с досадой швырнув камешек в воду, резко сказал:

— Ну, надо же, невезуха, какая! Мы так хорошо плыли и добрались бы до берега обязательно! Всего-то один разок, на волне, Оля воды хлебнула и собралась было тонуть, но я же ей не позволил, поддержал. Мы справились бы! А тут катер — прямо к нам! Когда действительно кому-то помощь нужна, этих спасателей днем с огнем не найдешь, а вот когда их никто не звал, они тут как тут!

— Протокол на нас написали, — жалобно сказала Оля. — Ругали и стыдили до того нудно. Родителей теперь оштрафуют…

— Ну вот, я же говорила, — встряла я в разговор. — Не надо было плыть. Зачем такую глупость придумали? — Замолчи! — резко оборвал меня Антон.

— Ничего не делается зря. С Ольгой мы теперь навек волжской водичкой обручены.

С этого дня Антон приглашал в кино и на танцы только Олю, о чем-то подолгу разговаривал с ней. А я как будто бы раз и навсегда перестала быть ему интересной. Я наблюдала за новоявленной парочкой с каким-то болезненно-горьким интересом и видела, что Оля вся сияет.

А вот особой нежности и блеска в глазах юноши я не замечала. Никогда Антон и Оля не демонстрировали при всех никаких особенных чувств, не обнимали друг друга в шутку, даже под руку не ходили. «Между ними ничего нет, только дружба», — тешила я себя надеждой и всячески пыталась обратить внимание Антона на свою персону с помощью красивой, модной одежды, которой баловала меня мама-портниха, а также косметики, полузапрещенной в те годы для школьниц. Антон все это, конечно, замечал, слегка усмехался, но близко к себе меня не подпускал. Время шло, ребята взрослели. Как-то незаметно, исподволь, в семью Антона вползла беда: заболела мама.

У нее немели руки и ноги, накатывали приступы необъяснимого депрессивного состояния. Она стала плохо ходить. Пришлось уволиться с работы и кочевать из больницы в больницу’. Врачи поставили страшный диагноз: рассеянный склероз, грозящий постепенным омертвением тканей и полной неподвижностью. Трудно пришлось Антону и его отцу, когда мама окончательно слегла. Молча, без жалоб и слез, двое мужчин — зрелый и совсем юный — ухаживали за больной. Лишь бы только она не плакала, лишь бы ей было хорошо с ними до последней минуты. Десятиклассник Антон запустил учебу, казался равнодушным ко всему, и неизвестно, как бы он сдал на аттестат, если бы не Оля.

Она почти поселилась в квартире соседей: кормила тетю Валю с ложечки, обтирала ее, меняла постельное белье. И ничего не требовала взамен. Оля и Антон были неразлучны. И все-таки они оставались только друзьями, как чувствовала и надеялась я. Значит, любовь Антона можно было завоевать! Но как?

Я попыталась было ходить к Антону вместе с Олей, но нелегкая и неприятная работа по уходу за тяжелобольной пугала, отталкивала меня. И как это Ольга ничего не боится, ни общения с умирающей, ни грязных простынь, ни тягостных чувств? Я же от всего этого приходила в ужас, пряталась за Ольгину спину и старалась больше внимания уделять самому Антону, нежели его маме. Однажды Антон грустно сказал: — Да не издевайся ты над собой, Наташка. Ну, не сиделкой и не нянькой ты родилась, а нарядной куколкой, предназначенной для веселой, красивой жизни. Извини, но мне-то сейчас не до веселья и не до твоей красоты. А черную полосу моей жизни ты все-таки принять и разделать со мной не можешь. Не то, что Ольга. Так зачем притворяться?

Мама Антона умерла в апреле. Вечно шумный общий коридор затих, притаился, замер от несчастья, коснувшегося не только Антона и его отца, но каждого в этом доме.

Быстро вспорхнула по лестнице стайка девчонок-одноклассниц, а спускались вниз уже все в слезах, нервно комкая в кулачках мокрые платочки… Все последние дни Оля не отходила от Антона, старалась быть особенно ласковой, заботливой, откликаться на любой его зов. А я боялась этой неестественной тишины, приглушенных голосов, робкого шепота, чьих-то непрошеных слез. Отсиживалась в своей квартире, а когда встречала в коридоре Антона или Олю, отводила глаза. Антон ходил с застывшим лицом, прямой и строгий, молчаливый, а у Оли были красные, опухшие глаза, как будто она плакала с утра до вечера и за себя, и за своего друга.

Со мной Ольга почти ни о чем не говорила: бывшие приятельские отношения давно сошли на нет. Единственный раз Оля остановилась рядом и спросила, как будто бы ни к кому не обращаясь:

— Как же так? За что же Антону горе такое? Я почему-то никак не могу поверить, что тети Вали, такой веселой, быстрой, красивой и молодой, больше не будет с нами. Ты помнишь, как она учила нас танцевать вальс?

— Конечно! Это было на дне рождения Антона. Как хорошо было тогда, весело…

Мне вдруг почудилось, что теперь для меня никогда и ничего хорошего уже не случится, а если и будет, то без Антона. Я его потеряла! Совсем… На кладбище я брела в хвосте похоронной процессии, цеплялась ногами за рыжую прошлогоднюю траву, которая словно не желала подпускать меня поближе к Антону и Оле. А те шли вдвоем, под руку, как будто не видя и не замечая людей вокруг, не слушая вздохи и плач. Они были одни на всей земле, среди чужой, неприветливой толпы. У могилы Антон стоял строгий и бледный, не плакал.

Какая-то женщина спросила меня:

— Это который же сын-то?

— Вон тот, в синей рубашке.

— А что с ним за девчонка? Любовь, что ли?

— Соседка, — холодно откликнулась я, а в ушах у меня звенело: «Любовь! Любовь! Любовь!»

Жизнь постепенно входила в нормальное русло. Я почти позабыла о своей тоске и ревности: слишком много хлопот свалилось на меня в последнее время. Нам с мамой дали ордер на новую квартиру — благоустроенную, с ванной и балконом, выходящим на шумную улицу. Надо было готовиться к переезду, паковать вещи. Тут уж не до Антона и Оли.

В день отъезда я купила торт и разных сладостей, пригласила всех своих приятелей на прощальный чай. Раздаривала на память какие-то безделушки. Антону подарила маленькую статуэтку — коня, а Оле — вазу для цветов. Каждому написала номер своего домашнего телефона (хотя в коммуналке телефонов не было ни у кого), просила звонить и не забывать старую подругу.

Разумеется, никто ни разу мне не позвонил. Я не узнала даже, куда мои бывшие соседи поступили учиться после школы, потому что их старый дом вскоре расселили и все ребята разлетелись в разные стороны, завели новых друзей, занялись своими собственными делами. Так закончилась юность, и началась взрослая жизнь.

Я окончила филфак пединститута, но в школу работать не пошла, а поступила в библиотеку, чему не переставала радоваться: книги, читатели, литературные вечера — все это мне очень нравилось. Вскоре я удачно вышла замуж и родила сыночка Антошку. Про друзей детства почти не вспоминала. Как там сложилась жизнь у Оли и Антона, создали они семью или нет — все это уже не слишком меня волновало.

И вдруг… такая встреча, через 30 лет, когда уже за плечами больше чем полжизни. Нежданно-негаданно нахлынули воспоминания о детстве и ранней юности, о старых друзьях и дворовых играх, о давнем заплыве через Волгу, а значит, и о своей первой влюбленности…

— Как ты живешь теперь, Оля? спросила я и вдруг осознала, что до моей остановки всего два квартала, и мы попросту не успеем поговорить, как следует.

— Я в этом году родителей похоронила, — грустно ответила Ольга.

— Жалость-то, какая… Соболезную тебе. А муж, дети есть?

— С мужем я развелась. Дочке 22 года, она недавно свою семью завела. Внучка уже подрастает. А как у тебя?

— Да я замужем, живу — не тужу. Сынок, правда, не радует: ленится, плохо учится. Но все равно я его люблю. Внучат, похоже, еще не скоро дождусь: парня в университете выучить надо. А у тебя… с Антоном-то, почему личная жизнь не заладилась?

— Так ведь не с Антоном, Наташа. Не получилось у нас тогда, не вышло. Я расскажу…

— Оля, ты извини, но мне пора выходить. Вон моя библиотека, смотри. Опаздывать нельзя.

— Наташенька, тогда возьми вот листок. Здесь стихи… Мои… про Антона. Я всегда с собой ношу…

— Конечно! Я прочитаю! Оля, до свидания. А ты всегда на этом троллейбусе ездишь?

— Нет.

— Ну, все равно, может, еще увидимся.

Дверцы троллейбуса закрылись. Я осталась стоять на остановке под деревьями, грустно провожая глазами троллейбус, словно появившийся из юности и уходящий обратно — в юность. Навсегда… Неужели никогда больше мы не увидимся со старой подругой?

Только теперь я осознала, что не дала Оле ни своего телефона, ни адреса, не пригласила в гости или хотя бы к себе в библиотеку, где среди уютных стеллажей с книгами можно было бы поговорить о жизни, вспомнить старых друзей и Олиных родителей. Почему все так беспорядочно, впопыхах и невразумительно получилось в эту встречу? Да просто я растерялась, ведь за считанные минуты хотелось разузнать о бывшей подруге как можно больше, постараться хоть чуть-чуть приоткрыть завесу над ее неведомой мне взрослой жизни. Но не узнала почти ничего. Да, а что за стихи подарила Оля?

Я развернула тетрадный листок в клетку. Там, крупным разборчивым почерком, лесенкой, как у Маяковского, было написано небольшое стихотворение с посвящением — А. К.

У тебя умерла мама.
Солнце тусклое жжет спину.
Ты стоишь у шиты пряма.
Брови горькой струной сдвинул.
Я возьму часть твоей боли,
Заслоню лютый, злой ветер,
За тобою уйду в поле,
Только ты меня не заметишь.
Будут травы желтеть, плакать,
Почернеют в реке воды.
Под ногами опять слякоть,
Нас с тобой разлучат годы.
Не назвать мне тебя милым,
Только другом — никем боле.
Но, собрав все свои силы,
Я возьму часть твоей боли.

Сердце мое сжалось, в горле застрял какой-то горький комок. Но думала я не о себе, не о своей детской влюбленности, а об Оле. Ну почему так несправедливо распорядилась судьба ее чувствами, настоящими, сильными, искренними? Почему же не вместе Оля и Антон? Где заплутала их любовь, почему затерялась на жизненных тропинках и перекрестках? Ах, какая сложная, запутанная, непредсказуемая штука жизнь! Ей безразлично, о чем мы мечтаем, к чему стремимся, чего желаем достичь. Нет, не всегда человек сам хозяин своей судьбы. Очень часто жизнь распоряжается по-своему, и плачь не плачь, жалей не жалей, а любовь пролетает мимо белой недосягаемой птицей, и только невидимый свет от ее крыльев долго, очень долго может мерцать перед нашим внутренним взором. Наверное, однажды в жизни Антона появилась другая девушка — не просто подруга и утешительница, а любимая, желанная. Почему же ею не стала Оля? Нет ответа…

Я потеряла покой, а в голове постоянно крутится, как заклинание: «Приди же ко мне в библиотеку, Оля, и расскажи, как все было на самом деле. Мне почему-то кажется, что и дочери твоей, и внучке передались по наследству все лучшие черты твоего характера — доброта и самоотверженность, верность дружбе и способность к высокой любви. Найди меня, Оля, расскажи мне обо всем».

Был как-то у меня любовник (между первым и вторым браком). Назову его… Анатолий. Имя, по понятным причинам, изменено (а то еще возгордится, что я про него рассказ написала ).

Познакомились мы с ним у кого-то в гостях, почти сразу друг другу понравились. Был он старше меня лет на 7, симпатичный, уверенный в себе мужчина, разведенный. Единственное, что мне тогда не понравилось — это его бегаюшие глаза… За все время наших встреч не помню ни одного раза, что бы он в упор посмотрел на меня (до сих пор не пойму — как он тогда разгладел всю мою красоту? ). Но в то время этот факт был таким незначительным для меня (вернее, для моих закружившихся от новых чувств мозгов ), что я быстро перестала обращать на это внимание. Взаимная симпатия сложилась у нас быстро и… понеслось… Но не успели мы толком навлюбляться , как его отправили в командировку, и аж на целый месяц! Да…, это было испытание… И стали мы писать друг другу письма, чуть ли не каждый день. Мобильных телефонов тогда еще и в проекте не было , а про компьютеры я вообще молчу. А вот почта тогда работала хорошо!

Письма… письма… А ведь иной раз легче выразить свои чувства на бумаге, чем сказать в глаза… В общем, я тогда особо не стеснялась в выражении своих чувств.

Командировка закончилась, милый мой приехал, опять завертелась любовь… И вдруг через некоторое время выясняется, что он и не разведен вовсе… И хотя в его семье, как оказалось, уже давно было все наперекосяк, вранье Анатолия мне сильно не понравилось, и это был первый звоночек для меня, после которого мои розовые очки стали постепенно сползать… А еще спустя небольшое время обнаружился еще один малоприятный факт — у Анатолия была любовница, которую он бросил после знакомства со мной. И более того — этот «факт» начал меня преследовать! Вот уж я наудивлялась тогда Как говорится — и смех, и грех. Эта бедная брошенная женщина выследила, где я работаю, где живу,.. пыталась скандалы устраивать и мне, и Анатолию. С одной стороны — жалко ее, а с другой — невозможно было без смеха смотреть на то, что она вытворяла… Забежит, бывало, ко мне домой, крикнет: «А не нужно бегать за женатыми мужчинами!» и убежит . Ну цирк просто — а сама-то ты что делаешь?

Да и Анатолий, почувствовав, что мое отношение к нему стало меняться, тоже стал вести себя несколько странно — то упреки на пустом месте, то разборки какие-то, то выяснения непонятно чего… И ведь понимал, что от этого только хуже, но остановиться не мог. В общем, Анатолий мне стал нравиться все меньше и меньше, а его бегающие глаза раздражать все больше и больше. И решила я с ним расстаться… Ага, разбежалась… Он оказался из той категории мужчин, которые не понимают, как это его можно бросить, такого умного и распрекрасного. Хотя, «бросить» — это, конечно, громко сказано. Я очень хотела нормально расстаться, — ненавижу скандалы и прочее. Но не тут-то было… К моему изумлению, у Анатолия оказался талант к гадостям и подлостям. Например, он мог прийти ко мне на работу и довольно изощренно унизить меня перед коллегами… Это было так странно — неужели он думал, что такими методами заставит опять его полюбить?.. И больше всего бесило то, что я не знала, как достойно отвечать на его гадости… (в голову лезли тоже одни гадости ).

Преследовал он меня долго… даже тогда, когда я уже начала встречаться со своим будущим вторым мужем. Но, как говорится — сколь веревочке не виться… Все-таки мне представился случай «поставить его на место» и положить конец всему этому.

Она была очень молода, очень неопытна и очень любознательна. Он был тоже любознателен, не совсем неопытен и почти на двадцать лет старше. И все-таки он мог бы кое-чему научиться у нее: хоть она молода, но она женщина, а он хоть и мужчина, всегда оставался ребенком.

Когда она его тайно посещала, чтобы он вновь и вновь рисовал ее прелестное лицо, он говорил ей:

— Вы можете разговаривать, когда я работаю. Рассказывайте что-нибудь, Дитя мое!

— Я не дитя,— отвечала она спокойно. И умолкала.

Вместо нее говорил он, а его взор в это время непрерывно перебегал с ее лица на лист ватмана и обратно. Она молчала, глядя на него и лишь время от времени говорила: «угу», или «да, да», или «так, так».

— Вы читаете любовные романы? — спросил он однажды. И когда она по обыкновению промолчала, он сказал: — Впрочем, даже если и читаете, ничего в них вы не почерпнете, дитя мое. Нигде вы не встретите такого лицемерия! Нигде так не умалчивают о настоящей жизни, как в любовных романах…

Она пристально посмотрела на него и промолвила:

— Угу…

— А вы знаете,— сказал он в другой раз,— двум любящим почти невозможно по-настоящему стать близкими друг другу. Вы наверное, не согласитесь со мной, дитя мое?

— Я не дитя,— ответила она.

— Один французский писатель,— продолжал он,— попытался наглядно подтвердить эту мысль довольно мрачной аллегорией.

Каждый из двух влюбленных, писал он, похож на человека, наглухо зашитого в полотняный мешок. Они ощущают лишь разделяющую их двойную грубую ткань: они могут лишь предполагать, но не видеть, каков на самом деле стоящий рядом…

Она пристально посмотрела на него и сказала:

— Да, да…

— Вспомните, как древние греки в храмах поклонялись телесной красоте. Вспомните полные поэзии индийские трактаты о любви,— сказал он ей„— Как можно откровенно говорить о духовной стороне любви, презирая, стыдясь, отворачиваясь от любви земной, телесной?

Такие и подобные слова говорил он ей и снова и снова рисовал ее. Так же молча или произнося лишь «да, да», слушала она его.

И вот наступил наконец вечер, когда он в последний раз взглянул на картину и сказал:

— Лучше сделать я не мог, дитя мое!

Она промолчала.

— Хотите посмотреть, дитя мое?

Она молча встала и подошла к картине.

— Могу ли я подарить ее вам? — спросил он.

— Нет,— сказала она.— Мы повесим ее вот здесь, над диваном.

Он удивленно обернулся. Она улыбнулась, посмотрела сначала на одно окно, потом на другое и сказала:

— Нужно будет купить новые занавески. Если, конечно, ты не возражаешь.

Он посмотрел на нее пристально, протянул руки и сказал:

— Ах, какое же я, в сущности, дитя!

Ай-ай-ай! — Кто-то с силой сжал мою руку. Я с удивлением посмотрел сначала на руку, а потом на девушку, которая впилась в нее мертвой хваткой.

— Извините, я так испугалась, что он ее догонит… — услышал я сдавленный шепот.

— Ничего, если что, обращайтесь, — улыбнулся я и вернулся к просмотру фильма.

Ужастик был просто супер. Особенно эти монстры. А когда один из них опять попытался догнать героиню, я снова услыхал:

— Осторожно! Налево! Впечатлительная соседка вновь схватилась за мою руку. А опомнившись, опять извинилась и ослабила хватку.

— Я ненавижу триллеры, — объяснила она, когда на экране пошли титры. — Подруга уговорила меня пойти на этот фильм, а сама не смогла…

— И вы решили умереть со страху!

— Я испортила вам просмотр? Но я действительно испугалась, — оправдывалась она.

А я заметил, что девушка симпатичная. Но долго любоваться мне не пришлось, так как уже через секунду она развернулась и растворилась в толпе. Второй раз я опять встретил ее совершенно случайно. И снова в кино. Я стоял в длинной очереди к кассе, а она стояла в очереди к соседней. Я хотел подойти к ней и как-то завязать беседу…

Когда моя прекрасная незнакомка, наконец, получила свой билет и направилась в зал, я метнулся к этому же окошку.

— Это вопрос жизни и смерти, — сказал я кассирше. — Дайте мне билет на тот же фильм, что и девушке, которая только что стояла здесь. Лучше на соседнее место.

Но свободным оказалось только место в заднем ряду. Я провел полтора часа пялясь в какое-то слезливое мыло с Хью Грантом. Не понимаю, хоть убей, отчего девушки приходят в такой восторг при виде этого надутого индюка. Я запомнил немногое из того, что видел на экране. Зато прекрасно помню запах волос незнакомки. Это был запах корицы.

— Ну и как тебе фильм? — спросил я, когда на экране пошли, наконец, титры.

— Это ты? Который из триллера? — воскликнула она, видимо, очень удивленная.

— Спасибо. Может, я и не красавец, но чтоб из триллера!.. — улыбнулся я.

— Извини. Я — Марина. — Девушка с улыбкой протянула мне свою маленькую руку.

— Роман. Не монстр, — ответил.

Потом мы начали говорить о фильме. Она была просто в восторге от увиденного, а я ей поддакивал. Я терпеть не мог эти бабские фильмы, но как иначе мне было объяснить свое присутствие на этом сеансе? Мы вышли из кинотеатра, и я, вместо того чтобы пойти домой, пошел вместе с Мариной.

— Это мой автобус. Увидимся в следующий раз, — вдруг сказала она, побежала и резво вскочила на подножку. Пока успел сориентироваться, водитель уже закрыл дверь. Эх, мне бы реакцию получше…

Обычно мне не запоминались случайные знакомые, но эта девушка была исключением. Я ловил себя на том, что в кино оглядывался по сторонам, я искал ее, но не хотел признаться в этом даже себе…

А потом настала зима и мне показалось, что одолеть депрессию поможет какой-нибудь неординарный фильм. В этом смысле хорошо было датское кино.

Показ проходил в маленьком студийном кинотеатре. Когда пришел в зал, оказалось, что мест уже нет. «Мог бы прийти на пятнадцать минут раньше, а теперь вот стой, подпирай стенку», — злился я на себя.

— У тебя тоже нет билета? — послышался знакомый голос. Оказалось, что за спиной у меня стоит Марина.

— В третий раз ты не убежишь, — сказал я и крепко взял ее за руку.

В тот вечер вместо кино, мы пошли в кафе. Оказалось, что мы часами можем говорить о фильмах и наши вкусы, как ни странно, во многом сходятся!

С того вечера кино стало нашей общей страстью. Наши руки переплетались, а взгляды были устремлены в экран. Конечно, бывало и такое, что мы приходили в кино не для того, чтобы посмотреть фильм… Согласитесь, не каждая пара может похвастаться тем, что свидетелями самых интимных мгновений их жизни были Арнольд Шварценеггер, Брюс Уиллис, Гариссон Форд! И все же, дружеским посиделкам за пивом у нас всегда находилась альтернатива — очередной просмотр.

Под елку мы положили друг другу коллекционные сборники фильмов. А Марина, вообще, сделала царский подарок. Она заказала для нас места в кинотеатре на Новый год. В программе был бал-маскарад, фуршет и просмотр. Этот вечер я не забуду до конца жизни. В костюмах героев «Звездных войн» мы выглядели полными придурками, но ощущали себя самыми счастливыми на земле. Когда часы пробили полночь и начались шумные поздравления, я вдруг осознал, что хочу остаться с этой киноманкой до конца жизни. Мне казалось, мы понимаем друг друга с полуслова.

Надо было жениться. И тут у меня возник гениальный план! Это влетело в копеечку, но предполагалось, что эффект окупит затраты.

— Достал два билета на «Это любовь!» — с гордостью сообщил я Марине однажды вечером.

— С каких это пор ты полюбил мелодрамы? — несказанно удивилась она.

— Не суди по названию, этот фильм — из ряда вон. Кроме того, там играет Хью Грант.

— Хм… Может, действительно, пойти?..

— Пойдем обязательно! Там, говорят, есть сцена, от которой дух захватывает! — таинственно пообещал я.

И она согласилась.

Когда в субботу мы шли в кино, у меня аж во рту пересохло от переживаний. Марина даже поинтересовалась ничего ли у меня не болит. Видок у меня, надо полагать, был еще тот.

Я попытался отшутиться, но когда билетерша подмигнула, у меня задрожали колени.

— Куплю что-нибудь попить, — сказал я Марине, когда мы зашли в зал. — Я быстро!

Марина, должно быть, пережила не самые комфортные минуты, так как я, следуя своему плану, не явился, и весь рекламный блок перед фильмом она просидела в одиночестве. Наконец, потух свет, а на экране появилась наша фотография с памятного Нового года (там, где она была принцессой Леей, а я джежаем из «Звездных войн»). В зале послышалось хихиканье, Марина сидела как громом пораженная.

Дольше тянуть было нельзя, и я вышел на середину зала. Зажегся свет, а у меня зазвенело в ушах и потемнело в глазах.

«За эту роль ты получишь Оскар», — подумал я и двинул напролом. — Добрый день, господа! Извините, что задерживаю сеанс, но это дело не терпит отлагательств. Мы все пришли сюда не случайно. Вы — чтобы посмотреть фильм, а я — чтобы сделать этот сеанс незабываемым для одного человека. Нет ничего лучше, чем делить увлечение с любимым. Я люблю кино и вот эту принцессу на экране, — делаю последний вдох как перед прыжком в воду и…

— Марина, ты выйдешь за меня замуж?

Моя любимая встала и начала протискиваться между рядами. Она шла ко мне красная как помидор и что-то шептала одними губами. От напряженности момента я был уже на грани обморока. Ничего не расслышал и завопил истошно вглубь зрительного зала:

— Что ты сказала?!

«Да-а-а!» закричали сжалившиеся надо мной зрители. В этот момент Марина, наконец, добралась до экрана и повисла у меня на шее.

— Ты просто псих! Мой любимый и единственный! — прошептала она. — Надеюсь, свадьба будет все-таки в ресторане, а не в кинотеатре?!

Я подхватил любимую на руки и тут в зале погас свет. Начался сеанс.

По молодости я думала, что счастье приходит за хорошее поведение и правильные поступки. Что его можно заслужить, если стараться никого не обижать и всем помогать. Если много и упорно трудиться. И оно придет, вот-вот, нужно еще чуток поднапрячся. Оказалось, что всем помочь невозможно, а прожить, не обидев кого-то, нереально. Что если работа нравится и приносит удовольствие — то почему-то не приносит денег — довольно однобокое и сомнительное счастье. Да и сам факт жизни в напряжении и ожидание неминуемо ведет к разочарованию и упадку веры в себя. Но несколько лет назад меня все-таки пробрало.

Случилось это неожиданно. Я вдруг поняла, что всегда понимала под счастьем немного другое, чем все известные философы. Ведь они твердят обо дном: «Ищи счастье в себе!», «Счастье в умеренности», «Счастье не самоцель, а постоянное состояние здорового человека!» Мне все это долго казалось парадоксом. Потом меня осенило, что чувство эйфории, которое испытываешь от новой любви, от веселья или просто от чего-то вкусного — это кратковременное счастье. Нельзя жить только эйфорией, но многие постоянно ищут именно ее и не замечают реального счастья. Или просто не умеют с ним жить. Ведь проще найти нового партнера и пол-года летать на крыльях, чем работать над отношениями. Ведь проще выпить на вечеринке, а не попробовать осознавать вкус жизни без спиртного. У многих писателей встречаются такие замечание о постоянно выпивающих людях — они пьют чтобы уйти от унылой действительности. Действительность для них слишком тяжела, и они ее скрашивают. Тут уже тоже не до счастья, хотя по началу многие из них чувствовали эйфорию от алкоголя. От сигарет. От наркотиков. От сладкого. От… можно продолжать до бесконечности. Да, еще страх… Как так, я буду счастливой — а в Африке дети голодают. А что скажет тетя Клава из соседнего подъезда. А вдруг меня все осудят. А вдруг я буду выглядеть как идиот(-ка)! (Добавьте свою причину)

После очередного неудачного романа, я вдруг осознала, как ошибалась. Сидя в обломках своей разбитой жизни (которую я сама разбила в погоне за эйфорией), я вдруг прозрела. Счастье — это труд, это каждодневная работа, но очень благодарная, в отличие от обманчивой эйфории. И вот теперь, спустя многие годы после этого прозрения, я говорю спасибо своему счастью. Потому что ощущаю его каждый день (Даже если день неудачный, мрачный, тяжелый и пр., пр., пр…) Потому что оно всегда со мной. У меня есть семья, любимые и дорогие мне люди. Они всегда меня поддерживают во всех начинаниях и получают поддержку в ответ. Да, я не идеальна, и они это прекрасно знают. Но это не влияет на наши чувства друг к другу — и вот это уже счастье, знать, что ты любишь и любима не за мифически-идеальное поведение. А просто так!..

У меня есть интересная работа, которая приносит мне удовлетворение, она творческая и перспективная в финансовом плане. Это тоже счастье. Счастье, которое ты сам создаешь каждый день.

Счастье — это внутреннее спокойствие, уверенность в себе и людях, с которыми идешь по жизни. Спасибо всем, кто помог мне найти мое настоящее счастье внутри себя. Спасибо всем, кто позволяет делится им с другими — моими родными, друзьями и вами, читателями. Будьте счастливы!

Девчонка понравилась мне с первого взгляда, но она оказалась диковатой, необщительной. А жаль, я бы за такой поухаживал…

После месяца напряженной работы я дал сам себе отгул, чтобы поспать. Приходится поздно ложиться: бегаю по вызовам, ремонтирую сантехнику. Посмотрел телевизор, завалился в кровать, а уснуть не могу: слушаю шаги в квартире сверху — легкие, скользящие. Это Дина, моя квартирантка. Так вышло, что верхняя квартира тоже моя. Однажды потратил на нее все накопленное, думал поменять две на одну большую: тогда у меня невеста была. Но с невестой не сложилось, и я стал квартиру в аренду сдавать. Вот девушка и пришла по объявлению. Молчаливая, не видел я раньше таких необщительных красоток, но платит исправно. Дина, красивое имя, интересно, что оно означает? Был когда-то фильм про дикую собаку динго. Эта Дина тоже диковата, а жаль, я бы за ней поухаживал…

— Откройте! Открывайте скорее!

Меня разбудили крики и громкий стук в дверь — оказывается, я уснул. На пороге стояла испуганная Дина.

— Потоп! Кран… Быстрее!

— Кран не закрыла? Сейчас.

Она не преувеличила: в квартире был действительно потоп. По полу разлилась вода, плавали тапочки. Девушка сидела на табурете, поджав ноги. Я сразу отправился в ванную.

— Ну вот же два крана, могла бы и сама воду перекрыть, — проворчал я, поворачивая вентили.

— Вы же сантехник! Почему у вас в квартире краны такие? Нормальный кран поставить — разорение?! — она так кричала, что я оторопел. — Для квартирантов все поломанное ставите, а себе с женой нормальное? — она неожиданно разрыдалась, и я не стал кричать в ответ.

— Спокойно, милая. Во-первых, я не женат, с чего ты взяла? А с кранами такое бывает. Может, и недоглядел, извини. Успокойся только…

Все еще всхлипывая, она умудрилась изогнуть дугой бровь и высокомерно заявить сквозь слезы.

— Что это ты ко мне на «ты» обращаешься, мы на брудершафт не пили.

Я рассмеялся:

— Полегчало? Мы, сантехники, такие: всем «тыкаем», пьем не просыхая. Да? Так ты думаешь?

Она выскочила из ванной, хлюпая водой. Я сходил за инструментами, заодно посмотрел на потолок, чтобы оценить размеры ущерба. А самому весело: вот и повод ремонт сделать, давно хотел. С потолка в ванной капало, в комнате обои отклеились.

— Хозяин! — дверь я не закрывал, и Дина зашла ко мне. — Вот, все мои сбережения, — сказала она, протягивая деньги.

Отодвинул ее руку:

— Тут даже на клей для обоев не хватит, — однако, посмотрев на убитую горем девчонку, поспешно добавил: — Ну-ну, я пошутил. Ничего не надо, все равно ремонт хотел делать. Это ведь потоп не всемирного, а местного значения. Пошли кран чинить.

Разобрал кран, так и есть: резьбу сорвало. А почему вода не ушла в сток? Ага, так она его закрыла…

— Дина, почему у тебя сток закрыт? — я розы положила в воду, чтобы не завяли, — ответила она, подходя.

— Жених подарил?

— Нет у меня жениха. С чего ты взял?

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись…

Кран я починил, а вот ремонт затянулся, что и понятно: у меня работа. Но вечерами старательно ровнял стены, перебеливал потолок.

— Я буду помогать. — решительно заявила Дина.

— Милая, к физической работе ты не пригодна. Профессия какая твоя?

— Ну, искусствовед. И какая я.тебе милая?

Я улыбнулся:

— А что, разве нет? Давай лучше поесть нам приготовь.

Так дальше и пошло: я ремонтом занимаюсь, Дина — обедами. Попутно о жизни разговаривали, об искусстве и прочем. Оказалось, у нас очень похожие вкусы в литературе и кино.

— Слушай, я и не думала, что сантехники такие интересные бывают, — призналась она однажды.

— А я не знал, что искусствоведы умеют так готовить!

Вечером по телевизору мелодраму показывали, мы сели рядышком — посмотреть. Каким-то образом наши руки встретились, потом губы… Все-таки, видимо, судьбой назначено двум моим маленьким квартирам стать одной большой.

Наша история началась, когда я ещё только-только пришёл из Армии, молодой юнец полный сил и юношеского максимализма. Она – яркая, красивая обратила на меня внимание и жизнь, словно приобрела совершенно новый смысл – я старался сделать все возможное, чтобы она была счастлива. А уж когда родился сын, я был на седьмом небе и не знал, куда бежать от счастья. Я сделал для них всё. У нас была собственная квартира и всё что нужно для нормальной жизни. А как я её любил… Я любил смотреть, как она засыпает и не мог налюбоваться её роскошными золотистыми локонами, не понимая, за что же мне дано такое счастье….

Но время прошло и я понял, что она не единственная и появилась другая, а потом третья … да так меня затянуло всё это, что я решил уйти из дома. Ушёл как настоящий джентльмен, ничего не взял. Думал, а что здесь такого – с сыном буду видеться, деньги давать.. главное чтобы в любви жить, а не в обмане. С тех пор прошло много времени, она до сих пор одна и я уже давно один… Иногда я смотрю, как она гуляет в парке с сыном и не могу никак решиться, чтобы подойти и просто спросить – Как дела? Кажется, с возрастом она становится ещё красивее… Я смотрю, как развеваются её золотистые локоны, как искрится её улыбка – кажется она счастлива.. Какой смысл всё портить снова? Я долго смотрю ей вслед и возвращаюсь домой в свою скучную унылую комнату, падаю на кровать и тупо смотрю в потолок… Любовь зла…

Конечно, я помню, каким образом попала ко мне эта открытка, кто ее отправитель и кто адресат. Но фамилии указывать не буду, хотя и его, и ее уже давно нет в живых. Ушедшие из жизни тоже имеют право на личные тайны.

Вот текст, на посторонние глаза не рассчитанный: «Огромное счастье хочу я тебе. С новым 1961 годом, Анютины глазки! Желаю цвести Вам в хрустальном сосуде! В общем! Я твой верный друг, не поэт и не супруг, но люблю тебя, моя маленькая, вечно желанная Аннушка. В.»

На открытке букетик анютиных глазок в простом стакане. Я думала – акварель хорошего мастера, но прочла: «Цветное фото А. Шерстнева.» Выпущена открытка Министерством связи СССР на фабрике Гознака в 1960 году. Штемпелей на почтовой карточке нет, ее отправляли в конверте, как и все письма и поздравительные открытки в течении семнадцати лет.

Мужчина и женщина познакомились на автобусной остановке, возвращаясь из командировок, каждый из своей. Три с лишним часа, пока автобус шел до Челябинска, изменили их жизнь. По крайней мере на семнадцать лет.

Ей сорок шесть. Полтора года назад овдовела – муж умер от последствий фронтовых ранений. Служащая: средний руководящий состав областного уровня. На руках старая мать и сын-студент.

Он моложе. Инженер, мотающийся между своим проектным институтом, заводами-изготовителями и полигонами. Типовой семьянин: жена, двое сыновей-школьников.

И вот – любовь, на которую оба не рассчитывали. Думали – увлечение, легкий романчик. А оказалось вон как – на долгие годы. Он даже собрался было уходить из семьи. Но она сказала, что не намерена делать сиротами двух мальчиков.

Так и существовали по своим семьям, встречаясь тайно. Впрочем, затеряться, сохранить в тайне амурные отношения в большом городе ничуть не легче, чем в маленьком поселке. Как пелось в популярной тогда песне из кинофильма «Дело было в Пенькове»: «От людей на деревне не спрятаться, нет секретов в деревне у нас. Не сойтись-разойтись, не посвататься в стороне от придирчивых глаз».

Оба жили в коммунальных квартирах да еще и в ведомственных домах. С первых же встреч полетели анонимные письма его жене, в партком учреждения, где работала героиня «преступной связи», поступило заявление соседки-сослуживицы, требующей, чтобы было создано и рассмотрено на партсобрании персональное дело, дабы прекратить «этот разврат».

Но жена почему-то не среагировала так, как от нее ждали, и партком не счел нужным раздувать дело. Повезло. Могли бы и жизнь людям поломать.

Так продолжалось, повторяю, семнадцать лет и закончилось тогда, когда ему пришлось, чтобы помочь жильем одному из уже взрослых сыновей, переехать в другой, очень далекий город. Впрочем, оба были уже не здоровы…

А открытка с анютиными глазками попала ко мне так. Где-то в первой половине восьмидесятых мне надо было сделать материал по поводу юбилея той системы, в которую входило управление, где когда-то работала наша героиня. В управлении мне посоветовали обратиться к ветерану. Но придется посетить эту женщину на дому, поскольку весьма стара, больна. «Не беспокойтесь, – заверили меня, – она в трезвом уме и здравой памяти. Она знает про нас все, начиная с сорок первого года, помнит всех.»

То, что мне требовалось, она сообщила четко, понятно даже для такой невежды в этой специфике, как я, вспомнила наиболее интересных людей отрасли, причем с яркими деталями.

Я уже закрыла блокнот, собираясь уходить, но – не тут-то было. Старушке очень хотелось поговорить, причем не о месте ее бывшей работы. Она была очень одинокой: мать умерла, сын жил отдельно, да и вряд ли ему надо было рассказывать о том, чему он ребенком был свидетелем. А говорить ей невыносимо хотелось именно о тех семнадцати годах.

На ее прикроватной тумбочке лежала эта открытка. Думаю, она приготовила ее заранее, как повод начать этот разговор.

Очередной профессиональный кошмар! Так бывает часто: встречаешься с человеком по конкретному делу, автоматически стараешься расположить собеседника к себе, вызвать на откровенность… Если это получалось, надо быть готовым, что доверят и то, что тебе лично знать совершенно ни к чему: историю жизни человека, сидящего напротив. Даже, если это интересно, у журналиста зачастую просто нет времени выслушивать лишнюю информацию. А как избежать этого, не обидев человека, доверившего тебе заветное?

Вот в тот раз мне было очень не до чьих-то любовных историй. Срочно сдавать материал об учреждении – юбиляре. Дома маленький сын и больная мать.

Записать «про запас»? Для газетной страницы тех лет вряд ли что-то можно «выжать». «Сюжет для небольшого рассказа»? Но я не писатель.

К тому же, каюсь, я отнеслась к воспоминаниям, что обрушились на меня, с некоторой иронией. Вспомнила слова Ахматовой о паре ее знакомых, людей «в годах», демонстрировавших всем свою вдруг вспыхнувшую страсть: «Любовь – дело молодое.»

Короче, я, слушала, но как можно вежливее постаралась убыстрить рассказ старой больной женщины, отмечая про себя: «В магазин забежать уже не успею, а дома – шаром покати…»

Я нетерпеливо: «Спасибо!» И – бегом. По дороге заскочила в магазин. А там – сосиски! Повезло.

Накануне нынешнего года я искала какой-то вдруг понадобившийся документ. И наткнулась на открытку с анютиными глазками. Тут же вспомнилась та, что мне ее навязала с самыми добрыми намерениями.

Посмотрела я открытку повнимательнее. А там год, с которым поздравляет неизвестный мне «В.» свою вечно желанную Аннушку: 1961. То есть было это как раз полвека назад. Я совершенно чужда всяческой мистике, но в появлении открытки ровно через 50 лет после того, как была написана и отослана, право же есть что-то инфернальное.

Принесла ли она мне счастье, как того пожелала Аннушка? Не знаю. Трудно понять, что из состоявшегося было счастьем, а что так: поблазнило и – все.

Из всех грехов самым страшным я считаю зависть. От нее все остальные грехи отпочковались. Но женщине этой, которой уже давно нет в живых, завидую запоздалой завистью.